Девочка равнодушно пожала плечами, и они стали в очередь.
— И кока-колы купишь? — уточнила малышка.
— И кока-колы, — кивнула Вера, глядя на ее кулачок, в который по-прежнему была зажата юбка, словно девочка боялась, что Вера убежит. — Где твои родители?
— Нету. Папку посадили, а мамка подалась куда-то.
— И с кем ты живешь?
— А… — Девочка неопределенно махнула рукой.
— Тебе не жарко в куртке?
— Если оставлю, то сопрут, и ночью укрыться можно.
Девочка говорила, а сама озиралась по сторонам, но не в ожидании опасности, а как будто высматривая возможную добычу.
— Как тебя зовут? — спросила Вера.
— Катька.
— А фамилия?
Катя не ответила, засунула руку под платье и принялась что-то поправлять ниже пояса — явно какой-то предмет.
— Что ты там прячешь? — поинтересовалась Вера.
— Крышку от кастрюли в трусы засунула. Мальчишки, гады, лезут.
Вере на несколько секунд стало плохо, защипало в глазах. Стоящие в очереди люди уже давно прислушивались к их диалогу. Вере стали советовать отвести девочку в милицию.
Катя отскочила в сторону и зло выкрикнула:
— Не дамся в милицию! Ты мне чебурек обещала! И кока-колу!
— Я не отказываюсь от своих обещаний. — Вера старалась говорить спокойно. — Видишь, наша очередь уже подошла. Иди занимай столик.
Девочка ела жадно, некрасиво, громко чавкала, вытирала рот ладошкой. О Вере, сидящей напротив, она уже забыла и, отрываясь на секунду от еды, озиралась по сторонам — маленький выносливый зверек, который уже знает, что нельзя расслабляться и нужно контролировать окружающую обстановку. Маугли в городских джунглях.
— Катя, как ты отнесешься к тому, что я приглашу тебя в гости? — тихо спросила Вера.
— Не поняла. — Девочка перестала жевать и насторожилась.
— Я приглашаю тебя к себе домой. Ты покушаешь и посмотришь телевизор.
Вера замерла, боясь услышать отказ. По спине пробежали мурашки. Неужели сейчас эта девочка исчезнет, будет ночевать в подвалах, где “мальчишки лезут”, а она пойдет домой, в тишину, сытый уют?
— А ты меня в милицию потом не сдашь?
— Нет, не сдам.
— Поклянись на крови. Я не хочу в приют, я там была, одна дылда, гадина, там лупилась.
— Что значит “на крови”? Ты хочешь, чтобы я разрезала себе руку?
— Не-а, — впервые рассмеялась Катя. — Че? Не знаешь? Говори: клянусь своей кровью, что не отведу Катьку в приют.
— Клянусь своей кровью, что не отведу Катю в приют, — послушно повторила Вера.
— Ладно, пошли, — девочка слезла с кресла, — меня в метро без денег впускают.
— Давай поедем на такси? — предложила Вера. — Только, пожалуйста, выброси крышку из трусиков. Тебе никто не будет угрожать.
— Ни фига! Я всю помойку перерыла, чтобы ее найти. Не выброшу.
Сошлись на том, что Вера положила крышку в пакет с матрешками. Уродливые портреты глав государств на матрешечных телах уткнулись носами в алюминиевое орудие самообороны ребенка.
Дома Катя не противилась тому, чтобы прежде всего быть вымытой в ванне. Вода стекала с нее серыми потоками, но она не жаловалась, когда мыло щипало многочисленные ссадины. Вера вытерла девочку пушистым полотенцем и надела свою футболку — получилось, будто трикотажное платьице. Трусиков подходящего размера не было, пришлось обойтись без них. Катины собственные и стирать не имело смысла — дырявые и задубелые от грязи, они отправились в мусорное ведро. Больше ничего из своих нарядов Катя выбросить не позволила, несмотря на уверения, что ей купят новое.
У Кати оказались необыкновенно красивые волосы — цвета выгоревшей соломы, они свисали мягкими прядками, а высушенные феном и расчесанные щеткой, легли крупными волнами.
— Да ты; у нас красавица. — Вера повела девочку к зеркалу. — Смотри, ты похожа на Снегурочку.
— Снегурочка — это кто? — спросила Катя и тут же забыла о вопросе и потребовала: — Есть давай.
Она сидела на диване, подогнув под себя ноги, нажимала кнопки на пульте дистанционного управления телевизором и безостановочно ела все, что приносила Вера. Курица с картофельным пюре, бутерброды, фрукты, чай, конфеты, чипсы, орехи — Вера удивлялась, сколько пищи может поместиться в маленьком человечке. Завтра определенно будем мучиться несварением желудка, но отказать ребенку ведь невозможно. Вера не находила себе места, садилась рядом с Катей на диван, пыталась обнять ее, поговорить с ней. Но девочка, не привыкшая к ласке, отталкивала тетю, а разговорам предпочла телевизор, выбирая программы с мультфильмами или фильмы с погонями и сценами насилия. Вере хотелось еще что-то сделать для маленькой дикарки, но она не могла придумать что. Ушла было на кухню готовить ужин, но через каждые пять минут заглядывала в комнату.
Вернулся с работы Сергей.
— Пойдем, пойдем, я тебе покажу, — радостно тянула его из прихожей в гостиную Вера. — Вот Катя, познакомься.
Девочка повернула голову от телевизора:
— Твой мужик?
— Да, это мой муж. Его зовут дядя Сережа. Ой, — нервно рассмеялась Вера, — ты же не знаешь, меня зовут тетя Вера.
Катя не слушала ее. Она смотрела фильм, в котором герой косил из автомата шеренги людей.
— Ни фига себе, — восклицала Катя. — Ну балдеж, ни фига себе.
— Я тебе все объясню. — Вера взяла за руку Сергея, который не произнес еще ни слова, и повела на кухню.
Она говорила сбивчиво, возбужденно: то рассказывала о знакомстве с Катей, то вспоминала статью о беспризорниках в какой-то газете, то говорила о покупках, которые нужно сделать для Кати. Сергей брезгливо поморщился, услышав про крышку от кастрюли в трусах:
— Какая мерзость!
— Да, да, ужасно. Ребенок столько пережил! Она, конечно, отстает в развитии, очень маленький словарный запас, не знает простых вещей, ест руками, не пользуется туалетной бумагой. Но это неудивительно и поправимо. Зато, мне кажется, у нее замечательные личностные качества, прежде всего независимость и сила духа. Она совершенно не заискивает передо мной, перед нами, ты обратил внимание? Она не просит внимания, а разрешает его оказывать. Маленький стойкий оловянный солдатик. Она была такая чумазая! Под ногтями грязь — невымываемая, пятки — что-то страшное.
Сергей никогда не видел жену в таком лихорадочном состоянии. Болтала и не могла остановиться — и это Вера, которая своей сдержанностью кипяток в лед превращает! Как ей не идет суетливость — проигрывает внешне, превращается в сварливую торговку. Кроме того, Сергей не мог припомнить, чтобы он сам, его заботы приводили когда-либо Веру в такое эмоциональное возбуждение. Какая-то вшивая беспризорница! Но сейчас говорить с женой бесполезно, она ничего не поймет и не услышит.
