Она наконец ответила. Сухо, сдержанно, высокомерно.
– Галюсь, привет! – залебезила я. – Я уже думала бежать к тебе! Мобильник отключен, домашний не отвечает. Ты в порядке?
– Я в порядке, – с нажимом произнесла Галка и замолчала.
– Галюсь, мне только что звонил Евгений, просил навестить Марту.
Галка молчала.
– Она не пришла в себя, но он думает, что, возможно, она что-то чувствует.
Каменное молчание в ответ. Но хоть трубку не вешает.
– Она до сих пор как зомби, представляешь? Я хочу сходить к ней сегодня, Евгений просил. Хочешь со мной? – Я морщусь от собственного фальшиво-оптимистичного тона.
Гробовое молчание на той стороне. Только потрескивает на линии и слышен чей-то запредельный бубнящий голос, но слов не разобрать. Я не выдерживаю и кричу:
– Это получилось случайно! Он спал на диване. Он подрался с Шереметом, и вообще не могла же я его, избитого и окровавленного, выгнать на улицу!
– Шеремет – это тот, который искал Нонну Гарань? – проявляет слабый интерес Галка. – Ты же ее не нашла.
– Не нашла, он уезжает и пригласил меня на ужин.
– На ужин? Клинья бьет? – оживилась Галка.
– Ну да, – не стала я возражать – Галку хлебом не корми, дай поговорить о любви. – А Юрий ждал меня около дома. Ну они и подрались.
– Этот хлыст подрался?! – не поверила Галка. – А Шеремет?
– Шеремет разбил ему нос, извинился и ушел. А Юрий остался. Что я должна была делать, по-твоему? А ты трубку не берешь!
– Он у тебя?
– Нет, он ушел. Я даже не слышала когда, проснулась, а его нет. – Галка издала невнятный звук, и я закричала: – Он спал на диване! Я же сказала! А я в спальне!
– Не ори, – осадила Галка. – Слышу. Ну и что ты теперь собираешься делать?
– В смысле? – не поняла я.
– Опять с ним?
– Он сделал мне предложение.
– А ты?
– А я… ничего пока. Думаешь, стоит?
– Давай. На свадьбу можешь меня не звать, я не приду. И вообще!
– Одной, по-твоему, лучше?
– Чем с таким – лучше одной. Я бы никогда за него не вышла. Раньше надо было головой думать.
Это, разумеется, о Ситникове.
– Раньше, позже… кто как умеет. Не все такие умные, как некоторые. Ладно, привет.
Я тоже обиделась и повесила трубку. И так тошно, а тут еще любимая подруга вместо того, чтобы поддержать… Сколько можно? Можно подумать, ее Веник лучше. Я бы за него тоже не вышла. Уж лучше Юрий.
Я постояла у телефона в надежде, что Галка перезвонит. Не дождавшись, пошла на кухню завтракать. Хотя не очень-то и хотелось, разговор с Галкой испортил мне настроение. Все вместе испортило мне настроение – и Юрий, и вчерашняя драка, и Шеремет… Я вспомнила свои сожаления – он уезжает, как жаль, такой интересный, и не понимала себя. Незнакомый человек, ну да, солидный, представительный, интересный, но… ведь драку начал он, а не Юрий! Я вспомнила выражение его лица, когда он ударил Юрия, и поежилась. Оскаленный рот, бешеные глаза… С чего вдруг, спрашивается? И то, как он сразу ушел… Поцеловал мне руку и ушел. Надеюсь, навсегда. Тут мне вдруг пришло в голову… мне пришло в голову, что, не будь там Юрия, я бы пригласила его к себе. Я застыла с банкой кофе, уставясь в пространство. Оскаленный рот и бешеные глаза… Мороз пробежал вдоль хребта.
Я включила кофеварку, и тут в дверь позвонили. Я вскрикнула и подскочила. Не открывать! Это Шеремет! Меня нет дома. Звонок повторился. Сейчас без приглашения в гости не ходят. Сбросив тапочки, на цыпочках, босиком я побежала в прихожую и приникла к глазку. Купер, полный любопытства, выскочил следом. На крыльце стоял дипломированный фотограф Иван Денисенко в извозчичьем тулупе. Красная физиономия его напоминала искаженное отражение на выпуклом самоварном боку. Голубые детские глаза смотрели прямо на меня. Я отшатнулась.
– Катя, это я, Иван! – сказал он из-за двери. – Надо поговорить.
Я переступала босыми ногами и раздумывала.
– Я решил прийти самолично, – сказал Иван. – По телефону легко отказать. Пожалуйста, Катя!
Психолог, однако! Черт! Неудобно… и что прикажете делать? Я щелкнула замком и открыла дверь. Морозный воздух рванулся в дом и превратился в пар. Иван в клубах пара переступил порог. Купер взвыл и в ужасе рванул из прихожей.
– Ой, котик! Испугался! Доброе утро, Катя! Ничего, что я так? Это вам! – Он нерешительно протянул мне какие-то веточки в хрустящей упаковке.
– Спасибо! Заходите, Иван. Кофе хотите?
– Не откажусь! – обрадовался он. – Холодрыга сегодня, аж до костей пробирает! А говорят, парниковый эффект! А вы почему босиком? Закаляетесь?
Каспар хихикнул. Я махнула рукой – не обращайте внимания, мол. Закаляюсь… привычка такая, разгуливать босиком. Иван шумно раздевался, я ушла на кухню. Достала вазу, определила туда веточки – сразу запахло травой. Это была нераспустившаяся мимоза – слабые жалкие трогательные ростки. Я достала тарелки и чашки. Он, потирая руки, появился на пороге. Большой, неуклюжий, в грубой вязки белом свитере и в таких же носках.
– Помочь?
– Нарежьте хлеб, если нетрудно.
– С удовольствием!
– Что-то случилось?
– Случилось? – Он недоумевающе уставился на меня.
– Ну… вы пришли.
– А-а-а! Нет! Я пришел… я хочу пригласить вас и Галину на прием в «Елисейские Поля», они хотят отметить начало фотосессии. Завтра в четыре. Придете? Пожалуйста! И Галочку возьмите обязательно. Может, позвонить ей?
Я пожала плечами.
– Давно хотел спросить… кто ее муж? – вел дальше Иван.
«Никто!» – едва не сорвалось у меня с языка, но я удержалась и пробормотала только:
– Он пишет…
– Журналист? – догадался Иван.
– Ага, журналист. И еще… переводчик.
«Совести у тебя нет!» – укорил Каспар.
– Замечательная женщина! – вздохнул Иван. – Вы сказали, четверо детей? Большие?
– Старший, Павлик, уже работает, средние – близнецы Славик и Лисочка, им девять, и еще Маргарита, ей семь.
– Я тоже хотел детей, – печально сказал Иван. – Но моя жена… первая, мы развелись. Художница, вся в творчестве. Она не хотела. И другие тоже не хотели.
– И Лола не хотела? – Я снова прикусила язык.
– Она мне очень понравилась, – признался Иван. – Скажите, Катя… – Он замялся. – А как у них с мужем?
«Сосчитай до десяти!» – посоветовал Каспар.
– Нормально, – соврала я. – Как у всех. – Не рассказывать же чужому человеку про недоделанного Веника, который вечно в бегах и работы нет. Тем более у Ивана работы тоже нет. Постоянной. Иван – богема, причем пьющая. Что поэт Веник, что фотограф Иван… два сапога пара! Правда, Веник не пьет. Вернее, пьет, но дозированно, не уходит в запой. Он бы и рад, но здоровье не позволяет, а здоровьем Веник очень дорожит.
– Жаль, – искренне огорчился Иван. – То есть я хочу сказать… очень рад. А вы, Катя… Вы замужем?
Я фыркнула, хотя настроение у меня, сами понимаете, было на нуле.
– А что? Есть кто-нибудь на примете?
«Нахалка!» – сказал осуждающе Каспар.
«А пусть не лезет с дурацкими вопросами!»
– Да нет, я так, – смутился Иван. – Знаете, Катя, я устал от одиночества. Я всегда считал себя сильным, самодостаточным, мне никто не был нужен. Бросался на смазливое личико, быстро перегорал… – Он помолчал. – А сейчас я понял – самое главное, когда рядом человек, надежный, добрый, а внешность… это такой обман!
Я вздохнула и промолчала.
– Да, я пью, – признался Иван. – Но головы не теряю и всегда могу бросить. В любой момент. Не верите?
Я снова пожала плечами. Похоже, придется выслушать исповедь. Сказать разве, что нужно бежать на работу?
– Могу бросить – однозначно. И заметьте, бросал неоднократно! Но жизнь сложная штука, сами понимаете…
Конечно, понимаю. Тоже мне, бином Ньютона. На тему сложной жизни можно трепаться бесконечно и оправдать ею абсолютно все. Пьянство, руки-крюки, лень, всеядность, непорядочность, вранье. Здоровый мужик, ему бы вагоны разгружать. Хотя зачем вагоны? Художник! Можно творить, вкалывать, а он ноет, а мы жалеем – ах, бедняжка, ах, творческий застой, ах, одиночество… потому и пьет. Правильно Лола его дезавуировала.
– Во сколько прием? – спросила я.
– В четыре. Придете? Приходите, Катя. Посмотрите на мои работы. Я и вас могу с Галочкой, на память, так сказать, увековечить.
Я представила себе увековеченный памятник черного гранита с печальным ангелочком, фыркнула и закашлялась.
Каспар погрозил пальцем.
– Я видела Лолу, – сказала я ни с того ни с сего. – У знакомых.
– У Паши и Нины?
– Вы их знаете?
– Я их всех знаю, бывал раньше. Как там Евгений? Лола с ума по нему сходила, а он нашел себе Марту. Я еще удивился – она совсем пустая девчонка, никакая, а Евгений – как наследный принц.
– Вы ее знаете?
– Мы когда-то жили в одном доме. Я уже взрослый был, а она соплячка, еще в школу бегала. Все сидела с подружками во дворе на лавочке, с такими же дурочками – они там с утра до вечера хихикали. Мать за волосья ее драла за дружков, за школу, весь дом был в курсе. Мать простая была, а отец инженер, в должности, хорошо жили, не бедствовали. Потом она замуж выскочила за какого-то бандюка. Ходила разодетая в пух, в золоте, размалеванная, с сигареткой. И вечно какие-то приблатненные вокруг и девочки под стать. Потом бандюка убили, и появился Евгений.
