Более чем через сто дней трагического, безнадежного плавания по «пустому» океану матросы неожиданно увидели землю, – прекраснейший остров Марианской группы, один из красивейших в Микронезии. От берегов Уматака навстречу кораблям Магеллана двинулись сотни маленьких пирог. Треугольные паруса придавали им такую скорость, что казалось, будто прао (так чаморро называли свои лодки) несутся по воде, как бы опираясь на воздушную подушку.
Эта встреча потрясла моряков Магеллана. А так как прао уматакских чаморро напомнили испанским морякам знакомые им формы парусов, распространенные в то время в Италии, то первое имя, которое люди, открывшие Гуам, дали Марианским островам, было нежным и поэтичным – Islas de las Velas Latinas – «Острова латинских (итальянских) парусов». Однако уже на следующий день только что открытый тихоокеанский архипелаг получил иное наименование – Islas de los Ladrones – «Острова грабителей».
Чем же так прогневили чаморро испанцев, что их остров заслужил столь оскорбительное название, которое, кстати, попадалось мне в специальной литературе? Как выяснилось, жители Уматака, восхитившие европейцев своими прао, украли с одного испанского корабля вельбот. Вот такой, казалось бы, незначительный эпизод стал причиной, того, что и остров, и весь архипелаг долгие десятилетия на всех картах мира именовали Островом грабителей.
На другой день после кражи Магеллан отправил в Уматак карательную экспедицию. Так Европа впервые заявила о себе на островах Тихого океана. Эта история мало чем отличается от похожих ситуаций в других частях света, например, в той же Америке, от берегов которой приплыл Магеллан. (Кстати, европейцы жителей Гуама называли «индейцами», так же, как и коренных обитателей Америки, хотя здесь, как и на всех Марианских островах, жили чаморро.)
Каратели убили для острастки нескольких местных воинов и торжественно водворили украденную лодку на место. Чем же ответили островитяне? Когда корабли Магеллана покидали прекрасный залив, чтобы отправиться на поиски новых миров, множество прао вышли проводить европейцев в открытый океан. Местные жители, которых несколько дней назад белые люди безжалостно убивали, теперь дарили им на прощание рыбу и различные продукты.
В память о посещении Магелланом Уматака осталось несколько убитых островитян и небольшой монумент, за которым нынешние чаморро, несмотря на горе, которое белые причинили их предкам, тщательно ухаживают. Они гордятся памятником, ибо какой из островов Микронезии, да и всей Океании, может похвастаться чем-либо подобным!
Вдоль северного берега залива Уматак несколькими рядами тянутся домики чаморро, заменившие прежние хижины. Над поселком возвышается церковь – незатейливое сине-белое строение с высокой башней. Сюда 8 и 10 октября каждого года собираются на храмовый праздник верующие со всего Гуама. Они совершают торжественные процессии в честь Святого Дионисия. Сине-белый храм на берегу синего океана – тоже источник гордости островитян.
После Магеллана в залив заходили и другие корабли, в основном испанские и голландские. Тут побывал, хотя и не выходил на берег, английский пират Томас Кавендиш. Пираты, голландские военные корабли, испанские галеоны ненадолго задерживались здесь, и чудесный остров еще целых полстолетия жил собственной жизнью, хотя формально принадлежал Испании, «солнце над которой никогда не заходит».
5 апреля 1662 года в заливе Уматак бросил якорь галеон «Сан Дамиан», на борту которого находился человек исключительной энергии, полный фанатичного желания выполнить порученное ему дело. Впоследствии именно он круто изменил судьбу Уматака.
Человека этого звали Диего Луис де Санвиторес. Он происходил из древнего аристократического испанского рода из Бургоса. Еще в юности Санвиторес вступил в Орден иезуитов. Вскоре его отправили на Филиппины, которые к тому времени были колонизованы. По пути из мексиканского города Акапулько в Манилу галеон, на котором плыл Санвиторес, на несколько дней задержался у берегов Гуама (здесь обычно испанские корабли пополняли запасы свежей воды и провизии). На острове, открытом сто пятьдесят лет назад, не было ни одного испанца. Кстати, к счастью для всей Микронезии, здесь не проживал еще ни один миссионер. Санвиторес же загорелся выполнить свой «священный долг» в самых глухих, самых «языческих» местах. Вначале он предполагал с Филиппин перебраться в Японию и там заняться «праведным» делом – обращением людей в христианскую веру. Но увидев Гуам, Санвиторес сразу же решил, что никуда отсюда не уедет. Из Манилы он обратился к королю Филиппу IV с просьбой помочь ему в деле евангелизации Островов грабителей. Филипп вскоре умер, так и не успев ответить восторженному миссионеру, но просьба Санвитореса не осталась забытой. Вместо усопшего супруга свое благословение дала королева Мария-Анна. Санвиторес отблагодарил ее за это довольно своеобразно: переименовал Острова грабителей, присвоив им имя королевы Марии. Так что Марианские острова названы так в честь не девы Марии, как многие думают, а королевы, которая Милостиво разрешила группе испанских иезуитов, руководимых Диего Луисом де Санвиторесом, осуществить в этой части Микронезии духовную конкисту.
Иезуиты высадились в Уматаке. Однако надолго там они не задержались, а двинулись на север и основали первую миссию вблизи деревни Аганья, расположенной в устье одноименной реки, впадающей в другой залив на Гуаме – Aпpy.
По традиции вожди Аганьи; играли важнейшую роль в делах чаморро. Санвиторес записал, что тогда в «столице» Гуама стояло пятьдесят три хижины представителей Господствующей здесь социальной группы – «Высоких людей», а также множество хижин «низких». С самого начала Санвиторес сделал ставку на «высоких людей».
Благожелательность Вождей Санвиторес снискал щедрыми подарками и своим красноречием. Один вождь, Купуга, подарил иезуитам земельный участок. Вскоре Санвиторес построил на нём первый христианский храм в Микронезии.
Вначале дела миссионеров шли успешно. В 1670 году Санвиторес писал своей покровительнице королеве Марии-Анне: «Мы обратили в христианство около двадцати тысяч индейцев». На Гуаме в то время проживало около сорока тысяч чаморро, примерно столько же их было на Тиниане, Сайпане и других более мелких Марианских островах.
Но потом миссионеров начали преследовать неудачи. Один из них, брат Лауренсо, окрестил в Анатиане новорожденного; через несколько дней ребенок умер. Местные чаморро решили, что в смерти младенца повинен миссионер, и убили Лауренсо. Он стал первым «мучеником» первой христианской миссии в Микронезии. Вскоре после этого был убит еще один миссионер – Луис Медина и с ним его мирской брат филиппинец Ипполит де ла Круз. К тому же иезуиты неожиданно для себя обнаружили, что на Гуаме живут чужеземцы, которые с антипатией относятся к богоугодному делу. Судьба привела их сюда издалека. Это были индиец и африканец, служившие вместе на испанской шхуне «Ла Консепсьон», которая разбилась у берегов Гуама почти четверть века назад. Третьим, оказавшимся на острове также после кораблекрушения, был китаец, которого чаморро звали Чоко. Он прожил здесь более двадцати лет и играл довольно видную роль на острове. Именно китаец больше всего противодействовал стремлениям миссионеров крестить местных младенцев.
Сами чаморро не все были готовы признать христианскую веру. На Сайпане, например, жители потребовали, чтобы Санвиторес сначала сотворил чудо, доказывающее, что христианство сильнее их собственных верований. После неудач на Сайпане и Тиниане руководитель миссионеров решил сосредоточить свои усилия в деле обращения языческих душ на самом Гуаме. Но ни рядовые островитяне, ни «высокие люди» уже не относились к иезуитам с прежней благосклонностью. В джунглях они убили одного из помощников Санвитореса. Тогда испанские солдаты, прибывшие на остров по приказу королевы для охраны миссионеров, застрелили чаморро Гуафака и несколько десятков других аборигенов.
Иезуиты стали терять своих последователей. Однажды Санвиторес попытался вопреки воле родителей окрестить дочь влиятельного островитянина, некоего Матапанги из деревни Тумон, который сначала принял, а затем отверг веру белых людей. После этого нападения было совершено на самого главу иезуитов. Друг Матапанги, Хурао, проткнул миссионера копьем, а Матапанга его добил.
Смерть Санвитореса вызвала целую волну ответного насилия. На Гуаме происходило то же, что и в Мексике или Перу после того, как туда пришли Кортес и Писарро.
Королева Мария-Анна, некогда разрешившая Санвиторесу отправиться на Острова грабителей, теперь, после его смерти, послала для защиты оставшихся в живых иезуитов новые отряды солдат. Последние под предлогом мести за убийство Санвитореса принялись уничтожать целые деревни чаморро. Меры усмирения, предпринятые солдатами, были настолько ужасны, что против них подняли голос даже сами иезуиты.
