— Замолчите! — приказал чей-то голос. Все повернулись к королю. Карл глубоко вздохнул и поднял глаза на сына.
— Ты рассудил верно. Отказать тебе в праве на проведение плебисцита значило бы взорвать само основание нашей династии. — Он устало сгорбился в кресле. — Ты победил.
Никто не произнес ни слова. Взгляд Карла переместился на Эллисон.
— Должно быть, вы совершенно особенная женщина, моя дорогая, раз из-за вас в моей семье столько неприятностей. Если народ вас поддержит, надеюсь, вы будете верной и достойной спутницей моему сыну. Если же граждане Эльбии отвергнут вас, то прошу вас сразу же уехать, чтобы мы покончили со всем этим. — Он тяжело оттолкнулся от кресла и прибавил по-немецки: — Да поможет нам Бог и в том, и в другом случае.
* * *
Все следующие дни Эллисон оказались настолько заполнены, что некогда было вздохнуть. У них с Якобом почти не оставалось времени на еду и сон. Плебисцит должен был состояться через тридцать дней после Рождества, так что времени на то, чтобы встретиться с возможно большим числом граждан Эльбии, не хватало.
Несмотря на утомительный распорядок, Эллисон нравилось встречаться с людьми. Большинство проблем, которые эльбийцы обсуждали с ней и с Якобом, было ей хорошо знакомо. Разве ей самой не приходилось зарабатывать на жизнь себе и Крею? Разве ее не волновало, сможет ли она пригласить хорошего врача к ребенку в случае болезни? А вопросы выживания Эльбии в современном мире и сохранения ее для грядущих поколений приобрели для нее не менее важное значение, чем вопрос существования ее родной страны.
— Люди уверены в твоей искренности, когда ты им что-то советуешь, — говорил Якоб, нежно целуя ее. — Они поддержат тебя... поддержат нас, когда пойдут голосовать.
И вот наступил этот день. Эллисон так нервничала, что за завтраком не могла проглотить ни кусочка. К полудню в замке стало известно, что на удивление высокий процент эльбийцев уже проголосовал за то, чтобы Эллисон была их королевой, когда трон займет Якоб. К концу голосования не осталось сомнений, что народ Эльбии твердо поддерживает принца Якоба и его жену.
Когда Якоб принес ей эту весть, Эллисон бросилась ему на шею.
— О, Якоб, я самая счастливая женщина на свете! Хочу надеяться, что сумею оправдать их ожидания, и твои тоже! — Она завоевала не только его сердце, но и право быть рядом с ним до конца жизни!
Он нагнул голову и поцеловал ее долгим-долгим поцелуем.
— Мои ты уже превзошла.
В его взгляде была такая любовь, что ее сердце переполнилось восторгом.
— Я знаю, ты принесешь моему народу счастье, и он будет гордиться тобой. Я люблю тебя, Элли. Люблю нашего сына. Люблю нас как семью.
Поздно ночью, когда Крей спал сладким сном в своей кроватке, Эллисон лежала в объятиях мужа, в объятиях своего принца... в объятиях, которые скоро станут объятиями короля. Они любили друг друга со страстью пылкой и вечной, какая и должна связывать супружескую пару, которой суждено править самой прекрасной на свете страной.
ЭПИЛОГ
Якоб в одиночестве стоял на балконе, выходившем в сад. Прошло два года с того дня, когда он воспользовался правом просить своих подданных высказаться за или против женщины, которую любил и с которой хотел остаться навсегда. Всего два года, а сколько событий произошло с тех пор!
Он стоял, уже одетый на бал — еще один рождественский бал! — и наблюдал, как его гости собираются перед стеной замка. Их постепенно пропускали в ворота, но они не спешили входить во дворец, несмотря на холод. Мужчины, женщины и дети столпились в саду и в ожидании смотрели на освещенный балкон, где в одиночестве стоял их молодой король.
— Если ты не захочешь сегодня присутствовать на балу, я тебя пойму, — сказал он, понизив голос.
— Ты-то, может, и поймешь, а вот они — нет, — произнес тихий мелодичный голос у него за спиной.
Якоб обернулся, и сердце наполнилось гордостью, пока глаза упивались красотой его королевы.
— Ты выглядишь сногсшибательно, Элли! — пробормотал он, подавая ей руку и выводя к себе на балкон.
При виде молодой королевы толпа пришла в дикий восторг. Эллисон была в платье из темно-красного бархата, с воротником и манжетами из белого меха. Слева на груди была приколота преподнесенная мужем белая роза.
— Ты уверена, что достаточно окрепла? — спросил Якоб.
— Вполне, — ответила она. — Просто немного сокращу на сегодня свою обычную норму вальсов.
Он улыбнулся и, зайдя сзади, обнял ее и крепко прижал к груди. Она помахала толпе, и та отозвалась громкими приветствиями.
— Как там новорожденная? — крикнула ей какая-то женщина из первых рядов.
— Просто прелесть! — ответила ей Элли. — У нее глаза точно такие же, как у отца.
— Ах! — разом выдохнула толпа.
— Она спит? — спросил Якоб.
Эллисон кивнула и посмотрела на мужа своими искрящимися глазами цвета моря. Она родила дочку всего неделю назад, а была уже на ногах, управлялась с детьми и помогала готовиться к празднику.
— И Крей, тоже. Гретхен уже пришла. Идем встречать гостей?
— Обязательно, — отозвался он.
Якоба особенно радовало, что отец будет сегодня с ними. Старому королю понадобилось полгода, чтобы смириться с невесткой. С неистощимым терпением, шаг за шагом, завоевывала Эллисон сердце Карла, и он постепенно полюбил свою американскую дочь. Улучшились и отношения между отцом и сыном. Благодаря стараниям Эллисон между ними не возникало больше конфликтов.
Дойдя почти до двери, Якоб остановился и повернул Элли лицом к себе.
— Я люблю тебя!
— Я знаю. — Она посмотрела на него снизу вверх глазами, полными незамутненной радости, потом встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в губы, и спросила: — О чем ты думаешь?
Слова застряли у него в горле. Да и какими словами можно высказать все, что переполняло его сердце? Ведь только силе ее любви они обязаны тем, что переживают этот момент чуда в своей жизни.
— Спасибо тебе, — только и смог проговорить Якоб.
Она шутливо нахмурилась.
— За что, муженек?
— За все, — ответил он, думая о детях, об отце, о своей процветающей стране. — За все, Элли!
КОНЕЦ
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
