Быть “вне системы” не значит “против”. С таким же успехом “внесистемное” бытие может быть и жестким противостоянием, и мирным сосуществованием. Либеральный капитализм признает привилегию инакомыслия, другое дело, что она доступна лишь избранным. Интегрированные радикалы становятся одним из элементов (а может быть, и столпов?) системы2.
“Альтернативная культура” создает собственный закрытый мир, точнее, миры. Каждый из них самодостаточен. Замыкаясь в них, их обитатель уже не слишком воспринимает окружающее пространство. Он полон иллюзий относительно всеобщего значения своей жизненной практики. Так, например, авторы энциклопедии совершенно искренне убеждены, что марихуану курят все “повально и поголовно до (а многие иногда и после) 40 лет” (с. 93) или что движение хиппи в начале 1990-х годов включало в себя “почти всю более-менее мыслящую советскую молодежь” (с. 213).
Человек, живущий по правилам “альтернативного мира”, уже настолько не интересуется пошлыми и банальными двуногими существами, которые стригут волосы и пьют водку, что попросту не замечает их или отказывает им в праве на разумность. Таким образом, неприязнь к буржуазной пошлости плавно переходит в квазиаристократическое презрение к тем людям (огромному большинству), что обречены жить по законам системы.
“Альтернативщик” уже свободен, даже если для мира в целом система отрицаемых им запретов сохраняется неколебимо. Вопреки Ленину, он живет в обществе, стараясь, по возможности, быть свободным от общества. Но какой ценой? Большая часть его энергии уходит на то, чтобы защищать свое пространство от вторжений “мейнстрима”. Внешний мир остается предоставлен сам себе3.
Поведение такого радикала соответствует логике старого анекдота. Почему аист стоит на одной ноге? Потому что если он и ее поднимет, то упадет.
Там, где возможность стоять на двух ногах априорно отвергается, есть лишь альтернатива - стоять на одной ноге или падать. Иными словами, сопротивляться буржуазному миру или подчиниться ему. Вопрос об изменении мира не стоит.
Итогом таких битв неизменно оказывается поражение. Причем лучшим вариантом становится поражение непосредственное, когда борец героически погибает, часто в прямом смысле, растоптанный системой. Куда худшим результатом оказываются победы “альтернативной культуры”, в конечном счете срабатывающие на усиление той самой буржуазной системы, против которой так яростно боролись. Рок-музыка поглощается индустрией телевидения, сексуальная революция наполняет своей энергией коммерческую рекламу, а порнография делается бизнесом со своими транснациональными концернами и финансовыми потоками.
Капиталистическая система, способная каждый раз поглотить и даже использовать в своих целях разрушительный потенциал бунта, выглядит мифическим всесильным чудовищем. Миссия “альтернативной культуры” заведомо невыполнима, враг - непобедим. Со времен Камю ключевым мифом левых становится Сизиф, героически продолжающий свое бессмысленное дело. Но с некоторых пор камень уже не скатывается с горы. Это расточительство, которое рациональная капиталистическая система позволить себе не может.
У современного Сизифа на вершине каждый раз отбирают камень. А из доставленных на вершину булыжников строится новое крыло старой тюрьмы. Правила игры определяют те, кто занимают стратегические “господствующие высоты”. Иными словами, те, у кого в руках экономическая и политическая власть. Может, дело не в камне, а в горе? Иными словами, в социально-экономических структурах, которые могут и должны быть изменены сознательным политическим действием.
После каждого поражения бунт начинается снова. Он имманентен капитализму и постоянно меняет свою форму по мере развития буржуазного общества. В конечном счете именно противоречивость мелкобуржуазного сознания несет в себе мощный творческий потенциал. “Мятущееся сознание” крайне плодотворно. Материал, из которого получается плохая политика, порождает великолепную культуру. Было бы очень скучно, если бы вместо Театра Жестокости Антонена Арто, сюрреализма, “нового романа” и фильмов арт-хауса мы бы имели лишь бесконечный поток идеологически безупречных социально-критических произведений в стиле живописи “передвижников” или прозы позднего Диккенса и раннего Горького.
И все же не случайно, что, как подметил Набоков, великие революционеры по большей части оказывались людьми вполне консервативных эстетических взглядов. Радикальный вызов системе становится эффективен лишь тогда, когда роли меняются. Альтернатива должна сама стать новым “мейнстримом”, вобрать в себя формально признаваемую капиталистическим миром культурную традицию, одновременно разлагая и разрушая коммерческую “массовую культуру”. С появлением общей цели и общего смысла тактика обретает стратегию, мятеж, закончившийся удачей, получает право на новое название.
Подобный переворот происходит только в процессе социальной революции. Это единственное, чего система не может переварить.
Утопия?
Возможно.
Но следует помнить, что капитализм не всесилен и не бессмертен. Не исключено, что он погибнет довольно скоро, может быть, даже при жизни нынешнего поколения. Вопрос лишь в том, погибнет он сам по себе или вместе с человеческой цивилизацией. Пока последний вариант представляется наиболее вероятным.
Примечания:
1 Своеобразная интеллектуальная ловушка, в которую попадаются многие исследователи и представители альтернативной культуры, состоит в том, что “мейнстирим” представляется чем-то единообразным, а если внутри него и есть различия, то они “мнимые”, “чисто внешние” и т. д. На самом деле это не так. Буржуазная культура всегда существует одновременно в нескольких вариантах. Даже советский официоз допускал внутри себя некоторые различия.
2 Подъем “альтернативной культуры” в 1960-е годы был связан с очевидным вырождением “классической левой”, будь то социал-демократы или коммунисты. С тех пор вырождение старых партий стало еще более очевидным, приняв уже совершенно гротескные формы. Однако политические проекты альтернативного радикализма оказались еще менее успешными. Для того чтобы окончательно интегрировать партии и организации, порожденные рабочим движением, европейской буржуазии потребовалось около столетия, да и то нельзя говорить об окончательном успехе. А вот “зеленые” партии были “переварены” системой за какие-то 15-20 лет. Более того, несложно заметить, что эффективность “альтернативной культуры” строго пропорциональна эффективности “традиционных” левых партий, опирающихся на рабочее движение. Пока на сцене была революционная социал-демократия, в политике было место и для массовых анархистских течений. Реформистские левые правительства 1960-х годов сосуществуют с “новыми левыми”. А крушение коммунизма и моральный крах социал-демократии сопровождался столь же массовой капитуляцией радикалов. Не добившись своих идеологических целей, старое рабочее движение все же смогло создать социальное государство. Потеря этих завоеваний в 1980-1990-е годы обернулась жизненной катастрофой для арифметического большинства человечества.
3 Разумеется, в рамках самой “альтернативной культуры” далеко не всегда наблюдается подобное самодовольство. Инстинктивные поиски выхода из политического тупика и расширения “социальной базы” повторяются на всем протяжении ее истории. Именно такой смысл имел символический “пролетаризм” новых левых, которые, будучи исключительно молодежно-интеллигентским движением, обожали говорить о “рабочей автономии”, “пролетарской демократии” и т. п. Антиглобализм тоже может рассматриваться как (не во всем удачная) попытка преодоления “альтернативности”, когда радикальные группы вышли из своих гетто и обратились к массам, а заодно - и друг к другу.
Опубликовано в журнале: «Критическая Масса» 2005, №1
КОНЕЦ ИЛЛЮЗИЙ
С очередными реформами дело с самого начала не заладилось. Многомесячная пропагандистская кампания мало кого убедила. Когда же от слов перешли к делу, население взбунтовалось. На отмену бесплатного проезда пенсионеры ответили бессрочными акциями протеста.
Между тем власти, обещая частичные уступки и компромиссы, упорно держатся за основные положения непопулярного закона. С постоянством, достойным хорошо обученных попугаев, представители правительства и Думы повторяют, что закон в принципе хорош, только исполнение подкачало. Президент, которому, казалось бы, выгодно было отречься от правительства и по-царски успокоить толпу, бросив ей к ногам головы нескольких провинившихся бояр, вместо этого публично солидаризировался с ненавистными народу министрами. Путин готов пожертвовать своей репутацией и даже рискнуть своей властью, провоцируя всеобщее возмущение, только бы не возвращать льготникам бесплатный транспорт.
