Фанни и Джим только несколько лет спустя поняли, что это была целая сотня долларов). Аль, единственный из всей семьи, поддерживал связь с дальними родственниками и испытывал к Рафаэле какое-то особое чувство. Возможно, он, рано оставшийся без отца, а потом и без наставника Торрио, нуждался в общении с человеком старше себя, которого глубоко уважал. Рафаэле не дрожал перед Алем и мог себе позволить отчитать его, когда тот был неправ или вёл себя по-свински. Это отрезвляло и внушало Алю вместо гнева чувство благодарности. После приветствий и ритуального угощения детей отправляли спать, и они из своих комнат слушали, как телохранители Аля топают по лестнице, перенося что-то из столовой в бельевой шкаф и обратно.
Рафаэле и в особенности Клотильда понимали, что пятна крови с одежд не выводятся. Нельзя остаться чистенькими, поддерживая отношения с гангстерами: это не та грязь, которая засохнет и отвалится, не оставив следа. Но жизнь — сложная штука. Однажды Табби, уже подросток, не вернулся вечером домой — его похитили. Подозрения пали на «Чёрную руку», которая в своё время уже шантажировала Рафаэле. После недели бесплодных поисков он решился прибегнуть к последнему средству — обратился за помощью к Алю. На следующий же день Табби был дома. Аль подъехал чуть позже — убедиться, что всё в порядке, — и велел родственникам не задавать ему вопросов. Они и не задавали. Омерта[24] — итальянцам это знакомо. Главное, Табби жив и здоров. Где он был, кто его похитил — даже если он и рассказал об этом родным, мы этого никогда не узнаем, потому что дальше их ушей его рассказы не ушли. После этого случая отказать в просьбе Алю Капоне было уже невозможно, хотя дружба с ним не только обеспечивала его покровительство, но и увеличивала риск, которому подвергалась вся семья...
В тот майский день Аль вопреки обыкновению предупредил о своём приезде. Когда к дому подъехал большой чёрный седан, Рафаэле сидел в гостиной с тяжёлой палкой в руке и ждал. Вошёл телохранитель Аля, за ним он сам и сзади ещё двое. Не ответив на приветствие, Рафаэле встал и ударил Аля палкой по плечу. Телохранители рванулись к нему, но Аль остановил их жестом. Он опустил голову и молча принял несколько ударов, а потом оба сели. Какое-то время помолчали — и стали обсуждать дело, которое привело Аля сюда. (По всей видимости, он хотел просмотреть «настоящие» бухгалтерские книги, хранившиеся у Рафаэле). Чем было вызвано такое поведение Рафаэле, неизвестно. Но, судя по реакции Аля, он признавал, что в чём-то виноват перед ним. Однако, если это было побуждение остановиться, эффекта оно не возымело. Да и поздно было тормозить. Разогнавшийся паровоз мчался под гору.
В мае в городке Стикни прошли местные выборы. Все избранные кандидаты были из списка Капоне, которому позже предъявили обвинение в мошенничестве, но дело закрыли. В соседнем городишке Форест-Вью, в девяти милях на юго-запад от Луп, 47 из 55 зарегистрированных избирателей проживали в двух борделях — «Острог» и «Кленовая вилла», оформленных как легальные предприятия бизнесменов Ральфа и Аля Капоне. Этот посёлок изначально строился для ветеранов Первой мировой, а название (Лесной вид) получил благодаря близлежащему заповеднику. Ральф довольно грубо захватил там власть, жестоко избив основателя посёлка, юриста Джозефа Нозека (неосторожно заявившего, что не знает, кто такой Капоне), и других членов руководства, так что они были вынуждены убраться. Теперь вся экономика Форест-Вью строилась на борделях, букмекерских конторах и пивоварнях; в прессе его уже окрестили «Капоневиллом».
Понятно, что там Аля знала каждая собака, поэтому он уехал в Лансинг — столицу штата Мичиган, но по сравнению с Чикаго — захолустье: всего-то около семидесяти тысяч жителей. Зато Капоне мог спокойно гулять по его улицам, не опасаясь, что его кто-нибудь узнает и примет меры. Но в крошечном Бентон-Харборе, тоже в Мичигане, куда Аль иногда выбирался к своему приятелю Тони Ломбардо, председателю Италоамериканского союза, большой дом круглосуточно охраняли вооружённые люди.
В Лансинге Аля Капоне приютил бывший член его банды, который пожелал выйти из игры и получил на это разрешение. Такое крайне редко, но всё же случалось. Например, шофёр и телохранитель О’Бэниона Джером Макмагон «завязал» по просьбе своей невесты и был отпущен с миром. Даже видным гангстерам удавалось соскочить с этого крючка; например, Макси Эйзен вскоре после похорон О’Бэниона покинул банду, благодаря которой сколотил себе неплохое состояние, и уехал подальше. Главарь банды Вэлли Фрэнки Лейк поступил так же, бросив товарищей. В банде Торрио—Капоне такое было немыслимо, но Макмагона, мелкую сошку, занятого лишь на погрузке-разгрузке ящиков со спиртным и в редких случаях повышаемого до водителя грузовика (и то для перевозок на небольшие расстояния), милостиво отпустили. В благодарность этот человек, перебравшийся из Чикаго в Лансинг, занявшийся там мелкой торговлей и обзаведшийся семьёй, при случае передал своему боссу: если тому когда-нибудь понадобятся его услуги (разумеется, мирного характера) — милости просим. И вот они понадобились. Пока чикагская полиция активно разыскивала Аля Капоне, а все газеты в Америке (и даже некоторые зарубежные издания) печатали его портреты, он ходил по Лансингу у всех на виду.
По приезде в Лансинг Аль первым делом связался с Джоном О’Брайеном, офицером местной полиции, про которого говорили, что он согласен молчать за деньги: вот он я, но меня нет — понятно? Но О’Брайен занимал довольно скромное место в полицейской иерархии, так что спокойную жизнь Капоне обеспечивали только отсутствие в тех местах мафии и дружелюбное отношение населения, оценившего его щедрость и обаяние: то он даст мальчугану пять долларов на мороженое, велев угостить всех друзей, то оплатит счёт за уголь для бедной вдовы, то предложит купить приютившей его семье новую машину (предложение вежливо отклонили), то оплатит кому-то обучение в колледже или лечение. Понятно, что никто не разбегался при виде его чёрного лимузина, а когда он шёл по улице пешком, ему махали рукой: «Привет, Аль, как дела?» 4 июля, в День независимости, он присутствовал на традиционном фейерверке, и об этом написали в местных газетах. Капоне этому не препятствовал: чем больше положительной рекламы, тем лучше. Он проводил совещания в одном из самых престижных отелей Лансинга, куда к нему приезжали «сотрудники» из Чикаго. В вестибюле толпились журналисты в поисках сенсаций, высматривая людей в светлых пальто и серых Федорах (мужчины, не принадлежавшие к криминальной среде, опасались носить шляпы
