С теми же идеями он и сходил со сцены.
* * *
В ночь на 30 апреля доставлен к Гитлеру начальник госпиталя рейхсканцелярии профессор Хаазе.
«Гитлер показал Хаазе три небольшие стеклянные ампулы, вложенные каждая в футляр от винтовочного патрона, — рассказывает присутствовавший при этом Раттенхубер. — Гитлер сказал, что в этих ампулах содержится смертельный, мгновенно действующий яд и что эти ампулы он получил от доктора Штумпфеггера. Гитлер спросил профессора, как можно проверить действие этого яда. Тот ответил, что можно проверить на животных, например на собаке. Тогда Гитлер предложил позвать фельдфебеля Торнова, который ухаживал за любимой собакой Гитлера — Блонди. («Эта собака, — отметил два года назад Геббельс, — может позволить себе в его бункере все что угодно. В настоящий момент она самое близкое ему существо».) Когда собака была приведена, Хаазе раздавил плоскогубцами ампулу и вылил содержимое в раскрытый Торновым рот собаки. Спустя несколько секунд собака начала дрожать и через тридцать секунд сдохла. После этого Гитлер приказал Торнову проверить позднее, действительно ли собака мертва.
Когда мы вышли от Гитлера, я спросил Хаазе, что это за яд в ампулах и гарантирует ли он мгновенную смерть. Хаазе ответил, что в ампулах содержится цианистый калий, действие его мгновенно и смертельно.
Это был последний раз, когда я видел Гитлера живым».
* * *
Пресловутый Венк испарился. Еще 21 апреля Гитлер снял войска с Эльбы, открыв американцам путь на Берлин, но они были еще далеко. Чтобы оттянуть час своей гибели, Гитлер отдал приказ: взорвать заграждения на канале и затопить метро, куда проникали штурмовые отряды Красной Армии, рвущиеся к правительственному кварталу. Гитлер отдал этот страшный приказ, зная, что в хлынувшей воде погибнут тысячи его соотечественников: раненые, женщины и дети, находившие убежище в шахтах метро.
Гертруда Юнге, секретарь Гитлера, — она перепечатывала на специальной машинке с крупным шрифтом поступающие на его имя бумаги, сопровождала его в поездках, стенографировала его речи, — рассказала спустя месяц:
«30 апреля Гитлер собрал Геббельса, Кребса, Бормана, но какой между ними был разговор, я не знаю. Я к Гитлеру была вызвана позднее слугой Линге, кажется им, точно не помню. Когда я вошла к Гитлеру, то все названные лица находились там, и все стояли. Гитлер попрощался со мной и сказал, что пришел конец, и это все. После этого я вышла из кабинета и поднялась на верхнюю лестничную площадку. Больше я Гитлера не видела. Это было 30 апреля между 15 ч. 15 м. и 15 ч. 30 м.».
30 апреля доложили: со стороны Вильгельмштрассе, откуда главный вход в рейхсканцелярию, прежде осаждаемый журналистами (Геббельс, обходя эту улицу, скрытно проникал через заднюю дверь на тайный сговор к фюреру четыре года назад), русские в двухстах метрах. Тогда на выручку пришла ампула с ядом. Было 3 часа 30 минут дня по берлинскому времени. Роковые стрелки часов!
Ведь в 3 часа 30 минут утра 22 июня по приказу Гитлера Германия начала войну против Советского Союза.
Смерть есть смерть, и телохранители понесли труп через запасной выход из бетонированного убежища, чтобы сжечь его, как им было приказано Гитлером.
«Накануне Гитлер подозвал меня, Линге и Гюнше, — написал об этом Раттенхубер, — и еле слышным голосом сказал нам, чтобы трупы его и Евы Браун были сожжены. «Я не хочу, чтобы враги выставили мой труп в паноптикум». Это заявление показалось мне странным. Но потом мне сказали, что именно 29 апреля Гитлер получил известие о смерти Муссолини и его любовницы Клары Петаччи в Милане, попавших в руки итальянских партизан. Возможно, обстоятельства гибели Муссолини (он был застрелен партизанами и повешен за ноги на площади Милана) побудили Гитлера принять решение о сожжении трупа».
* * *
О том, как протекали события этого дня, 30 апреля, изложили в своих показаниях трое из уцелевших свидетелей — адъютант Гитлера Отто Гюнше, начальник его личной охраны Ганс Раттенхубер и слуга Линге.
Гюнше: В 15.30 он находился у двери приемной Гитлера вместе с шофером Кемпка и начальником эсэсовской команды сопровождения фюрера — Шедле. «Некоторое время мы простояли на одном месте. Внезапно дверь приемной приоткрылась, и я услышал голос главного слуги фюрера штурмбанфюрера СС Линге, который сказал: «Фюрер умер». Хотя я и не слыхал выстрела, я сейчас же отправился через приемную в комнату совещаний и сообщил находящимся там руководителям дословно: «Фюрер умер».
Раттенхубер:
«В это время территория имперской канцелярии уже простреливалась ружейным огнем русских. Я несколько раз заходил в приемную Гитлера и уходил по делам службы, так как обстановка была чрезвычайно напряженная, и я считал своим долгом лично обеспечить должную охрану убежища, ибо каждую минуту можно было ожидать прорыва русских на территорию имперской канцелярии. Примерно в 3–4 часа дня, зайдя в приемную, я почувствовал сильный запах горького миндаля» (цианистого калия).
Его заместитель — Хагель сообщил Раттенхуберу о том, что Гитлер покончил с собой. Старший слуга фюрера Линге подошел к нему и подтвердил это… «Нервное напряжение разрядилось депрессией, и я в течение какого-то времени не мог прийти в себя».
Линге:
«Я поднял тело фюрера, предварительно обернув верхнюю часть одеялом…»
Гюнше: После того как он объявил тем, кто ждал конца в комнате совещаний: фюрер умер,
«они поднялись, вышли со мной в приемную, и тут мы увидели, что выносят два трупа, один из них был завернут в одеяло, другой также, но не полностью… Из одного одеяла торчали ноги фюрера, их я узнал по носкам и ботинкам, которые он всегда носил; из другого одеяла торчали ноги и видна была голова жены фюрера».
Гюнше стал помогать выносившим.
Раттенхубер:
«Из состояния оцепенения, в котором я находился, меня вывел шум, и я увидел, что из личной комнаты Гитлера Линге, Гюнше, личный шофер фюрера Кемпка и еще два-три эсэсовца в сопровождении Геббельса и Бормана вынесли трупы Гитлера и Евы Браун, завернутые в серые одеяла. Взяв себя в руки, я отправился следом за ними проводить в последний путь того, кому я отдал 12 лет своей жизни».
Линге:
«Мы стали медленно подниматься по сорока ступеням к бронированной двери убежища. Эсэсовец открыл ее…»
Гюнше:
«Оба трупа были вынесены через запасный выход бетонированного убежища фюрера в сад».
Раттенхубер:
«Поднявшись наверх, эсэсовцы положили трупы в небольшую яму, неподалеку от входа в убежище. Ураганный обстрел территории не позволил отдать хотя бы минимальные почести Гитлеру и его жене. Не нашлось даже государственного флага, чтобы прикрыть их останки».
Гюнше:
«Они были облиты заготовленным рейхсляйтером Борманом бензином».
Линге:
«Мы не смогли разжечь огонь. Взрывы советских снарядов и пожары, вызванные фосфорными бомбами, производили очень сильные колебания воздуха. Я вернулся в убежище и лишь за бронированной дверью поджег комок бумаги, пропитанный бензином. Выйдя из убежища, я бросил этот горящий факел между двумя телами, которые сразу же загорелись».
Раттенхубер:
«Вспыхнул огромный и жуткий костер».
Линге:
«Но они горели очень медленно, и обугливание было неполным, так как горючее было низкого качества».
Борман, Геббельс, генералы Кребс и Бургдорф, рейхсфюрер молодежи Аксман наблюдали, прячась от обстрела в укрытии, теснясь на лестнице запасного выхода из бункера.
Гюнше:
«После того как трупы, облитые бензином, были зажжены, дверь убежища тотчас же была закрыта из-за сильного огня и дыма. Все присутствующие направились в приемную… Дверь в личные комнаты фюрера была немного приоткрыта, и оттуда исходил сильный запах горького миндаля…»
Еще один день
Накануне, 29 апреля вечером, прибывший в бункер фюрера командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг доложил обстановку: войска вконец измотаны, положение населения — отчаянное. Он считал, что единственно возможное сейчас решение — войскам оставить Берлин и прорываться из кольца окружения. Вейдлинг просил разрешения начать прорыв.
Гитлер отклонил такое решение:
«Чем может помочь этот прорыв? Мы из одного котла попадем в другой. Нужно ли мне скитаться где-нибудь по окрестностям и ждать своего конца в крестьянском доме или в другом месте? Уж лучше в таком случае я останусь и умру здесь. А они потом пускай прорываются».
Но медлить нельзя, в этих условиях каждый час был на счету.
