Но отступать было уже поздно.
Они мчались всю ночь, и миновали каменное блюдо, а наутро Лютиэн вернулась в свой облик, развязала вьюк с едой и накормила волка. Он сожрал все — кроме лембас, отложенных на самый последний день — и выпил почти целый мех воды. Потом они пошли рядом — Лютиэн в своем обличии и громадный волк, притомившийся от ночного бега. Когда жара сделалась невыносимой, они легли спать и проснулись с закатом. Волк допил воду из меха, облизал руки Лютиэн, немного поласкался к ней — и начался новый бег под низкой, зловещей луной.
Этот бег был не так стремителен как тот, прошлой ночью — мешал песок. Потом он сменился мелкими камешками и шлаком, а местность сделалась неровной, изрытой оврагами и пересохшими руслами — здесь во времена Ард-Гален пробегали мелкие степные речки, наполнявшиеся талой и дождевой водой. И мышь с волком то влетали на маленький холмик, то ныряли в темноту оврага.
В этих местах уже росло кое-что — сухая ломкая трава, что проживает свой краткий век во время весенних дождей и засыпает мертвым сном до следующего лета; неприхотливая колючка, лишайники. Никакой ночной живности не было видно — кроме ящериц, что охотились на насекомых и пауков. То там, то здесь мгновенными струйками перетекали они с места на место — и тут же замирали, сливаясь с камнем, такие же неразличимо-серые и шершавые.
Под утро луна поблекла, и двое в ночи замедлили свой бег. Шерсть на волке стояла дыбом, он вывалил язык — не так-то легко далась ему пробежка. Лютиэн затормозила крыльями, призывая его остановиться. Волк сел, Лютиэн отпустила его загривок и приняла свой облик. Волк тут же забегал вокруг нее, выпрашивая успокаивающую ласку, и вдруг прижал уши, оскалился и с коротким лаем прыгнул с места через ее голову и приземлился, растопырившись и выгнув спину, заслоняя Лютиэн собой…
Еще один. Огромный, примерно вдвое больше, чем Берен в волчьей шкуре, больше Хуана и, кажется, даже больше Саурона в облике волколака. Он стоял на вершине холма, привлеченный сюда чужим запахом. Глаза его в свете угасающей луны поблескивали красным, пасть из-за чудовищных клыков никогда не закрывалась полностью, и тонкая капля слюны тянулась из угла страшного рта.
Берен умел драться как человек, но не умел как волк, он неминуемо погиб бы, но даже если бы победил — попробовав крови при полной луне, он был бы заключен в волчье тело всякий раз, когда луна достигает полноты. Раздумывать было некогда, королевной владел только безраздельный страх за Берена — и тут чудовищный волк прыгнул, перемахнул через обоих и теперь Лютиэн оказалась между ним и Береном. Волколак находился так близко, что дева почувствовала жар от его ноздрей, смрад из его пасти. Ее колени подогнулись от страха, но она все-таки сделала что собиралась: — взмахнула над клыкастой мордой своим плащом:
— Спи!
О столь быстром успехе она даже не думала: волчище осоловело попятился, сел на задницу, потом завалился на бок, и глаза его закрылись.
— Нет, нет, нет! — Лютиэн из последних сил сжала морду волка-Берена, подавшегося вперед, чтобы перервать беспомощному противнику глотку. — Тебе нельзя сейчас. Бежим, бежим как можно скорее отсюда!
Но у нее самой не было сил ни бежать, ни превратиться в летучую мышь.
«Я не нэрвен. Я все-таки слабая женщина, и я сейчас упаду…»
Берен схватил ее зубами за одежду на груди, помог устоять на ногах и забраться ему на спину. Лютиэн легла на его на хребет, обхватив руками и ногами, и он побежал в подветренную сторону и вперед. Нестись скачками он не мог, не хватало сил, да и Лютиэн не выдержала бы такого бега, но из своей рыси он старался выжать все возможное.
Взбежав на один из холмов, они разом увидели и цель своего пути — трехглавый пик, ущелье под которым именовалось Вратами Ангбанда — и свое сегодняшнее укрытие: остатки эльфийского форта.
Берен добежал до кольца полуразрушенных стен — и во дворе свалился без сил как раз в тот миг, когда солнце высекло искры из вершин Эред Энгрин.
Лютиэн слезла с волчьей спины, заставила Берена подняться на ноги, освободила от груза и, потянув за шкуру, крикнула:
— Glenna-n-gaur! Tello ner!
Шкура треснула по середине груди, там, где ее когда-то разрезали на волке. Мокрый, бледный Берен выбарахтался из нее, отшвырнул пинком и, не одеваясь, выхватил из кучи груза свой меч. Одним движением, уже почти из последних сил, он разорвал шнур, которым меч был прикручен к ножнам, и, отбросив одежды клинка в сторону, несколько раз с силой рубанул по волчьей оболочке. Нарсил рассек ее дважды и трижды, глубоко уходя в пепельный песок — а потом Берен рухнул на колени, прижавшись лбом к рукояти меча и тяжело дыша.
— Никогда… больше… со мной… так… не делай… — в пять выдохов попросил он.
Казалось, он сейчас потеряет сознание, но он удержал себя в руках и вернулся к брошенным вещам. Вложил меч в ножны и оделся.
Оба уже не имели сил что-либо делать — устроились рядом на песчаном наносе под стеной. Но оба понимали, что спать еще нельзя.
— Почему ты не дала мне убить волколака? — спросил Берен.
Лютиэн объяснила, и он не задал следующего вопроса: почему ты сама не убила его мечом? Он не мог ее осуждать — смертельно напуганную, спасшую ему жизнь и столько всего сделавшую. В конце концов он и сам тогда не подумал про меч — а задним умом все крепки…
— Ты отдыхай, — сказал он, укладывая ее голову себе на грудь. — А я постерегу…
Лютиэн кивнула и послушно закрыла глаза. И десяти ударов не отсчитало сердце Берена, когда он услышал ее ровное дыхание. Она так же доверялась ему, как он ей, и даже если с каждым происходило что-то не то по ошибке другого — никто не говорил слов укора и вины…
— Берен! Берен…
— М-м-м?
Он отбросил плащ, из которого Лютиэн сделала подобие палатки, накинув его на воткнутый в песок меч — чтобы защитить Берена от солнца. Так. Значит, он проспал утро и всю жаркую часть дня здесь, в тенечке, а когда солнце заглянуло и сюда, Лютиэн прикрыла его плащиком. Хорош сторож!
Он встряхнул головой, чтобы отбросить грезы. Песок посыпался с волос.
— Старею, — проворчал он. — Сплю среди дня, и песок сыплется…
Лютиэн засмеялась.
— Здесь есть вода, — сказала она. — Дождь наполнил водосборник.
Берен кивнул, потому что они подумали об одном и том же: эльфы, строители заставы, наверняка были уже мертвы, но делом их рук они двое могли сейчас жить.
— Это хорошее укрытие, — продолжала Лютиэн. — Дорога от врат Ангбанда сворачивает на запад, и ее стерегут — а отсюда никто не ожидает появления противника, сюда никто не заглядывает. Ты правильно сделал, что пошел через Анфауглит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
