— А твой конь? — спросил Торин. — Ты не говорил, что отсылаешь его обратно.
— Не говорил, ибо действительно не отсылаю его.
— А что же с твоим обещанием?
— Я не нарушаю его, потому что возвращаюсь на этом коне.
Тут только всем стало ясно, что Гэндальф покидает их у самых границ Черной Пущи — было от чего прийти в отчаяние. Как карлики ни старались уговорить кудесника, он своего решения не изменил.
— Об этом я вам говорил еще на Карроке, — заметил он. — Со мной спорить бесполезно, тем более что на юге, как я вам уже докладывал, меня ждут дела чрезвычайной важности, а с вами я и так замешкался. Может, мы еще встретимся, а может, и нет. Это зависит от вашей удачи, смелости и решительности. К тому же, Бильбо Бэггинс остается с вами. У вас впереди достаточно времени, чтобы лучше узнать его. Бильбо, не супься! Веселей, Торин сотоварищи! Вы уже затеяли поход. Думайте лучше о том, что в конце пути вас ждут несметные сокровища и постарайтесь хотя бы до утра не думать о Черной Пуще и о драконе!
Утром все повторилось. Карликам ничего не оставалось делать, как наполнить меха чистой родниковой водой и снять с пони поклажу. Скитальцы нацепили на спину, кто сколько мог, хотя Бильбо показалось, что он тащит больше всех и что придется тащиться с такой тяжестью не одну лигу.
— Не унывай! — подбодрил Торин. — Очень скоро тебе будет слишком легко. Я уже представляю, как всем нам захочется наполнить мешки, когда еда пойдет на убыль.
Пони отпустили. Лошадки радостно помчались назад. И тут Бильбо показалось, что вслед за ними помчалась огромная тень, похожая на медвежью.
Теперь пора было расставаться с Гэндальфом. Бильбо с горя сел на землю. Как ему хотелось быть сейчас на коне, позади кудесника! Сразу же после завтрака хоббит заглянул в тень леса и увидел, что утром там темно как ночью. Что-то подсказывало ему, что в лесу с ними произойдет нечто ужасное.
— Прощайте! — обратился Гэндальф к Торину. — Прощайте все! Идите прямо по тропе и никуда не сворачивайте. Тысяча против одного, что сделав это один раз, вы уже никогда не выйдете из Черной Пущи, и мне, впрочем, как и многим из живущих больше не придется увидеться с вами.
— А нам и в самом деле нужно в этот лес? — спросил хоббит.
— Обязательно! — воскликнул кудесник. — Если только вы хотите выйти к Одинокой горе. Вы должны идти или все бросить. И я запрещаю отказываться тебе, Бильбо Бэггинс! Мне стыдно за тебя! Будешь присматривать за карликами! — и тут Гэндальф засмеялся.
— Нет! Нет! — поторопился Бильбо. — Не это. Может, можно как-нибудь в обход…
— Если хочешь топать две сотни лиг к северу и вдвое больше на юг. Но этот путь опасен: в этой части мира вообще нет безопасных дорог. Помните, что вы в Дикоземье, а опасности здесь на каждом шагу. Вы не обойдете Черную Пущу с севера, как тут же уткнетесь в отроги Сирых гор, которые кишмя кишат гоблинами, хобгоблинами и орками самого худшего роду-племени. И на юг вам дорога заказана: окажетесь во владениях Некроманта, и даже тебе, Бильбо не нужно рассказывать об этом злобном колдуне. Не приближайтесь даже к тем местам, откуда издалека видна даже тень его черной крепости! Придерживайтесь тропы, не падайте духом, полагайтесь на удачу и, кто знает, может быть, в один прекрасный день вы выйдете к Долгой Топи, а за ней — Одинокая гора, где живет и, я надеюсь, не ждет вас старина Смауг.
— Утешил, нечего сказать! — проворчал Торин. — Прощай! Не идешь с нами — молчи и проваливай!
— Прощайте и удачи вам! — произнес Гэндальф и повернул коня на запад. Отъехав довольно далеко, он не смог удержаться, чтобы не оставить за собой последнего слова. Прежде чем скрыться из виду кудесник развернул коня и крикнул: — Прощайте! Берегите себя и не наделайте глупостей! Не сходите с тропы!
Затем он пустил коня галопом и исчез.
— Прощай и езжай своей дорогой! — буркнули карлики, ибо вместе с Гэндальфом скрылись и их надежды. Теперь началась самая опасная часть пути. Скитальцы взвалили на плечи котомки со снедью, мехи с водой, повернулись спинами к свету, заливавшему окрестности и вошли в лес.
Глава VIII
МУХИ И ПАУКИ
Узкая тропа, — такая, что отряд шел гуськом, — начиналась под сводами двух очень старых деревьев с переплетенными ветвями, задушенными плющом, мхом и клочьями лишайника, на которых торчало несколько сморщенных почерневших листочков. Вскоре свет, проникавший извне, превратился в яркое пятнышко, тишина была такой, что путники слышали шорох своих шагов, а деревья, казалось, склонились и прислушивались ко всему.
По мере того, как глаза путников привыкали к сумраку, небольшие отрезки тропы (перед ними) покрывались мутно-зеленоватыми отсветами: иногда тонкий лучик солнца проскальзывал в случайные прорехи в густой листве, но часто этому мешали переплетенные ветви и сучья. Вскоре прекратилось и это.
В лесу жили черные белки. Зоркие любопытные глаза Бильбо быстро привыкли к потемкам, и он видел, как белки, махнув хвостами, убегали с тропы и скрывались за деревьями. Вокруг стоял странный шум: ворчание, свист, скрежет, шорохи в подлеске и сухой листве, укрывающей землю тяжелым ковром. Но в темноте невозможно было увидеть, кто так шумел. Противнее всего, пожалуй, была паутина — черная и липкая, с очень толстыми нитями, перекинутыми с дерева на дерево или опутавшими липкими комками нижние сучья. Однако сети были только по обе стороны тропы. Ни одна сеть не соединяла двух противоположных деревьев, то ли из-за каких-нибудь чар, то ли еще неизвестно почему.
Вскоре путники возненавидели Черную Пущу еще сильнее, чем пещеры гоблинов; надежды выбраться из его дебрей таяли. Но путь вел только вперед; а как хотелось света и ветра! Казалось, воздух застыл под лесным пологом, навсегда уступив духоте и вечному мраку. Это чувствовали даже карлики, привыкшие к полутемным пещерам, но хоббит, который никогда, особенно летом, не запирался в подземельях, просто задыхался.
Хуже всего было по ночам. Лес окутывала кромешная тьма — такая, будто опрокинули огромный котел смолы. Бильбо попробовал как-то поднести руку к носу, но ничего не увидел. Хотя кое-что все-таки он заметил. Глаза. Карлики спали, прижавшись друг к другу и выставили часовых, а когда подошла очередь хоббита, то он видел, как во мраке светились огоньки, иногда красные, иногда зеленые, которые порой складывались в пары. Они были совсем близко, то опускались, то пропадали, чтобы вспыхнуть в другом месте. Порой они вспыхивали наверху, должно быть, на ветках, — и это было страшнее всего. Иные огни и вовсе не нравились хоббиту — огромные, мертвенно бледные и какие-то выпуклые. «Как у насекомых, — решил Бильбо. — Никак не звериные, даром что огромные». Хотя было не холодно, карлики ночью попробовали разжечь сторожевые костры, но вскоре они отказались от этой затеи. Впечатление было такое, что огонь притягивал целые сотни глаз, но твари, которые прятались во тьме, были слишком осторожными и старались, чтобы их не высветил малейший язычок пламени. Хуже всего было то, что на свет костра слетались огромные, величиной с ладонь, темно-серые и черные мотыльки, которые кружились вокруг огня и задевали карликов за уши. Такое соседство карликам не понравилось, тем более, что огонь притягивал еще и черных нетопырей, поэтому пришлось отказаться от костров и проводить ночи в непроглядной тьме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
