этом…
Он взял меня за руку и повел в крошечный четырехугольный дворик, каких множество на Невском проспекте. Этот был похож на колодец, глухой дворик — на всех четырех стенах отбитая штукатурка, железные двери — некрашеные, искореженные, на окнах первого этажа — решётки, так что не совсем понятно, что это такое — жилой дом или камера предварительного заключения. Асфальт вспучен, словно его кто-то изнутри взламывал отбойными молотками.
— Может быть, хочешь зайти в подъезд? Там еще хуже, уверяю тебя. Вот все это и нужно приводить в порядок, вот о чем я говорил сегодня… Страшно смотреть, а ведь здесь живут люди. Вот о чем надо думать, прежде всего. Легче всего объявить дом аварийным, сослаться на трудности, а еще легче — снести старье и построить из стекла и бетона очередной блеклый бизнес-центр, их уже расплодилось в городе, как медуз в теплом море.
— Но ведь люди сами довели дом до такого состояния…
— Конечно, если сто лет не ремонтировать, тогда виноваты жители.
— Но время такое, сколько дыр нужно залатать…
— А у нас с семнадцатого года — во всем виновато время. Решаем космические задачи, а люди — на потом. Сейчас снова оправдание. Это напоминает мне анекдот про три конверта.
Я заинтересовался.
— Что ты, Константиныч, не знаешь? Старый, с бородой анекдот.
— Ну, если бы знал, не просил рассказать.
— Ну, слушай, — не стал отнекиваться Андрей. — На одном крупном предприятии сменился старый директор. Передавая дела новому молодому, он дал ему добрый совет: «Я не буду тебе рассказывать о проблемах на предприятии, это долго, да и поверь, все ты будешь делать и решать по-своему. Однако если возникнут неразрешимые трудности, невмоготу станет — на этот случай я оставил тебе в сейфе три конверта. Открывай по порядку: первый, второй и третий». Простился и ушел. Новый руководитель приступил к работе. Прошло какое-то время, дела заходят в тупик, ничего не получается, вспомнил о конвертах, открыл первый, прочитал написанное: «Вали все на меня». Стал выполнять «указание». Наладилась как будто жизнь: собрания, митинги, протесты. Но со временем работникам и это надоело. Опять посыпались на директора упреки. Хозяйство чахнет, с зарплатой проблемы. Открыл директор второй конверт: «Начинай и реконструкцию предприятия», — прочитал он. И закипела работа, в основном, бумажная: планы, расчеты, лозунги, интервью. Какие-то цеха сломали, какие-то остановили, в основном ездили по заграницам, якобы учиться. Но все равно ничего не получилось. Делать нечего, открыл третий конверт и прочитал: «Готовь три конверта».
Посмотрев друг на друга, смеяться не стали, не было повода: все точно про нашу жизнь.
Мы покинули убогий дворик и снова вышли на Невский, приукрасившийся огнями витрин, реклам и фонарей.
Мы шли по старинному проспекту и говорили о том, что задача нынешней власти — спасти каждый дом, проводя гуманную реставрацию. Только таких примеров, к сожалению, мало. Сегодня мы обсуждаем в самых разных аудиториях «петербургскую стратегию сохранения культурного наследия». Если предложенный документ по этой проблеме будет принят, площадь охраняемой законом исторической зоны сократится в пять раз. Внешний облик исторического центра Санкт-Петербурга и его пригородов изменится до неузнаваемости. Зимний дворец будет соседствовать с суперсовременными небоскребами, Михайловский замок окружат здания в стиле хайтек. Для людей, которые любят Петербург, это трагедия. Для города — смерть.
Известная истина, что Санкт-Петербург — организм уникальный, не вызывает сомнений ни у кого. Достаточно сказать, что на сегодняшний день под охраной государства находятся около восьми тысяч питерских памятников — всевозможных зданий, садов, парков, скверов, прудов и каналов. Беда только в том, что со своими функциями «охранителя» государство справляется из рук вон плохо. По оценкам независимых экспертов, в срочных реставрационных работах нуждаются до семи тысяч памятников, более тысячи трехсот находятся «в активной фазе разрушения» и грозят повторить судьбу объектов, которые уже не подлежат восстановлению. Проблема, как всегда, в деньгах. По самым скромным подсчетам, на комплексную реставрацию старинных питерских памятников, находящихся в госсобственности, необходимо свыше шестидесяти миллиардов рублей, которых у государства, как водится, нет. Вернее, есть, но на другие цели и дела. Уменьшать площадь охраняемой исторической зоны — не самый лучший способ. Может получиться, что под охраной останется один Зимний Дворец.
…Мы шли в сторону Адмиралтейства, и Андрей рассказывал мне о своем Ленинграде — Петербурге — городе его детства и юности.
— Ты знаешь, я все помню, даже мельчайшие детали. Вот тут, в «лягушатнике», мы ели самое вкусное в мире мороженое, с сиропом и шоколадной крошкой. А магазин «Рыба» на углу Невского и Рубинштейна! Мы, разумеется, говорили «Рыбинштейна» — там был большой бассейн, а в нем плавал усатый печальный сом, которого мы исподтишка подкармливали хлебным мякишем из батона. Подоконники там были мраморные, холодные, а латунные ручки дверей сверкали, как позолоченные…
Андрей был хорошим рассказчиком. Прежний Невский проспект словно оживал передо мной со своими ушедшими запахами, звуками, красками.
— Волшебный мир открывался за дверью магазина «Старая книга», что была в бывшем доме Котомина. Здесь витал незабываемый запах, смешанный из запахов старых кожаных переплётов, пожелтевшей бумаги, бархатной обивки мебели и ветра, в момент открытия двери врывающегося с зимней улицы…
Напротив — гастроном, с блокадной поры называемый в народе «генеральским магазином», в военное время здесь отоваривали продовольственные карточки офицерскому составу. На следующем углу — кинотеатр «Баррикада», где перед началом сеансов под аккомпанемент низко склонившегося над клавишами пианиста пела женщина в длинном, казавшемся пыльным, платье. А в противоположной части проспекта, в доме 54, располагалась старейшая парикмахерская, работавшая даже в блокаду. Стараниями историка Сергея Лебедева на ее стене была установлена памятная доска. Сейчас парикмахерскую закрыли — словно закрыли память…
Нет больше и «Лавки художника», что много лет находилась в доме номер 8. «Старую книгу» в доме Котомина склевал жирный американский петух (теперь тут заведение быстрого питания). Вместо кондитерской Вольфа и Беранже — цветочный магазин. Вместо памятной многим ленинградцам пирожковой «Минутка» — какой-то длинно-бутербродный ненасытный конвейер «Сабвей». От интерьеров «Лягушатника» с его саксонскими статуэтками и стилизованными настольными лампами, настоящими, в огромных кадушках, пальмами, уютными зелеными бархатными диванами с фурнитурой из красного дерева не осталось и следа. А
