дымится, мои коллеги предлагают любой обмен. Но она мне нравится. Не отдам. Знаете, в любой коллекции есть вещи, которые приобретаешь для собрания как такового, а некоторые для себя. Так вот, Лимарева я приобрел для себя. Вечером сяду, поставлю его рядом с настольной лампой и смотрю часами. Понимаете?
Калугин понимал его. У него тоже были любимые вещи. У его приятеля висела картина Нестерова «Соперницы». Игорь, приезжая к нему, мог часами сидеть и смотреть на нее, находя все новые и новые детали.
– Не желаете ли чаю, Игорь Владимирович?
– Если это вас не затруднит, Борис Львович.
– Тогда прошу на кухню, по-простому.
Они сидели за массивным дубовым столом и пили чай. Кухня поражала своими размерами. Такие нынче сохранились не во всех старых домах.
– Гостей принимаю на кухне, – посетовал Патрушев, – коллекция. Остальные комнаты для меня стали музеем.
«Мне бы его заботы», – подумал Калугин.
– Игорь Владимирович, – продолжал Патрушев, – а я ведь знаю, зачем вы ко мне пришли.
– Желание посмотреть Лимарева исключаем? – Калугин хитро прищурился.
– Исключаю. Вам его не смотреть, а искать надо.
– Надо, Борис Львович. Информация у вас прекрасная.
– Так мирок-то наш узкий. Сколько в стране серьезных собирателей? Раз-два и обчелся. Только ко мне вы пришли напрасно. Неведомо мне об этом деле ничего.
– А может, Борис Львович, подумаете, вдруг какую зацепочку и найдем?
– Вы мою крепость видели? Так-то. Я ее не так давно соорудил. Лет пять назад. А почему? Молчите? Так я вам скажу. Именно в это время и появились люди, которых весьма заинтересовали предметы старины. Их начали скупать. Более того, начали отправлять за границу…
– Борис Львович, – перебил его Калугин, – мне, как никому другому, это известно.
– Понимаю. Простите, что читаю вам популярную лекцию.
– Борис Львович, я же за другим пришел. Вы в вашем профсоюзе человек уважаемый и информированный. Есть же какие-то слухи, предположения, мне интересно все.
– Скажу вам одно, Игорь Владимирович. Я тут встречался с Козловым из Ленинграда, мы долго говорили. Нам надоело бояться.
– То есть?
– Жить в постоянном ожидании несчастья. Кто мог подумать на тихого старичка Хомутова, что он мафиози?
– Хомутов. – Калугин достал сигарету. – Вы позволите?
– Ради бога.
– Хомутов был человек с биографией. Бывший полицай. И не просто полицай, а начальник криминального отдела полиции в Гродно.
– Да… Божий старичок. Такой тихий, ласковый. А хватка у него была железная.
Патрушев замолчал, видимо вспоминая что-то. Калугин молчал. Он знал Патрушева не один год. Борис Львович славился своей силой и непоколебимой уверенностью. Но сегодня перед Калугиным сидел совсем другой Патрушев. Напуганный был Борис Львович, ох напуганный.
– Я нынче всего боюсь, – нарушил Патрушев молчание. – Если уж квартиру-музей Алексея Толстого ограбили, то нас и подавно не пощадят.
– Вы мрачно настроены, Борис Львович, мы раскрыли это преступление, и виновные наказаны.
– А особняк Сухотина?
– Работаем.
– Эти люди не побоялись поднять руку на госимущество.
– Найдем.
– Найдите их. Все коллекционеры вам спасибо скажут. Мне говорили, что Хомутов так ничего и не сказал. И денег вы его не нашли. Так это или сплетни? Я не из праздного любопытства спрашиваю.
– В какой-то степени ваша информация верна.
– У Хомутова был помощник. Я о нем ничего не знаю. Слышал только кличку – Каин.
– Кто вам сказал об этом?
– Козлов.
– А он знает этого Каина?
– Нет.
– Так откуда ему все это известно?
– Вы же знаете, что Козлов три месяца был под следствием.
– Слышал что-то.
Калугин прекрасно знал историю Козлова, работавшего начальником реставрационного цеха. Его запутали ушлые дельцы. Три месяца Козлов отсидел в Крестах и вышел оттуда полностью оправданным. Так иногда оборачивается чрезмерная доверчивость, Козлов сам наказал себя на эти три месяца.
– Так вот, – продолжал Патрушев, – эту кличку ему назвал один из уголовников.
– Доверчивый вы человек, Борис Львович, кличка-то прямо из авантюрного романа.
– Смотрите, смотрите. Я все рассказал, что знал.
Ленинградский уголовный розыск.
Спецтелеграмма.
«В связи с делом убийства Киреева и ограблением музея просим срочно допросить гр. Козлова Н. В. Нас интересует:
1. Кто из уголовников сообщил ему кличку Каин.
2. Проходила ли данная кличка по вашим разработкам.
Начальник отдела МУРа Орлов».
– Каин, – сказал Вадим удивленно, – из какого нафталина они вытащили эту кличку? Вот уж подлинно – у страха глаза велики. Вы, Игорь, когда-нибудь слышали нечто подобное?
– За всю свою сыскную практику – впервые. Это напоминает мне рассказы наших ветеранов.
– А что, может быть, так оно и есть. Может, этот Каин – гость из далекого уголовного прошлого. Игорь, не сочтите за труд, пройдитесь по этой кличке. Чем черт не шутит?
На столе зазвонил телефон.
– Орлов… А, Павел Степанович! Ну как? Ждите. – Вадим положил трубку. – Объявился Алимов. Фомин его караулит. Я сейчас поеду к Гринину.
– К кому? – спросил Калугин.
– К Гринину, фотографу этому. Хочу поговорить с ним.
– Я вам нужен?
– Нет. Игорь, вы займетесь этим Каином. Чертовщина какая-то. Сыскной анахронизм. Каин! Прямо роман о великом сыщике Путилине. Боюсь, что скоро появится некая «Красная маска»!
– Я думаю, Патрушев чего-то недоговаривает. Но уже то, что он назвал Козлова и Каина, – это много. Он боится.
– Чего?
– Я так и не понял.
– Слушайте, Игорь, вы должны с ним встретиться еще раз. А вдруг… Все-таки Лимарев.
– Хорошо.
– Позвоните мне домой в любое время.
Гринин жил на Сивцевом Вражке в двухэтажном деревянном доме, стиснутом со всех сторон элегантными башнями из светлого кирпича. О прошлом здесь напоминали всего три дома, ожидающие своей очереди на слом. Старый особнячок, в котором жил Гринин, пожалуй, первый познакомится с разрушительным ковшом экскаватора. Фундамент его осел, и окна первого этажа практически «лежали» на земле. Грустный был особнячок. Деревянный, выбеленный ветрами, покосившийся. Орлов поднялся на скрипучее крыльцо, толкнул дверь и очутился в тамбуре, перед ним была еще одна дверь. Но как она отличалась от входной! Умело реставрированная, покрытая лаком, украшенная затейливой резьбой, она резко контрастировала с покосившимся фасадом дома. Вадим нажал кнопку звонка. Искаженный домофоном голос спросил: «Кто там?»
– Орлов.
Щелкнул замок, и дверь открылась. Вадим вошел в обшитую светлыми досками прихожую. Они тоже были покрыты лаком, и фактура дерева темновато просвечивала сквозь него. На второй этаж вела затейливо изгибающаяся лестница, обшитая рогожей. Все это было недорого и красиво. Видимо, в этом доме жили рукастые люди. На втором этаже было две двери. В одну чьи-то умелые руки вмонтировали огромный медный объектив, а на второй прибили мольберт.
«Молодцы, – подумал Вадим, – красиво и просто».
Он толкнул дверь с объективом. В коридоре вместо стен были фотопанно. Лес. И Вадим
