— Позвоню, — открыла она бутылку шампанского и налила себе бокал.
— Что на этот раз?! — спросил он, недовольно скривив губы.
— Празднуем помолвку, — равнодушным тоном ответила она, надев маску скорби. — Ура.
— Уэнсдей, прекрати!!! — истерично выдал он, бросив ключи на тумбу. — Ты стала совсем неуправляема.
— Неуправляема? А ты хотел мною управлять? — задала она вопрос, садясь за стол. — Извини, но я свободный человек. Для указаний у меня есть начальник. И больше мною управлять никто не станет.
— Я не так выразился, но ты ведёшь себя ужасно, отвратительно и эгоистично. Хотя бы взять твоё согласие на этот брак, а затем все эти ночные задержки! — вскрикнул он, разозлившись на неё ещё сильнее.
— Я работаю, — безэмоционально выдала она, отпивая напиток.
— Работаешь?! Да ты пишешь о нём снова и снова, не прекращая этого делать, как полоумная! Разговариваешь с ним, я даже слышу, как ты произносишь его имя ночами!!! Ты абсолютно и совершенно спятила по своему чёртовому Галпину!!! — выдал он с таким пренебрежением, что у Уэнсдей внутри всё заболело. Ей буквально хотелось его задушить.
— Вон, — произнесла она убийственно холодным тоном.
— Что?! — спросил он, ошеломлённый происходящим. — Выгонишь меня?!
— Вон, я сказала. Катись! — швырнула она бокал прямо в него, но он увернулся, и тот разбился о стену вдребезги.
— Уэнс, твою мать?! — смотрел он на неё и трясся от того, как был зол, но в то же время осознав свою ошибку. Он рисковал окончательно всё сломать. — Что ты творишь?! Вернись ко мне! Почему ты так себя ведешь?!
Тяжелые шаги подошли к нему вплотную.
— Если ты ещё раз скажешь что-то оскорбительное в его адрес, — сжала она зубы, и он рухнул перед ней на пол.
— Уэнсдей, я уже не могу так. Я люблю тебя. Но я не могу смотреть на это и жить вот так. Это хуже пытки! Я не хотел говорить о нём так. Прости меня, но ты не оставила мне выбора. Если тебе не нужно всё это. Если это кольцо для тебя ничего не значит, тогда… — зажмурил он глаза, и она перебила его.
— Я уже купила свадебное платье. Как думаешь, его примут обратно? — спросила она, глядя на него с укором.
— Купила… Ты купила платье? — поднял он на неё свой болезненный взгляд.
— Да, купила, но ты всё равно осуждаешь меня и считаешь, что я приняла кольцо зря, — сказала она с обидой. — Я не вправе тебя переубеждать и, думаю, будет разумнее, если ты заберёшь его назад.
— Нет, Уэнсдей… Нет, — покачал он головой. — Не надо так со мной.
— Тогда и ты, Ксавье. Не надо так со мной. Это моя работа. Моё творчество. Я тебе его не давала, но ты внаглую уселся читать его без моего разрешения! Также ты считаешь, что вправе запрещать мне пить вино или шампанское, но это не так. Каждый живёт, как умеет. Я никогда не давлю на тебя. Я не спрашиваю, где ты, не спрашиваю, почему ты задерживаешься…
— Но я не задерживаюсь, — с досадой промолвил он, глядя в её бездонные глаза.
— Не мои проблемы, — резко выпалила она, осуждающе на него взглянув.
— Я понял… Ты права… Ты абсолютно права. Я больше не буду давить на тебя. Это в моем характере, но я буду меняться… Ради тебя, — говорил он, всё ещё сидя перед ней на коленях.
— Ладно, вставай, — сказала она, коснувшись его руки, и он поднялся.
— Налей мне тоже… Пожалуйста, — попросил он, присев с ней рядом, и она молча принесла ещё один бокал. Разумеется, в помещении стояла атмосфера холода. Казалось, что между ними было столько айсбергов, что они неизбежно бы привели к крушению их отношений. Ксавье смотрел на неё виноватым взглядом.
— Ну, а… Покажешь мне платье? — появилась лёгкая и неуместная улыбка на его лице, на что Уэнсдей лишь бездушно приподняла бровь.
— А ты заслуживаешь этого? — спросила она, прожигая в нём дыру.
— Заслужу, — обещал он, обхватив её запястье и резко потянув на себя маленькое тельце. Она не ожидала такого действия и повелась, оказавшись у него на коленях. — Наденешь его для меня?
— Посмотрим, — ужималась она, пока он щекотал поцелуями её шею и плечи. Настойчивые руки опустили бретели чёрного топа, и стянули его ниже, открыв доступ к её груди. — Я тебя хочу.
— Здесь? Сейчас? — спросила она, почти взвыв от того, как его ладони трогали её везде и сразу. Он был слишком жадным до прикосновений и поцелуев. Потому что она была для него личным сокровищем. Развернув её к себе спиной, он заставил её опуститься грудью на столешницу, пока стаскивал вниз её брюки и тонкие трусики. Ладони тут же прошлись по ягодицам, он быстро надел презерватив и вошёл в неё с непередаваемым восторгом и трепетом.
— Прости меня, Уэнс, я больше так не буду, — впечатывал он её в стол сильнее, отчего её ноги начинали дрожать.
— Заткнись, — резко заткнула она его, ведь терпеть не могла извинения. Лишь месть и пытки. Именно поэтому Тайлер наперед знал, что будет расплачиваться с ней этим, пока Ксавье только учился отношениям с оторвой Аддамс.
Каждый новый секс с ней сводил Ксавье с ума. Ему хотелось, чтобы она принадлежала только ему, и безумно претила мысль о том, что он не был у неё первым. О том, что Галпин сделал её грязной для него. Однако он старался отталкивать эти мысли, хоть и был скрытым собственником и тем ещё манипулятором.
— Хочу, чтобы ты была громче, — обхватил он её живот и прибавил темп. Секс с ним был чем-то на уровне физического расслабления. Словно бездушным процессом для достижения результата. Уэнсдей кончила, ощутив его пальцы на себе, и крепко сжала ноги, дожидаясь, когда мышцы перестанут пульсировать, унося рассудок в закат. Через минуту Ксавье уже застегивал ширинку и помогал ей одеваться.
— Позвони маме… Они хотят приехать, — сказал он, нежно убирая волосы с её лица.
— Хорошо, я позвоню, — согласилась она, направившись к себе в кабинет.
Подготовка к свадьбе забавляла Мортишу и помогала ей отвлечься от болезни Гомеса, тогда как Уэнсдей триггерило от одного только упоминания о ней, но они пришли к договорённости о том, что Уэнсдей оставляет честь накрыть стол и позвать близких родственников за мамой. А сама просто настраивает себя на важный для себя день. В голове всё время были слова Шарлин. «Он счастлив за тебя, за твой выбор». Уэнсдей было очень тяжело поверить в то, что он отпустил её, и что единственная причина, по которой он до сих пор приходит, кроется в её нежелании отпускать его…
15 июня в субботу был знаменательный день, и Уэнсдей стояла в комнате, пока Мортиша помогала ей собираться. Чёрное платье подчёркивало хрупкие бледные плечи и струилось до самого пола, делая из Уэнсдей шикарного чёрного лебедя.
— Ты прекрасно выглядишь, — поправила Мортиша её фату. — Твой жених будет просто в восторге, дочка…
Уэнсдей молча нахмурилась за ощущением пустоты внутри себя и опустила поникший взгляд. Внутри была убийственная тоска, от которой сердце рвалось на части.
— Уэнсдей… Красавица моя, — посмотрела на неё мама и погладила её нежную руку. — Ты должна быть сильной…
— Мама… — закрыла она глаза. — Я так сильно его люблю…
По её щекам вновь побежали соленые слёзы, а в горле сидел тревожный ком.
— Так, не плакать, — постаралась Мортиша вытереть слёзы салфеткой, пока косметика не размазалась окончательно. — Я знаю, моя родная… Я помню…
— Я не могу дышать… — промолвила она, задыхаясь, и Мортиша тут же распахнула окно, помогая ей привстать со стула.
— Расправь крылья, Уэнсдей… — сказала её мама. — Мне больно смотреть на тебя.
— Это платье… Я выбрала его для него… — утёрла она слезы и принялась дышать полной грудью, чтобы успокоиться. — Он словно был там со мной…
— Ох, малышка, — прижала её к себе Мортиша. — Моя маленькая черноглазая девочка… Поверь, Ксавье знает, что ты любишь другого. Как и все мы… Но ты делаешь правильно, что живёшь дальше…
— Только вот это чудовищно больно, — перебила Уэнсдей мать, глядя на неё блестящими глазами.
— Успокойся, гроза всех мужчин, мы знаем, что ты в любой момент сможешь развестись с Ксавье и укатить в Австрию, если захочешь, — посмеялась Мортиша. — Решать только тебе… Соберись, моя любимая. Ведь, в конце концов, для кого мы здесь собрались? Мы можем отменить всё, если ты хочешь. Ксавье отъехал за букетом и хотел сделать для тебя сюрприз. Ещё есть время сбежать.
