Проезжая по дубовой аллее, граф взволнованно посмотрел на часы. Макс как-то говорил, что днем она занимается живописью, следовательно, должна быть сейчас в оранжерее. Эдриан бросил поводья конюху и без промедления отправился на встречу с женой. В оранжерее горел свет, и он увидел Лилиану, которая что-то подправляла кисточкой на картине. Но его улыбка сразу исчезла, поскольку рядом с женой кто-то был. Макс? Или Бенедикт? Проходя мимо окна, граф убедился, что это его брат. Он негромко постучал и распахнул дверь. Лилиана уронила кисть, неловко вскочила, провела рукой по лбу и сказала: — Эдриан! Вы вернулись! Холодно и по делу. Не на такой прием он рассчитывал. А впрочем, это не столь уж неожиданно.
— Правда, немного позже, чем хотелось бы.
Пока она пыталась снять фартук, подозрительно напоминавший его рубашку, Эдриан огляделся. Картины висели на стенах оранжереи, стояли в углу и на мольбертах.
— Кажется, вы заняты. Бен, не ожидал тебя увидеть: по-моему, ты говорил о каких-то срочных делах.
— Все эти дни была ужасная погода. Конечно, холодно, но совсем не ужасно, подумал Эдриан и перевел взгляд на жену.
— Надеюсь, вы здоровы? — спросил он, подходя к ней. В ее серо-зеленых глазах, опушенных темными ресницами, было то же выражение, что и несколько дней назад.
— А вы?
— Я?
— Ну да. — Лилиана нервно вертела золотой крестик. — Благодарю, у меня все в порядке. А как вы?
— Прекрасно.
Эдриан хотел поцеловать ее, но она слегка повернула голову, и он лишь коснулся уголка губ. Проклиная брата за задержку, граф медленно выпрямился. Если бы он мог поговорить с ней здесь, среди ее картин! Лилиана выглядела такой растерянной и привлекательной.
— Встретимся в Золотой гостиной? Мне бы хотелось услышать о том, что произошло в Лонгбридже за время моего отсутствия. Надеюсь, матча по боксу не устраивали? — спросил он с улыбкой.
— Нет. — Она взглянула на Бенедикта, и граф почувствовал укол ревности. — Время пить чай. С вашего позволения, милорд, я иду переодеваться.
Лилиана быстро закрыла тканью картину, стоявшую на мольберте, и направилась к двери. Бенедикт моментально оказался рядом, чтобы подать ей плащ. Застегнув его, она повернулась к мужу, и ее взгляд чуть задержался на шейном платке.
— Извините, — пробормотала она и вышла.
Очевидно, его приезд не обрадовал Лилиану, она не ждала встречи с тем же нетерпением, с каким он стремился к ней. Идя к выходу, граф посматривал на брата, который явно был чем-то взволнован.
— Я помешал вашей беседе? — любезно спросил Эдриан.
— Конечно, нет. По-моему, она очень за тебя беспокоилась.
— Неужели? Я этого не заметил, — сухо бросил граф и вышел, не обращая внимания на брата.
К сожалению, тот последовал за ним и, пока они ждали Лилиану, болтал ни о чем. Но Эдриан ничего не слышал — его переполняла глупая ревность. Лилиана так холодно встретила его и к тому же была печальна. Может, он просто убедил себя, что влюблен в нее? Может, на него произвел сильное впечатление тот маленький спектакль в постели? А пока он убеждал себя, что очень ею интересуется, она улыбалась Бенедикту.
Она вышла к чаю в бледно-золотистом платье из шифона и парчи; волосы, зачесанные назад, были перевязаны лентой из золотого бисера. Неужели она всегда так обольстительна? Неужели он настолько слеп, что никогда этого не замечал? Лилиана села на краешек дивана, взяла чашку, поданную ей слугой, однако даже не притронулась к чаю. Лицо у нее побледнело, еле заметная тень легла под глазами. Бенедикт сразу занял ее каким-то глупым разговором, она ему улыбалась, и Эдриан чувствовал, как пропасть между ним и женой все увеличивается. Это было совсем не то, на что он надеялся, мечтая схватить ее в объятия и забыть ту ужасную ночь.
За ужином Эдриан уже с трудом выносил и пустую болтовню брата, и веселые ответы Лилианы. Слишком веселые. Это была совсем другая Лилиана, и если он хотел еще каких-то доказательств, то он их получил, когда она оставила без внимания любимый ею пудинг.
К концу ужина брат до Смерти надоел Эдриану; ему хотелось поговорить с женой наедине, и, быстро допив портвейн, он встал из-за стола.
— Бен, ты нас извинишь, не так ли? — холодно спросил он.
— О, конечно. Мне давно пора спать, ибо я намерен уехать рано утром.
Решив, что поверит ему, когда увидит это собственными глазами, Эдриан направился к выходу.
— Лилиана! — Он распахнул дверь.
Когда она подошла, опустив глаза, граф взял ее под локоть и повел в свой кабинет. Дав ей войти, он прислонился к косяку и молча смотрел, как она направилась в дальний угол комнаты.
— Мне кажется, сегодня вы не похожи на себя, Лилиана.
— Я… полагаю, что да, — чуть слышно проговорила она, не поднимая глаз.
— Могу ли я узнать почему?
— Я должна вас кое о чем попросить, хотя мне бы этого не хотелось, — тихо сказала она.
— Я много раз говорил вам, что вы получите все, что захотите.
— Прекрасно. Я бы хотела жить отдельно. Мягко выражаясь, для него это был удар ниже пояса. Эдриан инстинктивно отшатнулся.
— Вы больны? Или сошли с ума?
— Нет, не сошла, — возмутилась Лилиана. — Но в сложившихся обстоятельствах это лучше для нас обоих. Во всяком случае — для меня.
Бенедикт. Разумеется, здесь не обошлось без этого придурка.
— Какие обстоятельства? О чем вы? — едва сдерживая гнев, процедил он.
— Ваше равнодушие, Эдриан. Ваша… неверность. Я не могу этого выносить и не буду. Я хочу перебраться в западное крыло. Там никто не живет, и у нас будет возможность пореже видеть друг друга.
Она говорила так спокойно и твердо, что Эдриан даже подумал, сколько раз она это себе повторяла. Может, ей помогал Бенедикт?
— Так. Может, вы объясните, почему считаете меня равнодушным и неверным?
— Почему? И вы еще спрашиваете? Вы проявляете ко мне безразличие со дня нашей свадьбы, а ваша неверность известна всем.
Просто невероятно! Кто вбил ей в голову этот бред?
— Вы понимаете, что говорите, Лилиана? Сознаете, в чем меня обвиняете? — спросил он и, словно защищаясь, . скрестил руки на груди.
Она вспыхнула от гнева.
— Вы думаете, я слишком глупа, чтобы понять очевидное? Впрочем, это неудивительно. Я все понимаю. Я не столь наивна, чтобы не видеть, что происходит.
— А что происходит? Разве я не говорю вам, что вы можете иметь все, только скажите? Разве я постоянно не напоминаю вам, что вы графиня, со всеми привилегиями? Какое равнодушие, Лилиана? Какая неверность? — возмущенно вскричал Эдриан.
Она крепко сжала руки, чтобы не было видно, как они Дрожат, но глаза ее яростно сверкали.
— Вы даете мне только материальные блага, которыми располагаете, но не даете мне ничего от себя. Это и есть равнодушие. А что касается неверности, то она очевидна. В Лонгбридже вы отдаляетесь от меня, затем уезжаете в Лондон и пропадаете там несколько дней.
