Он убил космических десантников, лояльных Империуму. Он ничем не отличался ни от Детей Императора, ни от Железных Воинов. Боль, которой сопровождалась каждая минута его жизни, с этим сравниться не могла. Она была наказанием, карой за то, что он уступил превратностям судьбы. Он был одним из Кулаков Императора, воином, которого не мог победить никакой враг, для которого не было непреодолимых препятствий и невыносимой боли.
Ложь, все это ложь.
Распухшие мышцы его рук покрывали сочащиеся гноем струпья, которые никак не заживали из-за того, что генетически измененная иммунная система постоянно боролась с новыми токсинами. Эти струпья он обдирал; так он содрал всю плоть с правой руки, пока не остались только обрывки гнилого мяса. Кости стали алыми от крови, пальцы держались лишь на струнах сухожилий и клочках регенерировавшей мускульной ткани. Огромными когтями одной руки он выцарапывал сложные узоры на костях другой, наслаждаясь агонией пытки — и зная, что так не искупит даже малой части того, чему позволил случиться.
Он все еще видел лицо легионера, чье горло вырвал, видел ненависть, которая горела в его глазах. Ненависть абсолютно оправданная. Даже содрав плоть с собственных рук, он знал, что никогда не очиститься от крови братьев, им пролитой. На крови он и старался сосредоточиться, надеясь, что боль вытеснит ужас от того, что он сделал и кем стал.
Сознание Кассандра, все более неустойчивое, превращалось в коллаж кошмаров, место которым было в голове безумца: мучительные эксперименты, болезненные вспышки света перед глазами, треск ломающихся костей, которые его тело постоянно перекраивало и сращивало снова. Ход времени нарушился, и связь между обрывками воспоминаний исчезла. В одном из таких обрывков он сдирал кожу и мясо с виновной руки, а в другом уже смотрел на полосу люменов на потолке в по-больничному строгой комнате, где были белые керамические плитки и стальные фермы, выкрашенные в ядовитый зеленый заводских помещений. Он был привязан к столу, что предвещало боль, а именно в боли он на тот момент нуждался. Боль давала свободу. Боль давала искупление.
Источник всей его боли склонился над ним в нимбе из слепящего света и пощелкивающих механических рук.
— Ты особенный, дитя мое, — сказал Фабий, и из уголка его рта вытекла струйка черной крови. — Вы, Кулаки, сохраняете все высшие функции. Остальные превращаются в зверей — но не вы двое. И почему же так происходит?
Кассандр хотел дотянуться до сумасшедшего апотекария и разорвать ему глотку, но цепи, удерживавшие его на столе, на этот раз были практически несокрушимы. Фабий оскалился в трупной усмешке и покачал головой.
— Думаешь, неприятности, возникшие в последний раз, меня ничему не научили? — Апотекарий сделал шаг назад и изменил угол наклона стола, на котором лежал Кассандр. — На «Гордости Императора» приватности поменьше, чем на «Андронике», но здесь хотя бы есть хорошо оборудованные медицинские уровни.
В отличие от старого логова апотекария это помещение было залито ярким светом и организовано более традиционным для медицинского отсека образом. Вдоль стен выстроились приборы, назначения которых Кассандр не знал, но догадывался, что в лояльном легионе ни один апотекарий их использовать не станет. В защищенных шкафах разместились колбы из зеленого стекла, в которых плавали эмбрионы-мутанты — генетические аномалии, чудовищно деформированные на разных этапах утробного развития. Криобак, наполненный клубами азотных газов, содержал ряды ампул из редуктора, на каждой — символ одного из легионов и что-то, напоминающее имя. Ванны для выращивания тканей, центрифуги и реторты с бурлящими трубками и стеклянными колпаками шипели и плевались на стальном столе; слева от Кассандра лежал вскрытый труп, органы которого были помечены, разрезаны и соединены заново. У трупа не было головы, но татуировка на правом бицепсе указывала, что при жизни воин принадлежал IV легиону.
— Теперь взялся за своих? — выговорил Кассандр, с трудом заставляя двигаться изуродованные челюсти.
Фабий обернулся к трупу так, словно только что вспомнил о нем.
— Уже давно — еще до восстания Хоруса.
— Почему? — прохрипел Кассандр и пошевелил изувеченной рукой, которая отчаянно болела.
— Потому что нас убедили в том, что мы совершенны. — Фабий отхаркнул сгусток черной флегмы и схватился за грудь. — Что было совершенно не так. Мы части чего-то большего, бледные отражения чего-то невероятного. Каждый легион в своей генетической структуре хранит часть этого совершенства, и я намереваюсь раскрыть все тайны, заложенные в творения Императора.
— Почему? — повторил Кассандр, понимая, что этот вопрос самый главный.
— Потому что я не хочу умирать. — Раздвинув края одеяний, Фабий обнажил две гноящиеся раны, покрытые смолистой коркой. Оставленные мечом, эти раны до сих пор не зажили. — Громовые Воины, солдаты, служившие Императору до нас, несли собственную гибель в своем же генокоде. Им повезло прожить хоть сколько-то, прежде чем гиперметаболизм поглотил их тела. Примархи думают, что их воины бессмертны, но они ошибаются. Мы смертны, как и все живое, просто умираем медленнее. И мне это не нравится.
— Ты хочешь жить вечно?
— Конечно, — сказал Фабий, разозленный глупым вопросом. — А ты разве нет?
— Нет, — прохрипел Кассандр. — С каждым вдохом я молю о смерти.
Фабий склонился над ним, вытянув паучьи щупы-манипуляторы хирургеона. Зажглась тонкая как бритва полоска термического резака; из другого манипулятора выдвинулась масса толстых игл; две других «руки» активировали сифон для крови и потрескивающий шовный пистолет.
— Если это так, то почему ты не разбил себе голову о стену камеры? — спросил Фабий с любопытством ученого.
На этот вопрос у Кассандра был только один ответ:
— Потому что я слаб. — Его мощное изуродованное и отвратительное тело задрожало от муки.
— Нет, дитя мое, ты силен, очень силен. Другие сгорели в пламени ускоренного метаболизма — но не ты и не твой собрат по легиону, — почти нежно сказал Фабий. — Вот поэтому мне и нужно еще раз тебя вскрыть.
Термический резак приблизился, и боль началась снова.
Искупление и страдание, покаяние и боль — столь желанные для Кассандра.
Кузнец войны Торамино мерил шагами бастионы вокруг зоны высадки, со все возраставшим гневом наблюдая, как его воины и Пневмашина стараются укрепить стены. Трещины ширились, дробя камень, ежесекундно.
Этот мир не принимал стен, построенных чужаками, и чем быстрее можно будет его покинуть, тем лучше. Даже звуковые фильтры шлема не справлялись с плачущим стоном ветра, а тусклое сияние, исходившее от города вдалеке, действовало Торамино на нервы. Его не только лишили законного места в Трезубце — ему еще и поручили быть практически сторожем. Командир Стор Безашх повелевал несравненной огневой мощью, под его началом было значительное артиллерийское вооружение и средства его использовать. Скромная роль, которую его вынудили играть, оскорбляла не только гордость Торамино, но и его звание. Подобное задание было бы важным и почетным в военной зоне, но защищать пустые площадки и проходы, окруженные высокими стенами, минными полями и акрами колючей проволоки на необитаемой планете? Нет, тут не было ни чести, ни шансов на повышение. Такие задания следовало давать дуракам-простолюдинам вроде Камнерожденного или, еще лучше, Кроагера. Эта ситуация сложилась из-за глупой опрометчивости Харкора на Гидре Кордатус, но бывший кузнец войны 23-го гранд-батальона был хотя бы из олимпийской знати, и даже глупый аристократ лучше черни вроде Кроагера.
Торамино остановился и оглянулся на центр укреплений, окруженный просевшими, осыпающимися стенами. Целый лес артиллерийских стволов вздымался под углом в небо, словно тысяча рук, воздетых в приветствии. Гаубицы и бомбарды, «Громобои», мортиры, ракетные батареи и точные самонаводящиеся ракеты. Командиры орудий и их расчеты суетились вокруг пушек, готовые обрушить смертоносный дождь снарядов на любую подходящую мишень. Однако Торамино сомневался, что мишенью в этом случае был бы враг в обычном значении этого слова.
Досадно, что обстоятельства толкнули его на братоубийство, но если невежество и зависть дураков загнали благородного и высокопоставленного воина в угол, что еще ему остается? Он вывел на экран инфопланшета план города, учитывающий информацию, в реальном времени поступавшую от топографических процессоров на «Кастелянах». Трехмерная модель, представшая перед Торамино, показывала город, его здания и местоположение передовых укреплений Железных Воинов.
Столь подробная информация позволяла Торамино одним приказом сровнять с землей весь эльдарский город-гробницу или выбрать отдельное строение и уничтожить его, даже не поцарапав остальные. Наслаждаясь тем, что может повелевать столь сокрушительной мощью, он передал данные в орудийные системы обнаружения целей.
