– Вы думаете, она очень богата?
– Несомненно, говорят, что Данглар скрывает по меньшей мере половину своего состояния.
– А он сознается в пятнадцати или двадцати миллионах, – сказал Андреа, и глаза его блеснули от радости.
– И кроме того, – прибавил Монте-Кристо, – он еще собирается заняться одной денежной операцией, довольно обычной в Соединенных Штатах и в Англии, но совершенно новой во Франции.
– Да, я знаю, вы говорите о железнодорожной концессии, которую он только что получил?
– Вот именно. По общему мнению, он наживет на этом по крайней мере десять миллионов.
– Десять миллионов! Вы думаете? Это великолепно! – сказал Кавальканти, опьяняясь металлическим звоном этих золотоносных слов.
– Не говоря уже о том, – продолжал Монте-Кристо, – что все это состояние достанется вам; это вполне справедливо, раз мадемуазель Данглар единственная дочь. Впрочем, ваше собственное состояние, как мне говорил ваш отец, немногим меньше состояния вашей невесты. Но оставим эти денежные вопросы. Знаете, господин Андреа, я нахожу, что вы очень быстро и ловко повели это дело.
– Да, недурно, – сказал Андреа, – я прирожденный дипломат.
– Ну что ж, вы и будете дипломатом: дипломатии, знаете, нельзя выучиться, – для этого нужно чутье… Так ваше сердце в плену?
– Боюсь, что да, – отвечал Андреа тем тоном, которым на подмостках Французского театра Альцесту отвечают Дорант или Валер.
– И вам отвечают взаимностью?
– Очевидно, раз за меня выходят замуж, – сказал Андреа, победоносно улыбаясь. – Но все же не следует забывать об одном существенном обстоятельстве.
– О каком же?
– О том, что мне в этом деле необыкновенно помогли.
– Да что вы!
– Несомненно.
– Обстоятельства?
– Нет, вы.
– Я? Да, полно князь, – сказал Монте-Кристо, подчеркивая титул. – Что такого мог я для вас сделать? Разве недостаточно было вашего имени, вашего общественного положения и ваших личных достоинств?
– Нет, – отвечал Андреа, – что бы вы ни говорили, граф, я продолжаю утверждать, что то место, которое вы занимаете в свете, сделало больше, чем мое имя, мое общественное положение и мои личные достоинства.
– Вы глубоко заблуждаетесь, сударь, – сказал Монте-Кристо, почувствовав коварный намек в словах Андреа, – я начал вам покровительствовать только после того, как узнал о богатстве и положении вашего уважаемого отца. Кому я обязан удовольствием быть с вами знакомым? Ведь я никогда не видел ни вас, ни вашего достойного родителя! Двум моим друзьям, лорду Уилмору и аббату Бузони. Что побудило меня – не говорю ручаться за вас, а ввести вас в общество? Имя вашего отца, столь известное и уважаемое в Италии; лично вас я не знаю.
Спокойствие графа, его непринужденность заставили Андреа понять, что его в данную минуту держит сильная рука и что ему не так легко будет избавиться от этих тисков.
– Скажите, граф, – спросил он, – мой отец в самом деле так богат?
– По-видимому, да, – отвечал Монте-Кристо.
– А вы не знаете – деньги, которые я должен внести Данглару, уже прибыли?
– Я получил уведомление.
– Значит, три миллиона…
– Три миллиона в пути, по всей вероятности.
– И я их получу?
– Мне кажется, – ответил граф, – что до сих пор вы получали все, что вам было обещано!
Андреа был до того изумлен, что на минуту даже задумался.
– В таком случае, сударь, – сказал он, помолчав, – мне остается обратиться к вам с просьбой, и, надеюсь, вы меня поймете, даже если она и будет вам неприятна.
– Говорите, – сказал Монте-Кристо.
– Благодаря моему состоянию я познакомился со многими людьми, у меня, по крайней мере сейчас, куча друзей. Но, вступая в такой брак, перед лицом всего парижского общества, я должен опереться на человека с громким именем, и если меня поведет к алтарю не рука моего отца, то это должна быть чья-нибудь могущественная рука; а мой отец не приедет, ведь правда?
– Он дряхл, и его старые раны ноют, когда он путешествует.
– Понимаю. Так вот, я и обращаюсь к вам с просьбой.
– Ко мне?
– Да, к вам.
– С какой же, бог мой?
– Заменить его.
– Как, дорогой мой! После того как я имел удовольствие часто беседовать с вами, вы еще так мало меня знаете, что обращаетесь ко мне с подобной просьбой? Попросите у меня взаймы полмиллиона, и хотя подобная ссуда довольно необычна, но, честное слово, вы меня этим меньше стесните. Я уже, кажется, говорил вам, что граф Монте-Кристо, даже когда он участвует в жизни здешнего общества, никогда не забывает правил морали, более того – предубеждений Востока. У меня гарем в Каире, гарем в Смирне и гарем в Константинополе, и мне быть посаженым отцом! Ни за что!
– Так вы отказываетесь?
– Наотрез. И будь вы моим сыном, будь вы моим братом, я бы все равно вам отказал.
– Какая неудача! – воскликнул разочарованный Андреа. – Но что же мне делать?
– У вас сотня друзей, вы же сами сказали.
– Да, но ведь вы ввели меня в дом Данглара.
– Ничуть! Восстановим факты; вы обедали вместе с ним у меня в Отейле, и там вы сами с ним познакомились; это большая разница.
– Да, но моя женитьба… вы помогли…
– Я? Да ни в малейшей мере, уверяю вас, вспомните, что я вам ответил, когда вы явились ко мне с просьбой сделать от вашего имени предложение; нет, я никогда не устраиваю никаких браков, милейший князь, это мой принцип.
Андреа закусил губу.
– Но все-таки, – сказал он, – вы там будете сегодня?
– Там будет весь Париж?
– Разумеется.
– Ну, значит, и я там буду, – сказал граф.
– Вы подпишете брачный договор?
– Против этого я ничего не имею; так далеко мои предубеждения не простираются.
– Что делать! Если вы не желаете согласиться на большее, я должен удовлетвориться тем, на что вы согласны. Но еще одно слово, граф.
– Пожалуйста.
– Дайте мне совет.
– Это не шутка! Совет – больше, чем услуга.
– Такой совет вы можете мне дать, это вас ни к чему не обязывает.
– Говорите.
– Приданое моей жены равняется пятистам тысячам ливров?
– Эту цифру мне назвал сам барон Данглар.
– Должен я взять его или оставить у нотариуса?
– Вот как принято поступать: при подписании договора оба нотариуса уславливаются встретиться на следующий день или через день; при этой встрече они обмениваются приданым, в чем и выдают друг другу расписку; затем, после венчания, они выдают все эти миллионы вам как главе семьи.
– Дело в том, – сказал Андреа с плохо скрытым беспокойством, – что мой тесть как будто собирается поместить наши капиталы в эту пресловутую железнодорожную концессию, о которой вы мне только что говорили.
