Разметавшиеся до этого по подушке локоны оказались убраны в сложную причёску с золотой тиккой поверх тяжёлых кос.
В изящном крыле носа сверкало крупное, в узорах, золотое кольцо с алым, в золотой оправе, рубином. Цепочка от него тянулась к тикке в волосах.
Густо подведённые глаза занимали чуть ли не пол-лица. Бархатные веера ресниц отбрасывали длинные и острые, как стрелы тени на смуглые щёки. Беспомощно приоткрытые губы вдруг оказались покрытыми густой алой краской…
Отстранённое, даже надменное выражение лица. Какое-то потустороннее.
Чужое и вместе с тем… Сердце Арнэя вдруг застрочило с утроенной скоростью, внутренности сжала когтистая лапа. Воздух в спальне сгустился, стал вязким, как кисель.
Он вот-вот узнает её. Или даже… вспомнит?
В горле Арнэя вдруг встал болезненный ком, а в глазах… нет, шрявь, ему не кажется! В глазах защипало!
— Ты видишь это? — ошарашенно прошептал Даур.
Не в силах ответить, Арнэй сглотнул и кивнул.
Пламя, которое он поглотил, не спешило преобразовываться в магию. Оно хаотично металось внутри, грозило прожечь энергетическую оболочку к йурам собачьим.
Арнэй вдруг понял, что не сдержится. Трахнет птаху прямо сейчас. И похрен, что она без сознания. И плевать, что с ней какая-то хрень творится…
— Должно быть, это их магия… — прорезал густой, как смола, воздух шёпот Даура.
Арнэй оторопело помотал головой.
— Так они гипнотизируют нас, подчиняют, — продолжал занудствовать братец.
— Ты сам веришь в эти россказни дикарей?!
— Она — телепат! — процедил Даур сквозь зубы. — Ты что не понимаешь, она воздействует на восприятие?! Прямо сейчас!
— Но она… спит.
— Так неосознанно, дубина!
На это Арнэю было нечего ответить.
Морок вдруг рассеялся. На месте холодного и недостижимого, как божество, идола, снова была Ингури. Живая, беззащитная. Тёплая. Её пламя больше не обжигало, не кусалось. Наоборот, ласкалось, льнуло, как игривый щенок к хозяевам.
— Не вздумай, — процедил Даур.
30.2
Арнэй хмуро кивнул. Даур говорил разумные вещи. Арнэй вообще не понимал, как брат держится. Не будь его здесь…
Дыхание девчонки вдруг стало хриплым, тяжёлым. Рваным.
Она вдруг рванула простыню, обнажая грудь, длинные тонкие пальцы беспомощно заскользили по корсету.
— Ей тяжело дышать, — прошептал Арнэй.
Даур посмотрел на него с сожалением.
«Ещё одно слово, и он скажет, что я перегрелся у пламени феникса, — пронеслось у него в голове. — И будет прав».
— Хочешь снять с неё корсет? — обманчиво спокойным голосом спросил Даур.
— Я похож на дебила? — буркнул Арнэй.
Даур не успел ответить.
Тяжёлое, прерывистое дыхание птахи обрело какой-то острый и пряный окрас. Стало раздразнивающим, волнующим. Ярче всего в эмоциях феникса проступило возбуждение, головокружительное, на грани фола и… острый холодок страха. Разметавшись на кровати, она смяла пальцами простыню, бесстыже обнажая разведённые и согнутые в коленях ноги. Из одежды на фениксе оставался лишь корсет.
— Она… воздействует на нас, — хрипло прошептал Даур. — И её счастье, если неосознанно.
— Она спит, о каком осознанном воздействии может идти речь, — проворчал Арнэй.
Он не договорил.
Тонкие горячие пальцы вдруг накрыли его кисть. Драгх вздрогнул.
Птаха медленно, очень сексуально облизала губы. Как завороженный, Арнэй наблюдал, как влажный язычок скользит по припухшим, искусанным губам.
Захотелось вдруг узнать, каковы они на вкус. Арнэй уверен был, что мягкие, податливые… и очень сладкие.
Он вспомнил, что Даур целовал её. После подписания договора. Но Дауру нравилось целовать женщин…
Если же Арнэй поцелует её сейчас, вопреки своим вкусам, привычкам и убеждениям, о которых, Даур, конечно, знает, брат, пожалуй, утвердится в мысли, что он, Арнэй влип по уши. С Даура станется… Тем более, что это, похоже правда…
Шрявь! А ведь Даур прав! Феникс и в самом деле загипнотизировал его.
«Чушь йурова, — подумал Арнэй. — Не феникс, а его пламя».
Просто он был слишком голоден, когда появилась она! Да и терпение никогда не было его сильной стороной!
Чего ему стоило не укусить её за припухшую губу… только он знает.
Вместо этого его ладонь легла на упругую девичью грудь, пальцы сжали сосок, вызывая шумный вдох и возбужденный стон.
Когда Даур склонился над нежным лицом, Арнэй почувствовал, что почти ненавидит его. Наваждение! Магия фениксов! Это они делают драгхов слабыми. Они лишили его предков крыльев!! Да за одно это…
Арнэй выдохнул с облегчением, когда Даур так и не поцеловал птаху. Вместо этого провёл подушечкой большого пальца по её губам, оттянул нижнюю, затем проник пальцем ей в рот.
Феникс застонал во сне… а потом принялся посасывать палец драгха, причём выходило у неё слишком эротично. У Арнэя дыхание остановилось, когда увидел, как подрагивают её веки, как втягиваются, прорезанные чёткими тенями, щёки…
Он ущипнул её за второй сосок, выбивая из груди возбуждённый стон, затем его пальцы медленно прошлись по мягкому впалому животу, скользнули по чёрным завиткам, покрывающим выступающий холмик, скользнули между влажных складочек…
Играя со скользким, набухшим бугорком, Арнэй не сводил взгляда с нежного смуглого лица, полных вишнёвых губ, что обхватывали мужской палец, посасывая его.
— Старательная маленькая сучка, — прорезал тишину восхищённый шепот Даура.
30.3
Юное тело вдруг напряглось, вытянулось струной, а затем содрогнулось в сладком спазме. Она так быстро и легко кончила, прямо во сне, что на какой-то миг Арнэй усомнился в её невинности. А уж когда её пальцы накрыли его ладонь, не позволяя отвести руку от сокровенного местечка, Арнэй грязно и сдавленно выругался. И тут же устыдился своей несдержанности.
Да что это с ним, шрявь побери, происходит?!
Ну не мог он в мгновение ока из уверенного в себе высшего превратиться… йур! Он даже слова такого не знает!
Тем временем девчонка послушно кончала под его умелыми пальцами, снова и снова содрогаясь в сладких спазмах, и так упоительно стонала при этом, что Арнэй понял, что это всё. Он на пределе.
Шумно выдохнув и оставив обиженно захныкавшего феникса, он быстрыми шагами покинул спальню.
Желая освежиться, специально выбрал уборную на первом этаже. Ему надо прийти в себя, отдышаться… Или… Он не знал, что или, но в одном был уверен: он готов убить любого, кто встанет между ним и дикаркой.
Когда покидал уборную, получив разрядку, но так и не сняв напряжения, Арнэй чуть не нос к носу столкнулся с братом.
Даур стоял в двух шагах от двери, скрестив на груди руки.
— Ты сейчас тихо и спокойно собираешься и сматываешь на городскую квартиру.
— Конечно, — зло ответил Арнэй. — Чтобы не мешать тебе её отыметь.
От оплеухи из глаз брызнули искры.
Арнэй ответил ударом в челюсть.
«Что мы делаем? — проносилось у него в голове, пока какая-то сила управляла им, позволяя блокировать удары брата и наносить свои. — Мы ни разу не дрались… ни разу, даже в детстве, из-за игрушек. Может дело в том, что у нас всегда у каждого была своя игрушка?»
Получив сокрушительный удар под дых, Арнэй согнулся пополам, хватая ртом воздух.
Даур больше не бил, не добивал. Навис над ним, облокачиваясь о стену и тяжело дыша.
Арнэй ощутил, как против воли тело начинают сотрясать спазмы. А потом сдавленно засмеялся в голос.
— Так и знал, — прорычал Даур. — Ты под кайфом. Под магическим кайфом, мать твою!!
— Знаешь… что… самое смешное… — прошептал Арнэй разбитыми губами. — Мы даже морды друг другу бьём по-тихому. Чтобы не разбудить эту крылатую сучку…
Какое-то время Даур молчал, а затем опустился рядом, обнимая его за плечи.
— Ты уверен, что сможешь сдержаться, если останешься? — спросил он серьёзно.
