Я переплела свои пальцы с её и сжала.
— Я заставила его уйти.
Тишина опустилась на нас, как падающий снег.
— Что, если это были мои последние слова, обращенные к нему?
Ещё один долгий отрезок молчания.
В какой-то момент я, должно быть, заснула, потому что, когда я проснулась, подушка, на которой спала Кэт, была холодной. Тусклый свет заливал мою спальню. Я встала и побрела на кухню. Там было пусто. Я поднялась наверх, ступеньки заскрипели под моими босыми ногами. Дверь Кэт была открыта, а её постель заправлена. Она исчезла. Я подозревала, что знаю, куда она пошла — обратно в лодочный сарай.
Я вернулась в свою спальню и оделась. Мои ботинки из овчины пропали, как и моя любимая кожаная куртка. Они были испорчены озером, но, к счастью, у меня были другие ботинки и другие пальто. Я застегнула кашемировый жакет, сунула свой новый телефон в карман пальто, и ушла.
Машина Кэт была припаркована перед домом, но её следы отпечатались на снегу. В какой-то момент след истончился — отпечатков её ботинок было слишком мало и они находились слишком далеко друг от друга, чтобы за ними можно было проследить. Должно быть, она побежала. Мне потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до эллинга. Её там не оказалось, но свежий снег устилал пол, так что она, должно быть, приходила, если только другой фейри не прошёл здесь.
Я прижала руку к задней стене шкафчика номер четыре, и моя печать вспыхнула, но портал остался твёрдым и неподатливым.
Я вернулась по своим следам, собираясь направиться в лес к дому Каджики, когда заметила движение в доме Астры. Я пошла туда.
Кэт не было ни за одним из общих столов.
— Лили! — взвизгнула Кэссиди. — Куда ты исчезла? Я пыталась дозвониться тебе, наверное, миллион раз.
Я показала: «Потеряла свой телефон».
— О, нет! Как? Где?
Я указала на озеро.
— Это отстой.
Я достала свой новый телефон и отправила ей сообщение из моих восстановленных контактов. «Новый номер Лили». А потом я напечатала: «Кэт заходила сегодня утром?»
— Нет. Ты мой самый первый клиент. Хочешь что-нибудь выпить?
Я кивнула.
— Как обычно?
Я кивнула. Пока она готовила соевое молоко на пару, я села за стол и позвонила Кэт. Звонок переключился на голосовую почту. Я отправила ей сообщение, в котором упомянула, что это мой новый номер, и попросила перезвонить мне. Поскольку больше никто не зашел в кафе, Касс села со мной и рассказала о Фейт и малыше Римо, показав мне тысячу фотографий Римо со всех мыслимых ракурсов. В какой-то момент вошла Фейт, толкая громоздкую коляску. На моём сердце, которое до этого казалось неуклюжим, как кусок проржавевшей стали, стало легче.
Я подняла Римо из коляски и собственнически прижала его к своей груди. Моё беспокойство исчезло, стоило мне увидеть, как его крошечные губы растянулись в зевке, который превратился в сладчайший стон. Хотя я не хотела отдавать его матери, я это сделала. Она засунула его под свой свитер, где он извивался, прежде чем блаженно затих. Когда он закончил сосать и впал в кому, вызванную молоком, и она передала его мне. Я обнимала его всё утро, поражаясь тому, каким абсолютно изысканным он был.
— Лили, мне кажется или твоя ладонь светится? — спросила Фейт после того, как положила булочку с корицей перед покупателем.
Я втянула воздух и прижала Римо ближе, но Фейт наклонилась, чтобы лучше рассмотреть мою руку, её каштановые брови приподнялись. Я не думала, что она могла видеть свет фейри, но её отцом был Грегор — чистокровный фейри — а мать была наполовину фейри. Я бросила взгляд на Кэссиди, которая смеялась над чем-то, сказанным покупателем. Могла ли она также видеть волшебный свет?
Фейт оторвала мой указательный палец от детского одеяльца. К счастью, рука перестала светиться.
— Мне нужно больше спать.
Она зевнула и вернулась к стойке, чтобы помочь Касс разобраться с толпой, собравшейся на ланч, — в основном старшеклассниками, которые пришли за сэндвичем или ломтиком домашнего пирога с заварным кремом.
Римо открыл свои маленькие глазки и уставился на меня. Они были такими же проницательными, как у его деда. Его дедушка, который хотел провести свою семью в Неверру. Прошлой ночью я обвинила его в том, что он испортил замо́к. Только сейчас, глядя на лицо его внука, я поняла, насколько это было несправедливо.
Римо закрыл глаза, забыв обо всём на свете. Как я завидовала его умиротворению, отсутствию забот, отсутствию страха. Когда я пригладила шелковистый локон, моя ладонь снова засветилась. Что делал Каджика? Тренировался? Слышал ли он о порталах? Звонила ли ему Кэт? Я проверила телефон, ожидая ответа на текстовое сообщение, но Кэт мне так и не ответила. Она вообще видела моё сообщение?
Свет в моей ладони погас, прежде чем снова вернулся, а затем снова погас. Последовательность была быстрой, как крылья колибри. Я встала так резко, что изо рта Римо вырвался крик. Запечатлев извиняющийся поцелуй на его нахмуренном лобике, я положила его в коляску.
Фейт уже направлялась к нам, вытирая руки о фартук.
— Что случилось?
Я засунула свою светящуюся руку в пальто, чтобы скрыть свечение. Другой рукой я схватила свой телефон и напечатала: «Я обещала Дереку, что пойду с ним за продуктами».
Она склонилась над коляской и успокоила своего маленького мальчика, нарисовав круги у него на лбу.
— Ты вернёшься позже?
Я кивнула.
— Или вы с Кэт можете прийти сегодня вечером, и мы можем приготовить ужин для девочек, — Фейт прикусила губу. — Если только у тебя нет других планов.
«Я бы с удовольствием пришла. Позволь мне поговорить с Кэт, как только она вернется домой. Я напишу тебе».
Несмотря на то, что моя рука всё ещё была спрятана под пальто в жакете, мою кожу покалывало от жара, за которым последовал самый леденящий холод. Я сосредоточилась на местонахождении Каджики.
Озеро.
Маленький дом.
Он был дома.
Тогда почему он был в смертельной опасности?
Как только я вышла на окраину леса, я взлетела с губчатого слоя сосновых шишек и омертвевших веток. В спешке я забыла о своей жалкой попытке подняться в воздух прошлой ночью. Точно так же, как это случилось, когда я вырвалась из объятий Круза, гравитация потянула меня за пятки и швырнула на землю.
Снег не пробился сквозь густую листву, и я с глухим стуком ударилась о землю. Я вскочила на ноги и, отряхнувшись, быстро побежала по тропинке, которая вела от пляжа к дому Каджики. Я полностью сосредоточилась на том, чтобы не споткнуться, чтобы не зацикливаться на своей неспособности летать.
О том, что это означало…
Моя ладонь дрогнула, отвлекая внимание от траектории движения. Ветка так сильно ударила меня по щеке, что я испуганно остановилась. Я потёрла пульсирующую щеку, но потом подумала о Каджике и снова побежала. Ещё больше веток хлестнуло меня, и я вздрогнула от их нападения, но не замедлилась, даже когда мои лёгкие, казалось, были близки к разрушению.
Я привыкла ходить пешком. Я не была одной из тех фейри, которые ходят босиком, потому что не хотят ступать по той же земле, что и калидум, но я не привыкла к напряжению от бега.
Мне потребовалось почти пятнадцать минут, чтобы добраться до дома Каджики. В серебристом сумраке полудня он казался безжизненным, и всё же где-то там была жизнь. Сердце бьётся слишком быстро или слишком медленно.
Я постучала во входную дверь, чтобы предупредить его о моём присутствии. Я подождала ответа, но он так и не последовал. Нерешительно я подошла к окну спальни, опустив глаза на случай…
Я сглотнула, воспоминание сгустило мою слюну.
Я постучала костяшками пальцев по окну, всё ещё не решаясь заглянуть внутрь. «Каджика, если ты хочешь, чтобы я ушла, просто проворчи».
Кроме шелеста ближайших листьев, не было слышно ни звука. Наконец, я подняла взгляд. То, что я увидела через оконное стекло, охладило огонь в моих венах.
