исследованием я заслужу славу не меньшую, чем у полковника Уизерса».
Через несколько дней он уже относительно сносно ориентировался в городе, по крайней мере, мог отличить тяжеловесную, пышущую фабричным дымом, громаду Коппертауна от унылых однообразных пейзажей Лонг-Джона, а кирпичный и шумный Форсберри от неторопливого, замкнутого в себе, Редруфа.
Поскольку больше ему ничего не оставалось, Герти целые дни проводил на улицах города, подчас неожиданно для себя оказываясь едва ли не на противоположном его краю. Этот город умел удивлять, умел мастерски менять свой облик, умел скрываться за множеством масок, каждую из которых Герти рассматривал с интересом не праздного туриста, но исследователя. Шаг за шагом он постепенно расширял ареал своего обитания, знакомясь все с новыми ликами Нового Бангора.
Айронглоу встретил его обилием магазинов. Казалось, стены домов здесь сделаны из сплошного стекла, столько в этом районе было витрин. Лавки, рестораны, аптеки, массажные салоны, магазины европейского платья, музеи, винные ресторации, крохотные японские чайные, бакалеи, книжные магазины, цирюльни, табачные лавки, бильярдные, прачечные, швейные мастерские, ломбарды, букмекерские конторы, клубы, карточные залы, картинные галереи, банки, пабы – удивительно было, как в одном городе умещается столько заведений, в которых можно потратить деньги.
Количество всевозможных искусов здесь было настолько велико, что Герти на всякий случай переложил оставшиеся деньги в самый дальний карман, иначе обязательно бы поддался соблазну манящих вывесок и отведал бы «тонизирующий тройной мятный чай по рецептам новозеландских дикарей» или приобрел бы фунт «прекрасного душистого табаку южных широт, не уступающий виргинскому». Кончилось тем, что из Айронглоу Герти позорно бежал, преследуемый по пятам зазывными криками хозяев всевозможных лавочек.
Олд-Донован поразил его своей старой готической архитектурой. Бледный и молчаливый, он примостился на окраине Нового Бангора, хотя когда-то, в незапамятные времена, считался его центром. Витиеватые своды, внушительные и одновременно трогательные в своей показной монументальности, узкие шпили, гротескные контрфорсы и стройные колоннады, все это настраивало на меланхолический викторианский лад. Однако долго там находиться Герти не решился. От старого камня веяло холодом даже в жаркий день, безлюдные улицы навевали мысли о городах-призраках, покинутых своими обитателями, а слепые маскероны[9], выступающие из стен, казались заточенными в каменную толщу людьми.
Миддлдэк живо напомнил Герти лондонские пригороды. Непосредственный, живой, никого не стесняющийся, он показался Герти насмешливым крестьянином, завалившимся на кровать прямо в грязных сапогах и покуривающим трубочку. Здесь хлопали на веревках простыни, здесь жены громогласно ругали своих ленивых мужей, здесь пахло керосином и горелым жиром, здесь прямо на улицах паслись козы, а чумазые дети беззаботно возились в дорожной пыли.
Клиф оказался вовсе не таким угрожающим, каким виделся по прибытии. Он был бедным, обтрепанным, пахнущим водорослями, гнильцой и остатками пищи, исторгающим в грязный, полный угольной гари, воздух смрад дешевого джина и мочи. Но все же и у этого района было свое собственное достоинство, быть может, особенно заметное из-за атмосферы запустения. Завидев саржевый костюм Герти, пьяные моряки кричали ему из окон пабов, приглашая за их счет раздавить по бутылочке портера, а любопытные дети могли бежать за ним несколько кварталов.
Побывал Герти и в порту, найдя, что тот мало переменился за последние дни. Кипящее вокруг причалов море смывало все запахи города и человека, оставляя только первозданный запах йода, соли и гниющих на солнце водорослей. Его сердце отчего-то тревожно сжалось, увидев пустоту на том месте, где еще недавно на волнах покачивалась грузная туша «Мемфиды». Едва ли этот океанский тихоход успел далеко отойти от острова, но сейчас корабль был так же далек от него, как если бы торчал где-нибудь в проливе Принца Уэльского[10].
На протяжении нескольких часов Герти наблюдал за входящими в порт судами, но ни одно из них не выглядело достаточно прочным и надежным, чтоб вернуть его на континент. Преимущественно попадались паровые катера, кажущиеся шныряющими в тесной луже деловитыми водомерками, да лодчонки полли, вьющиеся недалеко от берега под треугольными парусами.
И все равно Герти взирал на них, как узник замка Иф на парящих в небесных просторах птиц. Они были вольны покинуть Новый Бангор, он же, Гилберт Уинтерблоссом, был отныне прикован к городу невидимой цепью. И как знать, не потащит ли эта цепь его на самое дно, в царство крабов и морских падальщиков, если кто-то толкнет ногой груз…
В гостиницу Герти возвращался под вечер, уставший и голодный, стараясь побыстрее прошмыгнуть мимо грозного швейцара. Первым делом он осведомлялся у консьержа, не было ли на его имя звонков, на что тот неизменно отвечал: «Нет, полковник Уизерс, вам сегодня не звонили». Не было и писем, официально извещающих его о принятии на службу.
Возникало ощущение того, что зловещая Канцелярия попросту забыла о нем, как хищник иной раз забывает о крошечной, не стоящей его внимания, добыче. Что же делать, если о нем не вспомнят? Герти не имел ни малейшего представления. Хотел он того или нет, но Канцелярия, нравилась она ему или нет, была единственным способом покинуть остров.
Три следующих дня пронеслись громыхающей вагонной вереницей, смазавшись в потоке новых впечатлений. Разглядывая город, Герти забывал о времени, а иногда даже и голоде, который делался все более явственным. Но «Полевой клевер» на течение времени взирал равнодушно, подобно сфинксу. На четвертый день консьерж вежливо осведомился у полковника Уизерса, собирается ли тот съезжать, и нужна ли ему помощь, чтоб упаковать багаж.
Разумеется, проще всего было покинуть тихую гостиницу. Но простота эта была обманчивого свойства. Герти размышлял. Допустим, мелочи у него в кармане хватит, чтоб снять еще на неделю какую-то обшарпанную и пахнущую мышами каморку в самом бедном закутке Лонг-Джона или Клифа. Но как объяснить подобный переезд секретарю Шарперу? Ему ведь придется поставить Канцелярию в известность о текущем месте проживания. Полковник Уизерс, гроза всех континентов, делит пристанище с пауками и мышами?.. Пока он остается в «Клевере», можно изображать из себя нелюдима-отшельника вроде мистера Иггиса, пожалуй, это даже к лицу настоящему полковнику Уизерсу. Но достаточно съехать, и это уже будет выглядеть подозрительно. А давать подозрения Канцелярии в его положении то же самое, что заряжать направленный тебе в грудь пистолет.
К тому же, положа руку на сердце, Герти не был уверен, что в Лонг-Джоне или Клифе почувствует себя в безопасности. Как ни крути, а порядочного джентльмена в скверных районах подстерегает множество опасностей. Быть может, получить удар ножом в темном переулке и проще, чем мучиться в висельной петле, но Герти надеялся, что ему удастся отыскать
