– Тут все в порядке. Фред следил за нами, я послал за ним Нийю, и сейчас бумага уже у него, а он едет к вам. Установить, что она побывал здесь, легче легкого – нас это тоже касается. Кто-то все второпях перерыл ящики выдвинуты, на полу разбросаны вещи и так далее. Телефон здесь такой: Хэммонд три-сорок пять-ноль-пять. Мне продолжать?
– Нет.
– Что теперь? Повесить трубку, чтобы вы пустили в ход свой гениальный мозг, и перезвонить снова через три минуты?
– Нет. Оставайтесь там вместе с мисс Тормик. Здесь у меня мистер Кремер, и я ему все передам. Не вешай трубку.
Я услышал его голос, а потом до меня донеслись громкие звуки – должно быть, Кремер кувыркался от злости. В следующую секунду мне в ухо проорали:
– Гудвин!
– Да, сэр, слушаю вас.
– Оставайся на месте! Понял?
– Да, сэр.
Вот и все, если не считать щелчка брошенной трубки. Я дал отбой, прошагал к Нийе, взял её за локоть, увлек к креслу и усадил.
– Они набегут минут через пять. Или даже быстрее. На сей раз первым подоспеет сам инспектор Кремер. И теперь вы уже точно втянуты в дело об убийстве. Здесь, в собственной передней. Что вы собираетесь рассказать Кремеру?
Нийя подняла голову и посмотрела на меня в упор. Она не моргала, но подбородок мелко дрожал. Девушка пожала плечами.
– А что я могу рассказать?
– Вот уж не знаю.
– Ничего.
– Этого мало. При данных обстоятельствах. Его ухлопала ваша подруга Карла?
– Не знаю.
– Или вы сами?
– Вы же знаете, что нет!
– Не знаю. Много у вас здесь секретных шифров, компрометирующих бумаг про боснийские леса, концессии и плутни «Барретт и Дерюсси»?
– Нет, здесь ничего нет. Я очень осторожна.
– Да, безусловно. Зарубите себе на носу: если вы станете отпираться и утверждать, что никогда и в глаза не видели Фабера, и не представляете, с какой стати его пришили именно здесь, вам придется туго. Если будете говорить правду – другое дело, но если решите лгать, вам нужно быть поизобретательнее. Беда ещё в том, что тот, кто убил Фабера, лишил вас алиби в убийстве Ладлоу. Я не пытаюсь вас запугать, но хочу, чтобы вы…
Зазвонил телефон, я подошел и снял трубку.
– Телефон Хэммонд три…
– Арчи, мистер Кремер приедет с минуты на минуту.
– Ах, какой кошмар!
– Как мисс Тормик?
– Замечательно. Уверяет, что у неё память отшибло.
– Шок?
– Нет, просто ничего не знает.
– Когда её будут допрашивать о том, где она была после десяти утра – в это время Фабер ушел от нас ещё живым, – она обязательно должна сказать, что согласится отвечать только в присутствии своего адвоката. При данных обстоятельствах, эта мера вполне оправдана.
– Я ей передам.
– Непременно. Я договорюсь с мистером Паркером, чтобы он представлял её. А что она говорит про мисс Лофхен?
– Тоже без понятия. Войдя и увидев, кто валяется на полу, она первым делом завопила: «Карла!»
– Понимаю. Что ж, очень скверно. Кстати, куда ты дел последние записи о размножении гибридов онцидиума? Я хотел бы кое-что уточнить.
– Боже всемогущий! – Я всплеснул руками. – Ваша дочь тут сходит с ума от ужаса, я сижу с руками, обагренными кровью Фабера, а вы несете какую-то чепуху о всяких дурацких орхидеях… Почему бы вам вместо этого не поупражнять свои гениальные мозги?
– Я не могу работать, когда мне не хватает пищи для размышлений. Постарайся вернуться как можно скорее. Куда ты подевал эти записи?
Я рассказал. Он поблагодарил и положил трубку. Я взглянул на Нийю, которая сидела, сжав губы и сцепив пальцы, и мрачно заметил:
– Ну и субъекта вы себе выбрали в приемные отцы. Знаете, чем он развлекается? Изучает, как размножаются орхидеи, которые он высадил год назад! Кстати, он передал, чтобы вы отвечали на любые вопросы, которые вам будут задавать полицейские по поводу того, где вы сегодня шастали, начиная с десяти утра. На все другие вопросы отвечать отказывайтесь, пока не посоветуетесь с адвокатом. Он предоставит вам своего.
– Адвоката – мне?
– Да.
Вдали за открытым окном послышался вой полицейской сирены.
Глава 14
В пять минут третьего Вульф допил последнюю каплю послеобеденного кофе, отставил чашечку в сторону и издал два четких и совершенно различных звука. Первый, блаженный вздох, относился к ближайшему прошлому, а именно чудесному часу, проведенному за обеденным столом; второй – душераздирающий стон – к столь же ближайшему и неминуемому будущему, которое воплощалось в рассевшейся в красном кожаном кресле личности – инспектор Кремер собственной персоной пожаловал ровно в два часа, и с тех пор терпеливо дожидался в кабинете.
Мы с Вульфом вошли в кабинет и расселись по своим местам. Конец не зажженной сигары во рту Кремера описал восьмерку.
– Сожалею, что вы из-за меня так скомкали свой обед, – съязвил он.
Вульф отрыгнул. Инспектор Кремер излил накопившийся яд на меня.
– Не придумал чего-нибудь новенького по поводу того, зачем вам с мисс Тормик понадобилось ехать к ней домой?
Я помотал головой.
– Нет, сэр. Как я вам уже говорил, мы поехали туда, чтобы увидеться с мисс Лофхен.
– И зачем она вам потребовалась?
– Я собирался привезти её сюда, к мистеру Вульфу. Обговорить кое-какие дела.
– И что – её разбил паралич?
– Оставьте, мистер Кремер, – поморщился Вульф. – Сами понимаете – это ребячество. Размахивать кулаками – не лучший аргумент в спорах. Не думаете же вы, что вам удастся вырвать у мистера Гудвина признание, если у них с мисс Тормик и впрямь было какое-то важное дело?
Кремер отрешенно жевал сигару, потирая кончики пальцев. Наконец он сказал:
– Я вот сидел тут и думал…
Вульф сочувственно кивнул:
– Да, здесь хорошо думается. Уличный шум почти не мешает.
Молчание. Кремер изрек:
– Я отнюдь не дурак…
Вульф снова кивнул:
– Всем нам порой так кажется. Это все яд самомнения. Но страшного ничего нет – нужно только всегда держать под рукой противоядие.
– Я вовсе не тщеславен, черт побери! – взорвался Кремер и вынул сигару изо рта. – А к дуракам я себя не отношу по той причине, что я прекрасно понимаю – только здесь, сидя в вашей конторе, я могу получить хоть какую-то наводку.
– Могу лишь повторить, что здесь и в самом деле хорошо думается.
– Да. Только я не об этом толкую. Я говорю о вас. Вокруг этого дела создали завесу тайны. Почему – я не знаю, но вам-то это известно, как пить дать. Я, конечно, не рассчитываю, что вы мне выложите всю подноготную, но намекать вам и прежде случалось, и я не вижу причин, почему бы вам не намекнуть и сейчас. Не удивлюсь, если вам уже известно, кто убил Ладлоу и Фабера.
– Вы ошибаетесь. Я этого не знаю.
– Но вы наверняка знаете что-то такое, чего не знаю я. Возьмем, к примеру, вашу клиентку. Почему эта девушка стала вашей клиенткой? Разве она способна заплатить сумасшедший гонорар, к которому вы привыкли? Ясное дело – нет. Тогда кто вам заплатит? Это-то вы знаете? Естественно, да. Вы беретесь за дело только тогда, когда это вам выгодно. Даром у вас и песка в пустыне не допросишься. Почему, кстати, Даркин торчал там в такси? Гудвин сам признает, что позвал его в квартиру, а потом отослал сюда в машине. В вашей машине. Держу пари, что он прихватил с собой и Лофхен.
– Вздор. Фред приехал сюда один и по дороге никуда не заезжал.
– Это вы говорите.
– Можете спросить Фрица, который открыл дверь.
– Чушь собачья! Какой смысл расспрашивать людей, которые работают на вас? Ничего, мы найдем Лофхен, да и Зорка никуда от нас не денется, будьте уверены.
– Так вы ещё не напали на их след?
– Нет еще. Но нападем. За Лофхен следил наш человек, но он ещё не докладывал, так что нам неизвестно, где она. И еще: Зорка была здесь у вас…
– Она была пьяна.
– Но не настолько, чтобы не суметь удрать по пожарной лестнице. Если верить вам. – Кремер ткнул в направлении Вульфа сигарой. – Вы отдаете себе отчет, что на сей раз мне ничего не стоит пришить вам обвинение в укрывательстве улик?
– Сомневаюсь. Впрочем, можете попытаться.
– Я бы попытался, но не могу. И причина весьма серьезная. И комиссар и окружной прокурор всячески пытаются замять эту историю.
Брови Вульфа взметнулись вверх.
– В самом деле?
– Да. Я говорил, что все это дело покрыто мраком. Терпеть не могу такую мерзость. Я полицейский. Мне платят за то, чтобы, посмотрев на труп, я решил – убийство это или нет, и если да, то – отыскал преступника и доказал его вину. Вот за что мне платят. В девяноста девяти случаях из ста руководство мне помогает, но время от времени какие-то политики или иные влиятельные особы вмешиваются и пытаются повязать мне руки. Я не люблю и не потерплю, чтобы мне вставляли палки в колеса.
Кремер всунул сигару в рот и опустил тяжелые кулаки на подлокотники кресла.
