– Я помню твои слова, Алим, но так и не понял, почему я должен во что бы то ни стало найти эту лампу и отобрать ее у сопляка Аладдина? Теперь, когда до всесилия и всевластия остались считанные шаги, зачем мне старая лампа? Что плохого может мне теперь сделать джинн, который, возможно, уже и не обитает за ее источенными патиной стенами?
– О повелитель всех магов, да смилуется над этим безмозглым Инсаром небо! Тебе, глупцу, разве не достаточно было моего слова?
– Да что же такого в этой медной рухляди?! Почему ты столько раз предупреждал, чтобы я не брал в руки старую лампу и не давал прикоснуться к ней никому, даже человеку Предзнаменования?
– Ничего особенного в этой лампе нет, кроме, пожалуй, одного… За ее старыми стенками обитает один из твоих немногих врагов, из тех, что еще живы!
– Мой враг? Кто же? Кто тот несчастный, что на свою беду не покинул до сих пор свою бренную плоть?
– Ну-у, с плотью, увы, все в прошлом. И враг это более страшный, чем я мог предположить еще несколько лет назад. Это твоя жена, красавица Хусни!
– Хусни? – казалось, недоумению Магрибинца не было предела. – Да что плохого может мне сделать призрак дочери старого учителя?
– О Аллах, и этот маг имеет наглость называть себя великим! Не призрак там обитает, а джинния, в которую ты превратил свою жену в ту ночь, когда осмелился вызвать самого, да хранит меня Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими, Иблиса Проклятого!
– Да, теперь я вспомнил… Но разве может мне причинить вред моя бывшая жена, даже если она стала джиннией? Она же по-прежнему любит меня…
– Твое самодовольство беспредельно, несчастный… Она не любит тебя, не любит с той самой минуты, когда ты собрался променять ее жизнь на еще одну толику черной колдовской силы. Я, быть может, и зря говорю тебе это… Ведь ты, по обыкновению, пропустишь мои слова мимо ушей… Но знай, что в тот миг, когда лишилась Хусни тела земного, она наложила на тебя самые страшные проклятия, какие только могут отяготить жизнь мужчины-мага…
– Проклятия? Но как она вообще попала в старую медную лампу? Как оказалась в пещере Предзнаменования? И почему ты знаешь об этом, а я не знаю?
– Ты не знаешь об этом только потому, что никогда не хотел об этом знать. Мне известно это уже много лет, но ты никогда не спрашивал меня, куда делась Хусни в тот миг, когда в магическом круге воздвигся Иблис Проклятый.
– И куда же она делать? – в голосе Инсара-мага все явственней слышались нотки недоверия.
Не то чтобы он совсем не доверял неспящему Алиму… Скорее, ему удобно было не верить своему советнику, удобно было считать, что именно он, маг по прозвищу Черный Магрибинец, знает обо всем на свете и только в его власти истина.
Алим прекрасно это понял. И со вздохом, каким только и можно было выразить всю ненависть и презрение к своему поработителю, он проговорил:
– Вспомни, несчастный… Вот в твою опочивальню врывается отец Хусни, наш великий учитель… Вот в языках огня пропадает Иблис Проклятый… Вот превращается в сиреневое облако твоя красавица Хусни, не в силах преодолеть заклятия, которые наложил на нее покровитель черных магов…
– Я помню все это…
– Тогда ты должен помнить и то, как наш несчастный учитель, увидев, что стало с его дочерью, вне себя от горя, проклял тебя проклятием вечного скитания и спрятал то, что осталось от его любимой дочери, в лампу, что стояла в изголовье вашей постели…
И в этот миг Инсар-маг вспомнил все… Все, что раньше было закрыто черной пеленой от его мысленного взора. Все, от первого шага садящегося солнца до страшного крика его жены, красавицы Хусни, что стала пешкой в его великой игре с самим покровителем черной магии.
Но началось все в их опочивальне. В тот единственный раз Инсар-маг позволил себе не быстротечную страсть, какой ему обычно хватало, чтобы почувствовать себя хозяином положения, а долгую неторопливую ласку.
Позволил, ибо знал, что самое лучшее для него, так долго ожидаемое, произойдет куда позже, когда в магическом круге появится лик властелина черных магов. Но для этого надо было дать насладиться той, чья жизнь вот-вот будет обменена.
В тот раз Инсар-маг начал с весьма опасной игры – узким ножом он стал срезать с Хусни ее одежды. Та, не удивившись, приняла условия этой странной игры. Похоже, ей нравилось то, как узкое лезвие скользит, едва касаясь ее кожи. Сердце Хусни гулко стучало, она боялась пошевелиться, чтобы не порезаться.
Вот распались на две половинки шаровары, вот пришел черед батистовой рубашки.
Холодное лезвие скользило по дрожащему телу, все больше и больше разрезая прозрачную ткань, пока, наконец, рубашка не раскрылась, оголяя грудь. Хусни распахнула глаза. Она хотела видеть все, что делает этот незнакомый мужчина, так похожий на ее мужа. Ей хотелось прочитать его мысли, чтобы понять, что будет дальше.
И вот наконец разрезанная сорочка, скользнув по ее бедрам, упала на пол. Но Инсар не прекратил своей странной игры. Теперь узкое лезвие, едва касаясь тела, скользило вниз. В тот миг, когда оно обожгло холодом кожу живота, Хусни вскрикнула. Инсар поднял на нее глаза, блеснувшие новым, незнакомым светом, и усмехнулся.
– Боишься, жена моя? Тебе страшно?
– О нет, мой возлюбленный. Я ничего не боюсь, когда ты со мной.
– Это мудро, звезда моя! Ибо все только начинается. Доверься мне, и ты не пожалеешь ни об одном миге.
Ее муж, похоже, вовсе не находился во власти желания. Не сняв с себя даже черного кафтана, он наклонялся все ниже, пока Хусни не ощутила на своей груди его горячее дыхание. Соски ее затвердели, а грудь резко вздымалась. Инсар стал перед ней на колени, а кинжал продолжал медленно скользить по ее телу, продвигаясь теперь все выше и выше. Она ждала момента, когда он коснется ее шеи, и вот она почувствовала холодное дыхание смерти возле своего подбородка.
– О да, – прошептал ее муж низким, чуть охрипшим голосом. – Ты как раз то, что мне нужно.
Несмотря на всю странность своего положения, несмотря на то что ее муж вел себя так загадочно, так необычно, Хусни всем своим существом чувствовала, как вокруг их опочивальни закручивается какой-то магический кокон, словно скрывая от всего мира и ее, и мужа. Она испытывала неукротимое желание прижаться к нему, слиться с ним в одном порыве. Она жаждала его. Однако Хусни понимала, что он еще не скоро снизойдет до нее, а она не сможет слишком долго оставаться в таком положении.
И в этот момент Инсар опустился на ложе рядом с ней, и она, закрыв глаза, почувствовала, как он начал ласкать ее языком. Его изысканные ласки заставили ее застонать от наслаждения.
