но очень сильным. Он перетаскивал тяжелые коробки и ставил их одну на другую.
– Дела в магазине идут не очень хорошо, Перл, – поделился он. – Я пытался донести до нее, но она не захотела слушать.
– Дела в магазине никогда не идут хорошо, – отмахнулась Перл. – Это же книжная лавка. По-другому не бывает.
– Да, но мы весь год уходим в минус.
Перл пожала плечами. Как ее мать сводила концы с концами, ее не интересовало.
– Твоя главная задача – быть ребенком, а обо всем остальном предоставь беспокоиться мне, – по-матерински заботливо заявляла совсем не заботливая Стелла.
– У нас лежит стопка просроченных счетов, – продолжил Чарли, но тут же покачал головой: – Прости. Мне не следовало грузить тебя этой информацией. Ты же ребенок.
– Здание у нее в собственности.
Это был большой склад на окраине города. Район давно обещали облагородить, но исполнять заявленное не спешили. В жизни Стеллы был человек, который в свое время помог ей огромной суммой денег. Она всегда обращалась к нему, когда дела шли туго, – и он всегда приходил на помощь. Кем он был и почему давал Стелле деньги, Перл понятия не имела. Стелла называла его своим благодетелем. Но мать уже давненько не упоминала его.
– Да, только неоплаченные налоги никуда от этого не денутся, – напомнил Чарли. Перл снова передернула плечами.
– Не забивай себе голову. Я поговорю с ней еще раз, – пообещал Чарли, махнув рукой. – Она что-нибудь придумает – я же знаю Стеллу.
Разве кто-то вообще знал Стеллу?
Перл держала в руках никем не прочитанную книгу в мягкой обложке. На обложке красовалась безликая женщина в цветастом платье, с мечтательным видом проплывающая мимо пляжного домика. Перл отправила книгу в коробку к остальным романам.
Она смотрела, как Чарли упаковывает, запечатывает, поднимает и относит новую коробку к другим. Притворялась, что не глядит на него и не замечает, как иногда он сам наблюдает за ней. Она не знала, сколько ему лет. Тощий, всегда чисто выбритый, он выглядел ненамного старше выпускников. У него были красивые глаза, длинноватый нос и пухлые губы. Он казался очень серьезным – пока его лицо не озаряла улыбка.
– А у тебя какой отец? – спросила Перл. Он редко и очень фрагментарно рассказывал о себе, о своей семье, о своих истоках.
– Мой отец, – ответил он, водружая коробку на место, – был чудовищем.
– Правда?
Повернувшись к ней, он утер рукой пот со лба.
– Да, правда. Он пил и дрался. И был тем еще проходимцем.
– Сочувствую.
– Он давно умер. – Чарли погрузил еще одну коробку на тележку. Его лицо было спокойным, в нем не читалось напряжения – он просто констатировал факты.
– А мама?
– Тоже умерла. – Он запечатал последнюю коробку.
– У тебя никого не осталось…
– Да. Сирота. Единственный ребенок двух несчастных людей.
– Это как-то… хреново, – вздохнула она. А что еще можно было сказать?
– Нужно радоваться тому, что имеешь, – пожал плечами он. – Помнишь книгу, как ее… «Порозовительно вкусно»[25]?
Книга об избалованной девочке, помешанной на кексах.
– Она-то как раз расстроилась.
Чарли улыбнулся своей коронной понимающей улыбкой.
– И чем это для нее обернулось? – спросил он.
– Кажется, она отравилась, или что-то в этом роде.
– Именно, – кивнул он. Перл рассмеялась, а Чарли покатил тележку к выходу, у которого парень из службы доставки потом заберет коробки. По небу уже разливался закат, и магазин был совершенно пуст. Внешкольные занятия больше не проводились. К вечерам открытого микрофона публика потеряла интерес, как только они перестали подавать бесплатные закуски и вино, потому что едва могли себе это позволить.
По дороге домой они остановились взять китайской еды. Чарли припарковался на подъездной дорожке, чтобы проводить Перл внутрь. Он нес ее тяжелый рюкзак и ужин. Она открыла дверь.
– Мне нужно поговорить с твоей мамой. Может быть, она согласится поесть вместе с нами.
Он собирался оставить их. Она это понимала. Он смотрел тем печальным внимательным взглядом, которым всегда смотрели взрослые, когда собирались сделать что-то разочаровывающее. Стелла его измотала. Возможно, она перестала ему платить или что-то в этом роде. Такой уж она была: высасывала из людей все что могла, а закончив, указывала им на дверь. Ей было не важно, уходили ли они легко, или бежали от нее, или уползали с криками и рыданиями.
– Я никогда ни о чем тебя не просила, – говорила Стелла разгневанным кавалерам, друзьям, соседям. И не лгала: Стелле не нужно было просить.
Они вошли. В доме было темно и тихо. Перл включила свет, Чарли поставил ее сумку и отнес еду на кухню. Тарелки, которые Перл не стала убирать после завтрака, стояли там же, где она их оставила.
Что-то было не так. Что-то, от чего шевелились волосы на затылке, от чего перехватывало дыхание.
– Стелла? – позвал Чарли.
Их взгляды встретились в полумраке грязной кухни, и оба что-то почувствовали. Она даже не могла сказать, что именно. Ощутили некое знание, колебания тончайшей энергии. Всю жизнь она мысленно возвращалась к этому моменту. И каждый раз трактовала его по-новому.
Он прошел мимо нее – вплотную, торопливо. Он пах мылом и бумагой. Перл стояла как вкопанная, прислушиваясь к его шагам, переходящим из комнаты в комнату.
Даже услышав его крик, его вибрирующий от шока, ужаса и отчаяния голос, она не шелохнулась, не нашла в себе силы двинуться, не могла даже думать. Время остановилось.
«О боже. Стелла. Нет! Нет-нет-нет-нет-нет-нет».
Перл направилась туда, откуда донесся его вопль, и, дрожа, остановилась в дверях. Чарли стоял на коленях у кровати. Глаза Стеллы, покрасневшие, остекленевшие, уставились в пространство невидящим взглядом. Шея почернела от синяков. Перл почувствовала, как вместе с матерью умерла часть ее собственной души.
Глава шестнадцатая
Селена
Она свернула на подъездную дорожку дома матери, мальчики на заднем сиденье вели себя необычно тихо. Стивен дремал, а Оливер, нахмурившись, смотрел в окно – она наблюдала за ними через зеркало.
– Все в порядке, – ободрила она сына. – Просто спонтанно навестим бабушку.
Оливер перехватил ее взгляд в зеркале – он выглядел старше своих лет. Стивен был маленьким бутузом – коренастым, грубоватым, неуклюжим, рассеянным. Оливер был внимательным. В его лице – такое же у него было, когда она пыталась убедить его в существовании Санта-Клауса или в том, что однажды он полюбит брюссельскую капусту, – читался скепсис, близкий к презрению.
– Ладно, – буркнул он.
Она посмотрела на дом. Ее мама Кора уже стояла в дверях и махала им рукой. Она всегда была хрупкой женщиной и от встречи к встрече казалась Селене все
