– Она никогда…
– Через день у него в Тауэре будет кто-нибудь из ваших слуг, который под пытками признается, что вы – тайный обожатель королевы Марии.
– Ни один из моих слуг…
– Ни один человек в мире не может долго продержаться на дыбе, или в тисках, или в железной деве. Вы знали, что теперь людям вырывают ногти? Подвешивают за запястья. Никто в королевстве не вытерпит такую боль. Каждый подозреваемый скажет все, что ему велят, через три дня.
– Он не посмеет применить такие средства к честному человеку…
– Шрусбери, он это делает. Вы не знаете, каково сейчас в Лондоне. Никто его не может остановить. Он использует любые средства, какие пожелает, и говорит королеве, что сейчас такие опасные времена, что нужны опасные меры. А она так боится и так слушается его, что позволяет ему обделывать его грязные дела, как он пожелает. У него целая армия тайных слуг, которые делают, что им велят, и знают все. Людей арестуют среди ночи и отводят в Тауэр или в тайные дома, и ни один мировой судья не выдает ордер. Все делается просто по слову Сесила.
Даже Звездная палата не распоряжается об этих арестах, королева не подписывает указов о них, они совершаются по воле одного Сесила. Все делается втайне, по одному его слову. Королева верит ему и его армии доносчиков и палачей, и заключенные, ковыляя, выходят из Тауэра, поклявшись до конца своих дней писать ему доносы. Он ведет себя с невинными англичанами, как испанская инквизиция. Кто скажет, что он не начнет нас жечь? Он уничтожает наши свободы. Он враг и лордам, и народу, и мы должны его остановить. Он нас погубит, он погубит королеву. Человек, истинно верный королеве, должен быть врагом Сесила.
Лошади вытягивают шеи, когда мы поднимаемся по холму к дому, и я отпускаю поводья и молчу.
– Вы знаете, что я прав, – говорит он.
Я вздыхаю.
– Она сделает его бароном.
Мой конь вздрагивает, когда я дергаю поводья.
– Никогда.
– Сделает. Она осыпает его богатством и почестями тоже осыплет. Подождите, он еще попросит отдать вашу падчерицу за своего сына. Возможно, королева попросит, чтобы вы выдали свою Елизавету за горбатого карлика Роберта Сесила. Сесил возвеличится. У него будет титул под стать вашему. И мы, никто из нас, не сможем спокойно говорить, что думаем, у себя дома. Он превращает нас в королевство шпионов и подозреваемых, которым правит он один.
Я так поражен, что какое-то время не могу произнести ни слова.
– Его нужно остановить, – говорит Перси. – Он – новый Вулси[22], новый Кромвель. Еще один выскочка, который поднялся из ничего рабским трудом. Он дурной советчик, он – опасный голос на ее советах. И их обоих мы, лорды, сможем сбросить, прежде чем он станет всесильным. Клянусь вам, он опасен содружеству Англии. Мы не можем допустить, чтобы он стал лордом.
– Бароном? Вы уверены, что она собирается сделать его бароном?
– Она платит ему состояние. Надо остановить его, пока он не стал слишком велик.
– Я знаю, – тяжело отвечаю я. – Но бароном!
Королева уже въехала в ворота. Кому-то другому придется помочь ей спешиться, я не могу поторопиться, чтобы оказаться на месте вовремя, поднять и поддержать ее.
– Отобедаете с нами? – спрашиваю я.
Я не вижу, кто держит ее лошадь и помогает ей спуститься.
– Бесс будет рада вас видеть.
– Сесил узнает, что мы здесь были, – говорит он. – Будьте начеку.
– Я, безусловно, могу пригласить гостя к обеду в своем собственном доме, – восклицаю я. – Королева будет обедать отдельно, в своих покоях. Опасности нет. Что за дело до этого Сесилу?
– Все в Англии теперь его дело, – отвечает Перси. – Через четыре дня он узнает, что мы здесь были; и все, что мы скажем за обедом, будет ему сообщено слово в слово. Мы – пленники, такие же, как она, когда за нами шпионят за каждым столом. Вы знаете, кто в вашем доме его шпион? У него есть, по крайней мере, один, а скорее два или три.
Я думаю о своей жене и ее привязанности к Сесилу.
– Бесс ему доверяет, – говорю я. – Он не станет подсылать к ней шпионов. Он никогда не пошлет шпиона в дом Бесс.
– Он за всеми шпионит, – настаивает Перси. – За вами и Бесс, точно так же, как за нами. Он должен пасть. Мы должны его сбросить. Вы согласны? Вы с нами?
– Да, – медленно отвечаю я. – Да. Пусть королеве Англии снова советуют ее пэры, а не человек, родившийся слугой и опирающийся на шпионов.
Перси медленно протягивает руку.
– Вы с нами, – говорит он. – Клянетесь?
– Я с вами, – говорю я. – Он не может стать бароном. Я не могу допустить, чтобы его сделали дворянином, это неверно. Это против самой природы. Я свергну Сесила с вами. Мы, все лорды, вместе. Мы снова будем лордами, вместе.
1569 год, май, поместье Уингфилд: Бесс
– Нельзя им тут обедать, – сразу говорю я.
Мой муж граф поднимает брови, и я понимаю, что от волнения снова заговорила с дербиширским выговором.
– Прошу прощения, милорд, – поспешно говорю я. – Но им нельзя здесь отобедать. Вы не должны были с ними кататься. Вы должны были сказать им, чтобы ехали дальше. А ее нужно было сразу привезти домой, как только вы их увидели.
Он смотрит на меня, как на непослушную служанку.
– Это мои друзья, – осторожно произносит он. – Мои братья, английские лорды. Разумеется, мои двери для них открыты. Я постыдился бы не пригласить их к себе. Мои двери всегда для них открыты.
– Не думаю, что Сесил…
Его лицо темнеет.
– Сесил не распоряжается в моем доме, ни в одном из моих домов, – говорит он. – Я буду развлекать своих друзей, как сочту нужным, а моя жена отнесется к ним со всем добросердечием.
– Дело не в добросердечии, – отвечаю я. – Дело даже не моем послушании. Дело в безопасности шотландской королевы. Что помешает им передать ей что-либо? Что помешает им вступить в заговор с ней? Что помешает им ее увезти?
– Они мои гости, – выговаривает он тщательно, словно я слишком тупа, чтобы понимать обычную речь. – Это вопрос чести. Если ты не можешь этого понять, ты не понимаешь ничего обо мне и моем мире. Бесс, твой третий муж, Сент-Лоу, был джентльменом, даже если другие и не были. Ты должна знать, что джентльмен не станет вступать в заговор против другого джентльмена, если преломляет с ним хлеб.
– Они, должно быть, без ума от нее, – раздраженно говорю я, – как и половина дураков в Англии.
– Она выйдет замуж за герцога Норфолка, – произносит он очень ровным и спокойным голосом, очень отличающимся от моего резкого тона. – Она выйдет за него и вернется в свою страну как королева. Ее будущее определено, нет нужды затевать заговор и бежать.
– Возможно, – с сомнением отвечаю я.
– Ее восстановят. Перси мне сам сказал. Заключен договор с шотландскими лордами-протестантами. Она гарантирует их безопасность и безопасность протестантской веры. Взамен ей позволят в частном порядке посещать мессу. Шотландские лорды-протестанты готовы принять ее назад, если она будет замужней женщиной, в качестве королевы с королем-консортом их собственной веры, неоспоримого благородства, богатства и силы. Они полагают, что Томас Говард обеспечит надежный союз с Англией и станет прекрасным королем-консортом для Шотландии. Они запланировали все это, когда Говард был на прошлый Новый год в Йорке. И они думают, что он призовет ее к порядку и подарит ей еще одного сына.
