— Что будешь есть: омлет или панкейки? — спрашивает, когда усаживает меня на стул.
— Что будешь есть: омлет или панкейки? — спрашивает, когда усаживает меня на стул.
— Чай.
— И все?
Готова поспорить, он иронично выгибает сейчас бровь, но я загоняю ненужные мысли куда подальше. Ни к чему они.
— Пока да.
— Тогда держи, — слышу, как кружку наполняют чаем и двигают ко мне, после чего теплые пальцы снова касаются моих и дают нащупать посудину. Теплую. Согревающую. Физически, но не морально. — Справа от тебя лежат панкейки на тот случай, если проголодаешься.
— Ты случайно не пытаешься меня отравить?
Как иронично. Второй день подряд из меня прет это дурацкое чувство вседозволенности. Начинаю забывать, зачем я здесь и что от меня хотят, но в голову почему-то лезут предупреждения Эндрю. Самые первые, когда он говорил о расчленении по завершении контракта.
На кухне внезапно раздается громкий мужской смех, вызывающий непроизвольные мурашки. Только от чего именно: от страха или от…?
— Нам еще несколько недель работать вместе, так что рано тебя травить, — с придыханием отвечает мужчина. Наверное, впервые слышу столь довольные нотки в его голосе. Не строгие, не стальные, но такие же хриплые.
— Я думала, что ты убьешь меня, как только перестану удовлетворять твои потребности.
— Если не прекратишь разговаривать таким тоном, возможно, применю твои слова на деле.
В этот момент чуть ли не давлюсь чаем. Эй! Ты обещал, что со мной все будет хорошо! Не надо тут воплощать свои тайные желания по моему уничтожению в явь! Нет!
Не выдержу больше этого эмоционального напряжения. Этой неизвестности. Запретности. Чувствую себя запертой внутри себя, уязвимой, чересчур напряженной. После сна или от текущей ситуации в целом? Не знаю. Однако с губ быстро и неосознанно срывается вопрос:
— Как ты нашел меня? В самый первый раз?
— На сайте, я уже говорил, — отвечает спокойно, но я ощущаю нотки легкого напряжения в низких частотах его голоса.
— Почему ты так много знаешь обо мне? Кто ты такой? Ты не просто прохожий, так?
— Мы уже несколько недель спим, конечно, не просто прохожий.
Почему он так спокоен? Какого хрена? Почему я в это время напряжена?
— Скажи, кто ты! Скажи немедленно! — вскакиваю со своего места, упираясь о стол руками.
— Успокойся, — сталь его голоса заставляет замереть на месте. — Прекрати истерику и завтракай.
— Не могу я спокойно завтракать! Не могу!
Боже… За что мне это? Когда наши отношения закончатся? Когда я смогу освободиться от этого дурацкого напряжения? Когда вздохну спокойно? Полной грудью, не чувствуя преград…
Когда?
Не понимаю, в какой момент повязка на глазах начинает намокать, в какой момент грудь сдавливают спазмы, и когда тело охватывает тепло. Не вынужденное, а теплое. Настолько ощутимое, что мне хочется прижаться в ответ к живой батарее, поглаживающей меня по голове большой ладонью.
Мы молчим. Не говорим друг другу ни слова. Это и не требуется — я успокаиваюсь в его сильных руках. Быстро как-то. Его объятья действуют на меня как-то странно. Умиротворяюще, что ли. Не пытаюсь даже вникнуть в происходящее, в то, что лапы монстра способны утешить и превратиться из тирана в близкого человека. По-настоящему близкого. Что-то похожее я ощущала только с одним человеком. С бывшим.
— Я навел справки. Мне интересно, с кем имею дело, — отвечает после затяжного молчания.
— То есть ты знаешь мое настоящее имя?
Вновь тишина накрывает нас вуалью… я бы сказала спокойствия, только между нами снова все натягивается, напрягается. Или это только со мной происходит?
— Да.
— А о моей личной жизни? О том, что…
— Что у тебя был один единственный партнер за всю жизнь? Да. Что ты легко возбуждаешься? Да. Что ты упорна и пойдешь на все ради близкого человека? Да. Я все это знаю.
— И даже то, что я не могла оторвать глаз от своего преподавателя во время первой лекции?
— Да, — отвечает после нескольких секунд раздумий.
О, черт! Он что, следил за мной? Выучил мою жизнь наизусть? Мои привычки, повадки, друзей, проблемы, к которым пыталась найти решения долгие месяцы? Что он еще обо мне знает? Вкусовые предпочтения? Любимые фильмы? Музыку? Или только сексуальные подробности выяснял?
Черт!
Даже сейчас, все еще находясь в его руках и впитывая древесный запах с нотками мяты, я не могу отпустить его. Не могу и все тут. И это очень сильно пугает. Бесит. Да что угодно делает, но ни черта не радует мою истерзанную душеньку.
И да, я злюсь! Дико злюсь. На себя, на свою реакцию, на мужчину, стоящего ко мне вплотную. А я хочу его увидеть. Хочу. Как бы ни отрицала и не искала оправданий, как бы не уставала.
— Ты слишком хорошо меня знаешь, как мой лучший друг.
— Я разве не близкий?
— Вряд ли. Ты скрываешься от меня.
В темноте хоть и ничего не видно, но остальные чувства обостряются в разы. Слух охватывает скрежет стула о кафельную поверхность, кожа чувствует тепло на своих руках, на лице. Он гладит меня. Нежно. Трепетно. Как маленького ребенка, которого только что лишил желанного подарка на рождество. Затем лишает меня тепла своего тела и снова дарит его, когда оказываюсь у него на руках.
Утыкаюсь в крепкую шею с напряженными венами, чувствую, как одна из них пульсирует под моими губами. Я ни разу не касалась ее, ни разу не ласкала его тело, не изучала, как было с тем же Шоном. Не дали такой возможности. А сейчас я будто получила разрешение, чтобы обнять этого красиво сложенного мужчину, зарыться пальцами в достаточно длинные для мужчины волосы, и втянуть в себя аромат, который одурманил голову еще с… нет, не с первой встречи. Порабощение происходило постепенно. С каждой встречей все сильнее.
Или мне снова кажется?
— Если хочешь, могу рассказать о себе, — внезапно выпаливает он.
— Если хочешь, могу рассказать о себе, — внезапно выпаливает он, заставив сердце забиться в бешеном темпе от радости.
— Правда? И я могу спросить, что угодно?
— Да, — выдыхает положительный ответ мне на ухо.
— Как тебя зовут? — тут же выпаливаю первое, что приходит в голову. Первое и самое неверное.
— Ну, не настолько подробно.
— Почему?
— Не хочу портить наши отношения.
Наши отношения? А они существуют или это просто иллюзия? Видимость? Мечты, которым не суждено сбыться?
Обидно. Ведь он знает обо мне все, а мне даже имени неизвестно, не говоря уже о внешности, и о внутренних качествах. Зачем это мне, если через несколько дней наш договор будет расторгнут, и мы разойдемся по разные стороны баррикад? Потому что так надо. Я хочу узнать этого мужчину. Хочу быть ближе к нему. И плевать, если я провалюсь в бездну сразу же, как сниму маску, плевать, что его мужская сущность проникнет глубоко в душу.
— Ты же оставил себе панкейки? Их ты любишь больше? — разрываю тишину между нами.
— Ну…
— Ты обещал ответить честно.
Его пальцы поглаживают тыльную сторону ладони, раздается смешок. Хриплый, совсем недолгий. А я вслушиваюсь. Жду, когда он снова засмеется, но вместо этого отвечает:
— Да, люблю. А ты?
— Думала, ты знаешь мои вкусы, — отвечаю немного неуверенно. Ведь мне нравятся больше панкейки, нежели омлет. Видимо, он не все обо мне знает.
— Следующий вопрос.
— Ты настолько богат, что просто так позволил выкинуть тридцать тысяч на меня?
— Ты нуждалась в деньгах, поэтому вряд ли они ушли на ветер, неправда ли?
Строгий тон приводит в чувства, будто я захожу на чужую территорию. Туда, где мне нет места. Где не ждали и не планировали впускать. Но я не то имела в виду. Совсем не то.
— Я хотела спросить, чем ты зарабатываешь на жизнь и…
— У меня свой бизнес, — отвечает, не дав мне закончить вопрос.
— Какая-нибудь большая империя? Предприятие? Или, может, ты из королевской семьи? — любопытство сквозит в голосе.
Я тут же слышу сквозящий легкий смех, опускающийся на открытые участки шеи, не защищенные одеждой от этого мужчины. В его веселье не чувствуется насмешки, скорее умиление. Сложно сказать, когда не видишь эмоций на лице.
