с профессором Ли, просила Комиссию учесть твое эмоциональное состояние, пока не устала этим заниматься. Теперь, – она сделала паузу, – объяснения больше не нужны. Завтра кандидаты проходят собеседование. Это до тебя дошло? Письмо у тебя в комнате. Выборы состоятся завтра днем в три часа. – Она акцентировала каждое слово, как будто наставляла ребенка. – Ты должен… ты должен быть там. Завтра в три часа в Фонде.
Глава 64
Дункан закупорил пузырек с лекарством, наклеил на него этикетку и поставил на полку.
– Конечно, я попытаюсь, – тихо сказал он. – Но я не могу твердо обещать, что буду там, поскольку меня обязательно задержат и завалят делами. А ты знаешь, что я решил довести этот случай до конца, как вел бы сам Мердок, – до самого конца.
Она яростно прикусила губу.
– До конца? Я же тебе сказала, что это бесполезно. От тебя, квалифицированного патологоанатома…
Он резко обернулся:
– Во врачевании есть определенные вещи, которых не найдешь в пробирке для опытов. И одна из них: не бросать своего пациента – пока он жив.
– Ты сентиментальный дурак! – Такой злой он ее еще не видел. – Если уж ты затронул эту тему, то разве ты мне ничего не должен? Ты, с твоей верой, надеждой и милосердием, с твоим представлением о благодарности! Почему бы тебе не заплатить мне за то, что я для тебя сделала?
Он медленно произнес:
– Я скорее верну тебе свою руку, чем брошу Мердока.
Внезапно ее гнев испарился.
– И это все, что ты хочешь мне сказать, Дункан? После всех наших лет вместе?
Он непонимающе уставился на нее.
– Я имею в виду, – запнулась она, – зачем нам вообще ссориться? Это больно!
– Странно слышать такое от тебя.
– Возможно, я странная женщина. Ты не представляешь, насколько странная – я даже сама не знаю. Ты думаешь, что я сильная. Видит Бог, за последние месяцы я стала слабее даже твоей глупой Маргарет.
Она опустила глаза, затем внезапно снова подняла их, наполненные неудержимой тоской.
– Иногда мы насмехаемся над тем, к чему больше всего стремимся. Но приходит время, когда мы уже не можем отрицать очевидное, когда больше не в силах затаптывать огонь. Мы уже давно вместе, Дункан. Мы оба биты жизнью. У нас есть общая цель – мы связаны друг с другом. Дункан, я отчаянно завишу от всего, что с тобой происходит. Я… – ее голос дрогнул, – ты мне очень нравишься. Разве мы не могли бы что-нибудь придумать для нашего будущего? О, какую кашу я заварила! Но ты много значишь для меня. И конечно же, я тоже должна что-то для тебя значить.
Он отвел взгляд и с трудом произнес:
– Я ценю твою дружбу больше, чем все, что у меня осталось.
На мгновение она замерла. Затем встала и завозилась с застежками своего плаща. Ее лицо снова стало спокойным и бесстрастным.
– Что ж, закончим этот разговор. Обещаю больше его не возобновлять. Но завтра ты приедешь. Это решено. У нас еще есть кое-что – письма медсестре Доусон.
Он покачал головой:
– Нет, Анна. Я ими не воспользуюсь.
Казалось, она чуть было снова не взорвалась напоследок.
– Завтра у нас будет достаточно времени. Я встречу тебя в Фонде. В три часа. Не забудешь?
– Нет. Но я, возможно, не приеду.
– Приедешь, – сказала она. – Ты слишком амбициозен, как и я, чтобы упустить шанс, который выпадает раз в жизни. До свидания – до завтра.
Она кивнула со своей прежней твердостью, с тем же гипнотическим блеском в глазах, и вышла из дома.
Глава 65
На следующее утро Дункан проснулся с мучительным чувством тревоги. Его комната была рядом с комнатой Мердока, и по привычке, едва открыв глаза, он прислушался к звукам в соседней комнате. Он слышал, как медсестра из местных сменила дежурившую ночью Джин. Охваченный смутным беспокойством, он вскочил с постели, побрился и быстро оделся. Рано утром ему предстояло отправиться к очень серьезно пострадавшему пациенту в лесничестве Россдху, в тридцати милях отсюда. Но сначала он зашел к Мердоку.
Сестра Гордон, коренастая женщина средних лет в выцветшей синей форме, с простым, деловитым лицом, отмеченным десятью годами медицинской службы в графстве, уже почти закончила утренний уход за больным. Она прошептала:
– Сегодня ему не очень хорошо, доктор. Во всяком случае, я думаю, что он слабеет.
Дункан пощупал пульс Мердока и произвел обычный осмотр. То, что она сказала, было правдой. Он просмотрел медкарту, которую она положила на стол, и записал свои инструкции.
Спустившись, он кое-как позавтракал, а затем поспешил в гараж, завел машину и уехал.
В глубине души он знал, почему так нуждался в каких-то срочных и отвлекающих делах. Это было отчаянное желание убежать – от себя, от Мердока, от кризиса, в котором они оба оказались.
Когда он вернулся, в холле его встретила Джин, опрятная в своем сером платье, со свежим, несмотря на бледность, лицом и темными тенями печали под глазами.
Удивленный, что она не в постели, хотя не спала всю ночь, он при виде ее почувствовал, как больно сжалось его сердце. Теперь он знал без всяких сомнений, что любит ее. Наконец-то это было настоящим, непоколебимым и бесповоротным. Но ее отношения с молодым Эглем не давали ему покоя.
– Почему ты не отдыхаешь?
Ему пришлось взять себя в руки, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Я ничуть не устала. – Она изобразила бодрую улыбку. – Возможно, я прилягу, когда сестра Гордон вернется к часу дня. Я думала, мы поедим пораньше.
Аппетита у него не было. Когда он наконец справился с курятиной, Джин предложила ему гроздь винограда.
– Попробуй, – попросила она. – Сэр Джон Эгль прислал это из своих собственных теплиц.
Он покачал головой. Больше, чем когда-либо, фамилия Эгль вызвала у него волну неприятия. Он с иронией подумал, что цветы и фрукты, которые посылал сэр Джон, совершенно бесполезны для лежащего без сознания Мердока.
– Очень вкусный виноград. – Джин выглядела разочарованной, оттого что он не захотел попробовать. – Мы многим обязаны сэру Джону.
– Не смею возразить, – с горечью признал он и добавил: – Но я не хочу быть у него в долгу.
– Мне жаль. У него добрые намерения. – Она поколебалась, затем заставила себя продолжить: – Он сказал мне, что позаботится о медицинской помощи отцу, если тебе придется уехать.
Он уставился на нее, ошеломленный тем, что она, вероятно, знала о его тайных терзаниях.
– Ты же не можешь оставаться здесь вечно. Мы очень благодарны за все, что ты сделал. – Ее улыбка едва