Увидев сие, Августа захлопала в ладоши и велела Фальконе купить целую корзину шариков, четыре сетки, напоминающие маски, и две воронки. Лиза взяла было в рот один шарик, приняв его за обсыпанный сахарной пудрой орешек, но тут же выплюнула: известь, мел, да и только.
– Это не конфеты, – рассмеялась Августа. – Это confetti!
Лиза огляделась. Неведомо как, неведомо когда, все гуляющие уже запаслись непонятными шариками; и вот уже кто-то кинул в соседа целую пригоршню.
Что же тут началось!
И минуты не прошло, над Корсо разбушевалась вьюга. Это была настоящая перестрелка! Confetti сыпались из окон и с балконов. На каждом были устроены длинные ящики, совершенно такие же, как те, в которых сажают цветы. Ящики были наполнены конфетти и опорожнялись с изумительной быстротой. Тогда из комнат на балкон приносили в ведрах новые запасы и высыпали их в ящики.
Августа оживилась. Они с Фальконе схватили жестяные воронки и принялись с силою метать из них конфетти по балконам и окнам. Гаэтано невозмутимо правил лошадью. Лиза, прикрываясь проволочной маскою, кое-как швыряла конфетти по сторонам, то и дело вскрикивая, когда жесткие шарики, попадавшие в нее, царапали руки и шею. Не закрывай она лицо, оно давно было бы исцарапано в кровь, вуаль тут мало чем помогала!
Внезапно карета стала. Впереди происходила истинная баталия масок, и лошади заупрямились. Осадить назад тоже было некуда. И тут Лиза услышала такой оглушительный вопль и улюлюканье, что в ужасе вскинула голову. Оказывается, их экипаж замер как раз под балконом, на котором собралась толпа масок в греческих туниках и хитонах, изображающих, наверное, какую-нибудь агору[15]. Увидав внизу calessino с «турками» (где им было знать разницу между турками и татарами!), «греки» вознамерились отомстить османам и обрушили на открытую коляску всю свою ярость, все свое веселье и весь запас конфетти.
Всякое сопротивление было мгновенно подавлено. Под этим градом и разогнуться было невозможно! Кипящая яростью Августа несколько раз порывалась выскочить из коляски, однако новый шквал вынуждал ее опять сжаться в комок.
Казалось, этому не будет конца и запасы конфетти там, наверху, неисчерпаемы, как вдруг чей-то сильный голос принялся понукать лошадей, и calessino чуть-чуть тронулась с места.
Лиза осмелилась приоткрыть глаза и увидела, что верхом на одной из их запряжных сидит человек в белоснежных латах крестоносца и сильными ударами хлыста принуждает их трогаться. Страшным усилием ему удалось сдвинуть карету на несколько шагов, а потом, соскочив и схватив лошадей под уздцы, втащить их в проулок.
Отвесив дамам торопливый поклон, он кинулся вновь в гущу карнавала, отыскивая свою лошадь, которую бросил, чтобы помочь попавшим в беду.
Фальконе, толчком отправив струсившего Гаэтано на козлы, помог дамам подняться. Лишь взглянув друг на друга, они залились хохотом, ибо являли собою поистине удручающее зрелище. От былой роскоши костюмов не осталось и следа: казалось, обе только что вылезли из гигантского ларя с мукой.
Пока ехали до дому, отряхиваясь и чихая от гипсовой пыли, единодушно решили: завтра, когда снова будут бросать конфетти, на Корсо не ездить, дома отсидеться. Они хохотали, поддразнивали друг друга, но их дружеское веселье могло быть вмиг нарушено, когда б одна решилась высказать ту мысль, которая равно занимала обеих: ради которой из них воротился рыцарь? Черные или серые глаза привлекли его вновь?..
Но и Лиза, и Августа о сем промолчали, потому прибыли на виллу Роза в полном согласии.
* * *
Начиная со среды бросание конфетти воспрещалось. Можно было бросать только цветы: началось гулянье с цветами. Предыдущие дни только и слышалось: «А вот конфетти!»; сегодня выкрикивают: «А вот цветы!»
Народу на Корсо было гораздо больше, чем в предыдущие дни. Экипажи тянулись по обеим сторонам улицы, между ними сновала толпа, в которой вместо давешних продавцов конфетти то и дело мелькали нарядные цветочницы.
Из вторых и третьих этажей балконов на улицу сыпался дождь мелко нарезанных, разноцветных бумажек: красных, синих, розовых, зеленых, желтых… Бумажки эти порхали и носились в воздухе, точно бабочки, медленно опускались вниз и оседали на шляпах и откинутых верхах экипажей. Никто не опасался уже ходить и ездить по Корсо, никто не рисковал получить в лицо пригоршню колючих шариков, дамы не боялись более за костюмы и шляпы.
Лиза с некоторым унынием оглядела свой скучно-белый наряд Пульчинеллы, столь не подходящий к тому благоухающему разноцветью, кое царило вокруг. Кругом цветы! Гривы лошадей были убраны цветами, гирлянды цветов фестонами тянулись по упряжи; особенно красиво выглядели розовые цветы на белых лошадях, красные и белые – на вороных запряжках. Ящики перед балконами наполнены цветами, букеты громоздились на подоконниках; и не было на Корсо ни одной маски, которая не держала бы в руках букета.
Из карет бросали цветы на балконы и в окна; оттуда бросали цветы в экипажи; два ряда карет перебрасывались цветами между собою. Почти в каждый букет была вплетена «стрела любви». Эта магическая стрела состояла из шарика, обернутого в цветную китайскую бумагу, и более всего напоминала луковицу с ее перьями, только вместо перьев оканчивалась хвостом, состоящим из множества полосок бумаги.
Накупив цветов, и Лиза с Августою тоже вступили в душистую перестрелку. Августа то и дело вскидывала руки, чтобы ловить бросаемые в нее букеты; движение это выходило у нее особенно грациозно, и Лиза была уверена, что большинство мужчин кидали ей букеты для того, чтобы посмотреть, как она их ловит.
Внезапно оторвавшись, чтобы перевести дух, Августа приблизила свое лицо к Лизиному и торопливо выкрикнула, пытаясь осилить людской гомон (проказливые мальчишки вдобавок ко всему дули в витые раковины, разрывая уши невыносимыми звуками):
– Когда я здесь, я верю, что все люди имеют одинаковое происхождение, и все роды одинаково старинны, и природа всех создала равными! Если и мы, и они разденемся догола, то ничем не будем отличаться друг от друга; если мы оденемся в их одежды, а они – в наши, то они будут казаться благородными, а мы – простолюдинами, ибо вся разница в богатстве и бедности.
Жарко блеснув черными глазами из-под белой шелковой маски, она поймала на лету букет и не глядя швырнула его в другую карету, а Лиза какое-то мгновение еще стояла неподвижно, размышляя, как Августе удается столь точно выразить словами то, о чем Лиза только еще думает. Уж кому, как не ей, знать, что лишь бедность и богатство отличают одного человека от другого! И она никогда не станет стыдиться тех дней, которые провела в Елагином доме, где ходила чуть не в рубище. Как-то вдруг, разом, перед нею встала догадка, что она, оказывается, давным-давно простила Неонилу Федоровну за все то зло, которое та ей причинила. Быть может, останься Лиза в родительском измайловском доме, она прожила бы куда более спокойные годы, но вот вопрос: была бы она от сего счастливее? Да, судьба терзала бы и била ее меньше, но разве испытать щемящие, блаженные приливы счастья… вроде как сейчас, когда целая охапка цветов внезапно осыпала ее голову и плечи?
