преследовал бегущих, был убит своими же солдатами. Дело в том, что он, не в силах совладать со своим сластолюбием, отнимал у солдат их жен и был убит оскорбленными мужьями. (Виктор: “О Цезарях”; 39). Он был зарублен (в 285 г.) при непосредственном участии трибуна, жену которого обесчестил. (Виктор: “О жизни и нравах римских императоров”; 38).
9. Христианство. Время апологетов
Св. лугдунские мученики
При императоре Марке Аврелии (161–180) в некоторых провинциях усилились гонения на христиан. Летом 177 г. жестокие гонения разразились в Галлии. Их описание содержалось в особом послании лугдунской (лионской) и виеннской церквей, почти дословно приведенном в «Церковной Истории» Евсевия Памфила. «Какое было здесь притеснение, – писали галльские христиане, – какое неистовое негодование у язычников на святых, мы в точности и рассказать не в силах, и описать не сможем… Нас не только не пускали в дома, бани и на рынок; нам вообще было запрещено показываться где бы то ни было… Каждый день хватали тех, кто был достоин восполнить число мучеников; из двух упомянутых церквей забрали людей самых деятельных, на которых церкви, по существу, и держались. Захватили и некоторых наших рабов-язычников… Они, испугавшись пыток… и поддавшись уговорам воинов, оболгали нас и дали по козням сатанинским, ложные показания (то есть, подтвердили обычные в те время обвинения против христиан в том, что на их тайных собраниях происходит заклание младенцев, и о имевших среди них место кровосмесительных связях)… Когда эти слухи распространились, все озверели; даже те, кто раньше был к нам скорее расположен в силу дружеских связей, в ярости на нас скрежетали зубами… Теперь все святые мученики терпели пытки, которые невозможно описать…» Весь неистовый гнев толпы, легата и солдат обрушился на Санкта, диакона из Виенны, на Аттала, всегда бывшего опорой и оплотом здешних христиан, и на Бландину, за которую опасались, что она по молодости не выдержит жестоких испытаний. «Она же исполнилась такой силы, – читаем мы дальше, – что палачи, которые, сменяя друг друга, всячески ее мучили с утра до вечера, утомились и оставили ее. Они признавались, что побеждены, и не знали, что еще делать; они удивлялись, как Бландина еще живет, хотя все тело у нее истерзано и представляет собой сплошную зияющую рану. По их утверждению, пытки одного вида было достаточно, чтобы человек испустил дух, – не надо было стольких и таких. Но блаженная, как настоящий борец, черпала новые силы в исповедании: она восстанавливала их, отдыхала, не чувствовала боли, повторяя: «Я христианка, у нас не делается ничего плохого»…». Мученичество святых завершилось разной смертью. Некоторые из заключенных скончались в тюрьме, не выдержав пытки, другие умерли от страшной тесноты. Санкта и Аттала посадили в железные кресла и поджаривали до тех пор, пока они не испустили дух. Такой же конец ожидал еще нескольких христиан. После того, как многие из них уже были казнены, на арену цирка вывели Бландину с ее братом Понтиком, мальчиком лет пятнадцати. «Толпа озверела, – продолжают свой рассказ оставшиеся в живых, – не пожалели ребенка, не устыдились женщины: их обрекли на все пытки, провели по всему кругу…, но ничего не добились. Понтика ободряла сестра… Он, мужественно выдержав все мучения, испустил дух. А блаженная Бландина, последняя из всех…, прошла через все страдания, которые претерпели до нее остальные… После бичей, встречи со зверями, раскаленной сковороды ее, наконец, посадили в ивовую корзину и бросили быку. Животное долго подбрасывало ее, но она уже ничего не чувствовала… В конце концов ее закололи… Тела задохнувшихся в тюрьме выбросили собакам и старательно охраняли днем и ночью, чтобы никто из наших не похоронил их. Выбросили и то, что осталось от огня и звериных зубов; истерзанные, обугленные куски, а также головы и обрубки туловищ – все это много дней подряд оставалось без погребения и охранялось с воинской старательностью…» Наконец тела казненных сожгли, а пепел бросили в воды Родана.
Всего в результате этих гонений приняли венец сорок три мученика.
Савелий Птолемаидский и монархиане
В последние десятилетия II столетия получили распространение еретические учения, вызванные к жизни трудным богословским вопросом: как примирить недвусмысленные и неоднократные указания Ветхого Завета на то, что Бог един, со столь же недвусмысленными свидетельствами Нового Завета о Троице (то есть с учением о Боге Отце, Боге Сыне и Боге Духе Святом)? Сложность проблемы заключалась в том, что само Св. Писание не давало прямых ответов на этот вопрос. В апостольских писаниях Иисус Христос мыслился как вочеловечившийся Бог, но суть этого Боговоплощения подробно ими не разбиралась. Касаясь вопроса о Его домирном бытии (то есть, чем же был Сын до того, как вочеловечился в конкретную личность – Иисуса Христа), в апостольские времена говорили, что Он пребывал в Боге от вечности (изначально, всегда) и сошел от Бога для сотворения мира. Глубже этот вопрос не разбирался. Оно и понятно: первые верующие были по большей части люди простые, без философского и богословского образования. Ранние опыты богословской науки у христиан могли появиться лишь тогда, когда в церковь вступили лица философски образованные.
Отправной точкой христианского богословия стало знаменитое начало Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово (Логос), и Слово (Логос) было у Бога, и Слово (Логос) было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, что начало быть». Первые христианские писатели, отталкиваясь от этих строк, стали развивать учение о Христе как о воплощенном Логосе. Этот греческий термин, вообще говоря, имеет более широкое содержание, чем русское «Слово», каким обычно переводится. «Логосу» в греческом языке соответствует также понятие «Разум». Однако в богословие он пришел не из обиходного языка, а из древнегреческой философской лексики, причем философы также давали ему многостороннее значение. Для них Логосом прежде всего был идеальный божественный мир – совокупность идей (или первообразов), которые осуществляются в материальном мире. Вместе с тем Логос – это отражение Божественного в материальном. Говоря о Логосе давали понять, что это Бог не Сам в Себе, а в действии, в осуществлении творения. Христиане, восприняв этот языческий по существу термин, отождествили с Логосом (Словом) второе лицо Троицы – Бога Сына. С одной стороны это позволяло многим язычникам, глубоко впитавшим идеи греческой философии, уразуметь христианское учение. Когда Бога Сына называли Логосом, для них сразу становилось понятным, что Сын – это посредник между Абсолютным Богом (Богом Отцом), пребывающим в Себе, и материальным миром.
Но с другой стороны это порождало много новых трудноразрешимых вопросов. Прежде
