Безымянной дочке, бездомной маме,
Значит, время пишет нас наугад
Каракулями, никакими не вензелями.
.......................................
А когда уже будет нечего рассказывать,
не станет директора, меня, Серёжи,
профуры с инфекции дожуют свои пряники,
заржавеют в гаражах КамАЗы,
кто подойдёт, чтобы взять нас на руки?
* *
*
Слово последнее —
Чтобы кружить и шлёпать,
Разрешать себе вольности,
То есть клепать и лапать…
Может, и так,
А вернее всего оно
Будет один лишь шёпот.
Кто его там услышит, приметит
Исподтишка?
Есть бормотание, тень, сон попутчика,
Стрёкот —
Феня кузнечика…
Но, разогнувшись, травинка ему ответит.
Лена
Пятку целую, откуда струится свет,
Коленную чашечку — нежную, грозную
(прыгает звон монет).
Женщина изнутри как винограда гроздь —
Мёртвая ли, живая — видно её насквозь.
Ей от меня ничего не надо: “За мостик тот посмотри” —
Или: “Пройдёмся по набережной”.
Зажигаются фонари, и через три
Квартала ты понимаешь, что
Газовый гомон фонарщиков был — химера, моргана, ничто,
В жалком своём пальто,
В полуприкиде: надо же: корабли
Тонут….
Это бубенчик, венчик невесты божьей, огня, земли…
* *
*
Ты становишься прозрачен
Мир бежит внутри тебя
И невзрачные картины
И красивый небосвод
Все друг друга обтекают
Все живут не тратя слов
Потому что меж словами
Неразобраны места
* *
*
И джинсы узкие эвфемерид…
Косухи, кухни, разведённый спирт….
И этот миг — стозевный, внеземной,
Как неприятель, тянется за мной.
Бредущий вспять, лежащий средь заносья,
Вселенную хватаю за нос я,
Мне птицы с неба спецпаёк приносят,
Но опадает зрелая земля.
Я снег жую, я пью его и ем,
Дневник природовеянья веду.
Как погибать, так в лучшей из систем
В одном коммунистическом году,
Не веря женщинам, которые слезу
Уронят, мужикам, забившим гроб.
Или такому — вбитому в кирзу,
Наколки собирающему, чтоб
С ним после говорили без тоски;
Я реки знал, я знал материки.
И если речь моя была бедна,
То слово не находит никого,
Так мёртвый, пролежавший ночь без сна,
Глядит в пространство сердца своего.
Он слышит тишину, и тишина —
Кружение, мелодия одна.
Косноязычие
И. Е.
Мы слышны случайно — как будто пишем
Шифр, который кому-то да пригодится.
И мужик проспится, и грусть продлится —
Если он не спит, почему не слышит?
............................................................
Бормотать на своём: полувзрослом-додуманном-скользком:
Научиться читать кору дерева, загадочные значки?
Из копилки своей выгребать пятачки непросто,
Как алмазы, ведь разбить любую свинью — это не по-комсомольски!
Я сливался с народом, октябрятская звёздочка со мною искала клад.
Кто же мог знать, что в эти же минуты непреклонная Ира в атаку гнала
в пионерлагере свой отряд?
Звёздочки, звенья, отряды переженились, фото свадебные, ангел мой,
Я машу им, тянусь рукой:
Бредёшь по перрону: как бы зажить по новой, разбиться вдребезги, стать собой?!
Клятва нарушена! — был или не был пыл?
Но узнаём друг друга сразу из многих двух,
Нет промокашек, руки — в кровоподтёках чернил,
Что ли мы цедим их — и царапаем воздух вслух?
Будто пластинка, которая — то заела,
То вдруг пластмасса выдохнула, закружилась.
Створки распахнуты. В комнату свежий воздух
Входит. Он треплет бумаги, правки, им нет числа,
Эти две прядки, детский смешной затылок…
* *
*
Волна хрипит, и холод обступает;
Она всё — давит, хлещет, называет
Тебя по имени, не будучи с тобой,
И воплощенья сжатого не хочет,
Пока Байкал всей тяжестью полощет
Один последний призвук горловой.
Реликвия
Шкловский Евгений Александрович родился в 1954 году. Закончил филфак МГУ. Автор нескольких книг прозы. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве.
Зеркало
Они ему и вправду понравились. Вполне даже симпатичные. Особенно высокий — спокойное приветливое лицо, темные брови, тонкий прямой нос. Сразу располагал к себе, да и обращение вежливое, обходительное: «Давайте отойдем, не будем мешать проезжающим».
Никому не мешать — несбыточная мечта, люди постоянно мешают друг другу, что правда, то правда: либо встанут не там, где надо, не обращая внимания на проходящих или проезжающих, либо слишком приблизятся, разговаривают громко, либо еще что…
С. не хотел никому мешать, а за руль садился лишь по необходимости. Машина, пусть даже небольшая, — это уже некое особое место в пространстве, превышающее, так сказать, естественный объем тела. Занимать как можно меньше места в пространстве — все равно что раствориться в нем, ну, может, не совсем, но уж точно так, чтобы ни у кого не было претензий к тебе, чтобы никто не испытывал раздражения.
Что ж, виноват — значит, виноват. Вы нас задели, зеркало, давайте сейчас отъедем вон к тому высокому зданию, стоянка опять же есть, там припаркуемся и все полюбовно решим. Вы, сразу видно, человек культурный, понимающий, машина-то не их, отцовская, дорогая, позвоним сейчас в автомагазин — узнаем, сколько стоит зеркало. Только отцу не надо говорить (как он мог сказать отцу? — с братом недавно несчастье случилось, не хочется расстраивать)… И что-то еще, не требуя ответа, а как бы уже заручившись его молчаливым согласием и искренне радуясь этому, доверчиво, как своего, посвящая в круг собственных проблем и забот.
Второй, с небольшими рыжеватыми усиками, чуть пониже первого и не такой видный, подсел в его машину, и они тронулись вслед за черной (ага, цвет все-таки заметил) иномаркой к указанному зданию из стекла и бетона. Он даже не поинтересовался, что за здание, как, впрочем, и что у них за машина (марка). Главное, сейчас они все между собой решат, так что не надо вызывать инспекцию, ждать неведомо сколько, пока та приедет, заполнять всякие бумажки…
То есть он разбил их зеркало. Плохая примета. Он всегда побаивался зеркал, слишком уж они притягивали, завлекали куда-то внутрь себя в открывающееся там, за их гладкой поверхностью. Видеть себя изнутри и видеть в зеркало — совсем не одно и то же. Изнутри он вполне себя устраивал, в зеркале — начинал испытывать недовольство, как и рассматривая собственные фотографии. Зеркало — почти чужой взгляд, некая отстраненность, которая тревожит и даже пугает. Смотришь на себя, а видит тебя вроде кто-то другой.
Оказалось, что боковое зеркало у той машины стоит бешеных денег. Красивый протянул ему строгий и, судя по всему, недешевый мобильник: послушайте сами… Он поднес трубку к уху. Негромкий женский голос назвал сумму. Странное дело, он даже не отреагировал на эту почти фантастическую цифру, пусть так, что ж делать? Машина дорогая, зеркало дорогое, все дорогое, датчики там какие-то, обогрев, поворотник, сейчас чего только не накрутят. Главное, что скоро все закончится и пойдет своим чередом. Хорошо, люди приличные, всё миром. Что-то еще пытался припомнить про зеркало, боковое зеркало, правое, левое, вообще зеркало...
