Микронезию буквально заполоняли все новые и новые контингенты прибывающих сюда японцев. Когда императорские войска оккупировали Микронезию, на всех ее островах жило около пятидесяти тысяч островитян. А один лишь Четвертый императорский флот в начале войны насчитывал пятьдесят, а в конце – сто тысяч человек. Кроме того, Япония отправляла во все области Микронезии тысячи сельскохозяйственных рабочих.
С характерным для них упорством японцы превращали заросли кустарников и джунгли Тихоокеанских островов в плодородные поля. Они строили себе дома. Так появились целые японские деревни. Прошло полтора десятилетия, и микронезийские острова превратились в предместье Японии.
Уже в 1930 году в Микронезии жило больше японцев, чем коренных жителей. На Сайпане, например, население увеличилось на тысячу процентов! Во время американского вторжения из тридцати тысяч жителей Сайпана лишь трое были микронезийцами, а остальные, все без исключения, – японцами.
После первой мировой войны Япония получила от Лиги наций мандат на управление Микронезией, хотя во время версальских переговоров о судьбе бывших германских колоний японский представитель барон Макино требовал присоединения островной страны к Японии, прямой ее аннексии.
Мандат или присоединение – результат от этого не изменился. Для Испании и Германии (бывших хозяев Микронезии) этот островной мир был самой далекой и наименее продуктивной колонией. Японию же от Микронезии отделяют всего две тысячи километров. Цепочка островов, расположенных между Японскими островами и первым микронезийским атоллом, уже находилась в руках японцев. Именно оттуда, особенно из перенаселенной Окинавы, перебралось сюда больше всего людей. Микронезия оставалась Микронезией лишь географически. По составу же населения, укладу жизни она постепенно превращалась в новую Японию Южных морей.
Однако за поражением Японии во второй мировой войне последовал и разгром Нанио (как называли Микронезию во времена японского владычества). После капитуляции метрополии; Микронезию вынуждены были покинуть не только все солдаты, но и гражданские лица немикронезийского происхождения. Таким образом, население страны снова резко уменьшилось, и острова ее, по крайней мере этнографически, вновь приобрели свое собственное микронезийское лицо.
Однако следы японской оккупации я встречал повсюду спустя даже тридцать лет после капитуляции Японии. Прежде всего, это остатки военной техники – танкетки, заржавевшие стволы орудий (а на соседнем Этене даже японские боевые самолеты, знаменитые истребители «Зеро»), десятки бетонных дотов. Микронезия – это единственное место в мире, где японская «оборонительная архитектура» сохранилась настолько хорошо, что эти острова можно считать своеобразным военным музеем под открытым небом.
Меня поразило то, что острова Трук, которые в течение тридцати лет так сильно укреплялись японцами, во второй мировой войне не участвовали в боях. Продолжая захватывать все новые и новые менее защищенные микронезийские атоллы, американцы, хорошо информированные о достоинствах этой неприступной естественной крепости, обошли острова Трук стороной. Дублон же они при этом прямо-таки засыпали бомбами.
Хочу заметить, что на Моэне всего один кинотеатр. В течение всех послевоенных лет там демонстрируют фильм – американскую документальную ленту «Бомбардировка Трука». Но картина до сих пор так и не надоела островитянам, которые были когда-то сами свидетелями этих воздушных налетов.
Когда союзники отрезали Дублон от внешнего мира, прервав с ним воздушное и морское сообщение, микронезийский Гибралтар неожиданно превратился в микронезийские «Чертовы острова», тюрьму для десятков тысяч людей: для летчиков, которые не могли подняться в воздух; для моряков, корабли которых пошли ко дну; для строительных батальонов, которым не из чего и незачем было строить новые укрепления. Все они стали пленниками микронезийского Гибралтара и в бездействии ждали вражеского нападения. Однако удара по островам так и не последовало, зато наступил голод. Дублон и все острова Трук, естественно, не могли прокормить и своих хозяев, и пленников. Генералы распустили батальоны и полки. Солдаты взялись обрабатывать поля. Снова наибольший урон понесли местные жители, ведь японцы выкорчевывали хлебные деревья и даже целые кокосовые рощи островитян, а на их месте сажали картофель и другие культуры, которые плодоносили быстрее и давали больший урожай. Под эти культуры заняли всю плодородную землю на островах, но и она не могла прокормить всех солдат. В 1944-1945 годах на Труке и других отрезанных от мира микронезийских островах от голода умерло несколько десятков тысяч солдат. Никто никогда не считал жертв войны в Микронезии.
Последствия трагического пребывания японцев на Труке ощущаются на островах, и в наши дни. Особенно они сказались на народном хозяйстве. Главным и практически единственным продуктом, который островитяне поставляли на внешний рынок, была копра. Вырубив кокосовые плантации, японцы уничтожили основу экономики Трука.
Словно в «награду» за погибшие кокосовые орехи японцы оставили островитянам на Дублоне и в его замечательной лагуне тысячи и тысячи тонн военного снаряжения. Вот и получилось, что главным видом экспорта островов Трук и всей Микронезии стала теперь не копра, а сталь, железный лом, сотни тысяч тонн никому не нужной ржавой военной техники.
Какая ирония судьбы! Микронезия, которая за всю историю не выплавила ни одного грамма чугуна, у которой нет ни одного металлургического завода, вывозит теперь больше всего железа и стали!
Тихоокеанская война длилась всего четыре года, а на Дублоне островитяне убирают ржавую военную технику вот уже более трех десятилетий, но так и не могут убрать. Ее остатки валяются повсюду. Чувствуешь себя здесь словно в огромном военном музее. Видимо, поэтому микронезийцы решили превратить Дублон вместе с водами омывающей его лагуны в Международный парк мира. Все оставшиеся укрепления, потопленные корабли, аэродром в Этене, доки Дублона и причалы войдут в состав этого парка. Великолепная идея – создать такой парк именно здесь, в тихоокеанском Гибралтаре, на атомном полигоне Океании, в этом якобы земном раю, где без согласия его обитателей сменилось столько воинских подразделений.
РОМАНОМ – ОСТРОВ ЛЮБВИ
После острова Дублон вместе со своими новыми знакомыми, учащимися школы имени Хавиера, я совершил еще одну поездку по огромной лагуне островов Трук. На этот раз мы держали курс на восток. Это была удивительная поездка – лагуна сверкала в лучах утреннего солнца, тысячи маленьких серебряных зеркалец плясали на воде.
Лодочник знал лагуну как свои пять пальцев, что очень важно, так как сотня мелких рифов почти подступает к самой поверхности океана. Этот двухсоткилометровый коралловый барьер особенно опасен возле «высоких» островов.
Лавируя между коралловыми сплетениями, мы осторожно проплываем мимо небольшого островка Фало, затем вдоль широкого западного берега острова Моэн, движемся на юг, к узкому холмистому Фефану, формой своей напоминающему лежащую женщину (кстати, на местном наречии Фефан и значит «женщина»).
Теперь наш лодочник направил катер в пролив между южными «высокими» островами Трука – Тсисом и Уманом, а затем повернул на запад к плоскому, с изрезанными берегами острову Тол, похожему на распластавшегося краба.
Наш катер все время меняет курс – на горизонте лагуны Трук то появляются, то исчезают острова. Мне трудно ориентироваться, и вскоре я окончательно запутался.
Передо мной проплывают острова группы Трук. Они возвышаются не более чем на триста пятьдесят метров над уровнем океана, но после низких атоллов Маршалловых островов кажутся микронезийскими Альпами. Гора Винифеи служит нашим ориентиром. Преодолев двенадцать коралловых барьеров, отделяющих Тол от острова Романом, мы, оказываемся у цели нашего путешествия.
Длина небольшого острова Романом – около двух километров, ширина – еще меньше. У овального кратера, горы Винифеи разместились несколько деревень: на севере – Намодру, на юге – Моеи, Вилиси и другие. Ромадом, никогда не играл в истории островов Трук заметной роли. Даже в доколониальные времена он не имел самостоятельности: сначала находился под властью Удота, затем был присоединен к соседнему «царству» Тол. Немногочисленное население острова принадлежит к нескольким родам.
Остров лежит в стороне от морских дорог. Во время моего посещения там не было ни одного белого человека. Иногда сюда, правда, заглядывают миссионеры и периодически наносит визиты американская санитарная служба с Моэна. Черты традиционной культуры Трука на Романоме сохранились в более чистом виде, чем на больших островах. Но и здесь чужеземцы хотели навязать островитянам свои нравы и обычаи. В конце прошлого века на западной окраине Романома обосновался японский торговец, а на восточной – американский. Оба они прежде всего занялись обменом своих винтовок на черепах и трепангов. Чтобы торговля шла бойко, они натравливали одну деревню на другую. В начавшейся резне погибла почти половина населения острова. Оба коммерсанта, прихватив мешки с черепашьими панцирями и богатым урожаем морских огурцов голотурий, покинули Романом. На острове наступил мир. Изолированный от всех островов архипелага, Романом сохранил свою культуру в не тронутом цивилизацией виде.
