Лоране хмыкнула.
— Все эти надписи были. Но ведь склона не видно. Представляешь, подъезжает человек и видит устрашающие надписи, относящиеся непонятно к чему. Перед ним скала и больше ничего… Склона-то не видно! Человеком овладевает законное любопытство, и он начинает искать, к чему относятся эти надписи. Когда он находит склон, ему становится интересно, и он решает проверить, так ли это опасно, как написано. О, люди! Лоране помолчала, отпивая вино и отправляя в рот вилку-шпажку с тянущимся сыром, который она несколько раз ловко, как спагетти, накрутила на хлеб.
— Между прочим, — продолжала она, — трое погибших и четверо травмированных пришлись как раз на то время, когда на скале висели эти надписи.
Элен некоторое время размышляла над сказанным подругой, а также о том, что руководило Жозефом, когда он писал записку.
Наконец она услышала голос Лоране:
— Горы надо уважать, а не лезть, как Софи…
— Софи — совсем другой случай, — тихо сказала Элен. — Жозеф сам показал ей этот склон в первый день.
— Но это было потому, что они опоздали на подъемник, — заметила Лоране. — И с ней тогда был такой опытный лыжник, как Жозеф. А в этот раз она была одна, слабая, неумелая. Софи должна была отдавать себе в этом отчет. Она должна была послушаться его и переночевать в кафе, а она взяла и уехала одна. Просто из каприза. Горы капризов не прощают, знаешь ли.
Они опять помолчали, и Элен решила сменить тему.
— Ты завтра уезжаешь… — грустно сказала она.
— А ты послезавтра, — подхватила Лоране. — Может быть, заедешь в Париж?
— У меня обратный билет на послезавтра из Лиона, — с сожалением сказала Элен.
— Я оставлю тебе адрес и телефон, — пообещала Лоране. — Ты же должна познакомиться с Аленом-младшим.
— Я тебе тоже оставлю свои координаты, а ты пришлешь мне его фотографию.
Лоране и Элен намеренно избегали говорить о Жозефе.
Затянувшееся молчание первой прервала Лоране.
— Ты будешь завтра кататься? — спросила она.
— Наверное, надо, в послед… в заключительный день. — Она чуть было не оговорилась. — Хотя совсем нет настроения. Без Жозефа не хочется кататься. Но думаю, что поеду на те склоны, где мы с ним еще не были. А ты когда собираешься сюда?
— Через две недели приедем сюда с Робером и детьми, — проговорила Лоране. — Я соскучилась по своим мальчикам. Они уже вполне прилично катаются, и с нетерпением ждут, когда мы возьмем их с собой.
Она улыбнулась, видимо, вспоминая своих детей. — Странно, — задумчиво сказала Элен. — Я ни разу не вспомнила о Билле. Не знаю, как теперь быть… Я не смогу жить по-прежнему.
Лоране положила свою ладонь на ее руку.
— Время все расставит по своим местам, — уверила она. — Я убеждена, что Жозеф найдет тебя. Надо набраться терпения, девочка… А пока просто живи, работай…
Элен кивала, опустив глаза.
Ресторан опустел. Только они, две подруги и немного родственницы, никак не могли наговориться. Официанты искоса поглядывали на них, не осмеливаясь напомнить о времени.
— Может быть, погуляем? — не желая расставаться, предложила Элен.
— С удовольствием, — отозвалась Лоране. — Полчасика подышим ночным горным воздухом, а потом мне пора собираться. Я хочу выехать сразу после завтрака. До Парижа добираться часов пять-шесть, в зависимости от пробок на равнинной части шоссе.
Луны не было видно. Тучи сгущались, подул западный ветер.
— Думаю, что мы уезжаем вовремя, — предположила Лоране, — погода явно портится.
— Да, пора уезжать, — повторила Элен. — Между прочим, первый раз в жизни мне хочется уехать с гор. Обычно я с сожалением покидаю горнолыжные склоны.
— Я тебя понимаю, — ответила Лоране.
— За эту неделю было все — и прекрасное, и ужасное. — Казалось, Элен размышляла вслух. — Любовь и смерть — они как будто переплелись здесь. Ты и Ален, я и Жозеф, Софи… Все это останется в памяти на всю жизнь. Все остальные ощущения притупились. И горные лыжи, которые раньше могли заменить счастье, пока не в состоянии даже принести радость.
— Перестань, — строго сказала Лоране. — Ты становишься пессимисткой. Так нельзя. На тебя это непохоже.
Она взяла Элен под руку, а та прижала к себе ее руку. Так они прошли еще немного по тропинке, ведущей к рощице.
— Возле этих елей мы гуляли с твоим отцом, — проговорила Лоране. — Тогда елочки были маленькие и пушистые.
— Мы с Жозефом тоже пару раз ходили по тропинке к этой роще, — грустно сказала Элен. — Видишь, как все сходится. У тебя нет Алена, у меня нет Жозефа.
— Прекрати сейчас же! — прикрикнула на нее Лоране. — Раз все сложилось именно так, значит, так надо. Прими испытание со спокойствием и благодарностью. С благодарностью Богу, судьбе, Природе, Космосу — кто во что верит. За такую любовь, которая была дана мне и тебе, всю жизнь надо благодарить. Даже если больше ничего не будет, ты уже узнала Любовь с большой буквы. А это дается очень немногим в этой жизни.
— Но ведь у тебя теперь Робер, дети. Разве ты не любишь их? — наивно спросила Элен.
— Дети — совсем другое. — Лоране остановилась. — А Робер — не замена Алену. Он — моя поддержка и отец мальчикам. Иногда он меня раздражает, мне бывает плохо. Я до сих пор невольно сравниваю его с Аленом… Конечно, я привыкла к нему. Он — мой друг, он любит меня, но главное — дети…»
Обе женщины стояли, глядя друг на друга, и в душе Элен поднималось теплое чувство благодарности, о котором так хорошо говорила Лоране.
— Ты умница, — улыбнулась она, пожимая руку Лоране. — Мне будет тебя не хватать. Думаю, ты не обидишься, если я скажу, что ты заменила мне мать и бабушку.
Лоране поморщилась. Чувствовалось, что сравнение с бабушкой ее не обрадовало. Элен рассмеялась и объяснила:
— Бабушка Мари-Клэр была мне другом. С ней можно было говорить на любую тему. Она была мудрой и веселой. После ее смерти у меня так и не появилась другая подруга. И вот теперь ты. Это тоже подарок судьбы.
Лоране лукаво посмотрела на нее:
— Ты забыла, что у тебя есть брат. Вот и еще подарок. Разве нет?
— Конечно, да! Было три подарка судьбы, осталось два. Что ж…
Лоране посмотрела на часы и мимикой дала понять, что ей пора собираться. Они простились у лифта.
— Встретимся на завтраке, — сказала Элен, — в девять часов, да?
— Желательно, не позже, — улыбнулась Лоране.
Элен долго не могла уснуть. Против воли она вспоминала ночи с Жозефом. Когда она начала засыпать, ей показалось, что ее губ коснулись его губы. И по всему ее телу пробежала судорога страсти. Это было так явственно, что она вскрикнула. Стоило ей только закрыть глаза, как перед ней вставали картины их любви, она чувствовала на себе долгий взгляд его серо-голубых глаз с удивительно длинными ресницами, и в груди поднималась боль, от которой не было спасения.
