Даже подписывая договор с иностранцем и уезжая из России, россиянка сохраняла многоканальную связь с родиной и пожизненно находилась под защитой её силовых подразделений. Русские мстили за обиду, нанесённую своим женщинам так, что на протяжении многих последующих поколений память об этой мести служила надёжнейшей прививкой против повторения любых поползновений в сторону нечистого обращения с россиянкой. Для России ныне не существовало никаких препятствий, способных остановить её карательные подразделения, идущие наказать обидчика россиянки.
Но это были системные операции, в фундаменте которых лежало вот такое безжалостное отношение к обидчикам женщин России. Зная об этом, россиянки ежеминутно и ежечасно совершали настоящие чудеса, подтверждая верность основополагающего для России закона Равновесия: действие всегда равно противодействию. Россиянки не платили ничем за защиту и охрану, они просто делали то, что должны были и могли делать, находясь под такой защитой, будучи свободны от переживаний и боязни угроз посягательств.
Знаменская вспомнила строки древнего поэта Некрасова, воспевшего красоту русской женщины, но не забывшего воспеть и её могущество, оплакать её тяжкую долю и выразить трудную, но важную уверенность в том, что такая русская женщина, которая станет основой России, когда-нибудь будет настолько многочисленна, что ей не придется страдать и жить в боли и горе.
«Есть женщины в русских селеньях С спокойною важностью лиц, С красивою силой в движеньях, С походкой, со взглядом цариц, —
Их разве слепой не заметит, А зрячий о них говорит: «Пройдет — словно солнце осветит! Посмотрит — рублем подарит!»
Идут они той же дорогой, Какой весь народ наш идет, Но грязь обстановки убогой К ним словно не липнет. Цветет
Красавица, миру на диво, Румяна, стройна, высока, Во всякой одежде красива, Ко всякой работе ловка.
И голод, и холод выносит, Всегда терпелива, ровна… Я видывал, как она косит: Что взмах — то готова копна!
Платок у ней на ухо сбился, Того гляди косы падут. Какой-то парнек изловчился И кверху подбросил их, шут!
Тяжёлые русые косы Упали на смуглую грудь, Покрыли ей ноженьки босы, Мешают крестьянке взглянуть.
Она отвела их руками, На парня сердито глядит. Лицо величаво, как в раме, Смущеньем и гневом горит…
По будням не любит безделья. Зато вам её не узнать, Как сгонит улыбка веселья С лица трудовую печать.
Такого сердечного смеха, И песни, и пляски такой За деньги не купишь. «Утеха!» — Твердят мужики меж собой.
В игре её конный не словит, В беде не сробеет — спасет: Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет!
Красивые, ровные зубы, Что крупные перлы у ней, Но строго румяные губы Хранят их красу от людей —
Она улыбается редко… Ей некогда лясы точить, У ней не решится соседка Ухвата, горшка попросить;
Не жалок ей нищий убогой — Вольно ж без работы гулять! Лежит на ней дельности строгой И внутренней силы печать.
В ней ясно и крепко сознанье, Что всё их спасенье в труде, И труд ей несёт воздаянье: Семейство не бьётся в нужде,
Всегда у них теплая хата, Хлеб выпечен, вкусен квасок, Здоровы и сыты ребята, На праздник есть лишний кусок.
Идет эта баба к обедне Пред всею семьей впереди: Сидит, как на стуле, двухлетний Ребёнок у ней на груди,
Рядком шестилетнего сына Нарядная матка ведет… И по сердцу эта картина Всем любящим русский народ!
И ты красотою дивила, Была и ловка, и сильна, Но горе тебя иссушило, Уснувшего Прокла жена!
Горда ты — ты плакать не хочешь, Крепишься, но холст гробовой Слезами невольно ты мочишь, Сшивая проворной иглой.
Слеза за слезой упадает На быстрые руки твои. Так колос беззвучно роняет Созревшие зерна свои…»
Совершенно неожиданно её, подошедшую к центральной площади городка, окружили все дети: трое сыновей и обе дочери. Через несколько минут подошел и муж. Они поняли состояние матери и жены без слов. Обменявшись взглядами с братьями и сестрой, Ульяна подняла глаза на маму и сказала только одно слово:
— Спасибо.
Знаменская промолчала, поняв, что дети поблагодарили её за то, что она, как президент страны, не стала заявлять прямое требование помиловать осуждённого. Они знали, что их мама никогда не пойдёт на подобный шаг и будет беспощадна к любому, кто нарушает интересы России. Но Знаменская понимала, что сказать «спасибо» в такой ситуации для её детей означало нечто большее — перейти рубикон между неосознанной и осознанной жалостью в данном конкретном случае. Между пониманием необходимости жестокости по отношению к врагам и осознанием тяжести решения о применении такой жестокости к себе подобным.
Они молча прошли к солдатской столовой и сели за боковой столик. Как всегда им подали только солдатскую пищу, ту, которой питались и солдаты, и сержанты, и старшины. Знаменская видела, что и офицеры в столовой также едят только солдатскую еду и делают это не показушно, а ежедневно, на протяжении многих лет. Таковы были жестокие законы России, законы её Силового Кольца, соединяющего в себе два Кольца — Военное и Полувоенное.
Когда Знаменская под руку с мужем вышли из столовой и по аллее направились в сторону офицерского общежития, между мальчишками возник спор. Борис, как признанный авторитет, выступил в роли молчаливого рефери в дискуссии по поводу того, что следовало сделать с обидчиком сестры. Константин, мягкий и уступчивый Константин в ответ на вопрос, который задал гораздо более жёсткий и практичный Пётр, буквально преобразился и сказал только одну фразу:
— Я бы его убил.
Паузы не последовало. Дети уже многое знали и понимали. В России были периоды, когда, благодаря проснувшейся в самых мягких и уступчивых людях жёсткости и изворотливости, совершались величайшие рывки вперед.
Многие века Россия была бедной забитой страной, в которой приходилось за рубль вкалывать так, как за границей соглашались вкалывать не меньше чем за сотню тысяч. Теперь, когда вокруг в России было сплошное довольство и богатство, оно выступало только покровом, под которым хранилось главное оружие России: способность выживать и эффективно действовать в кошмарных и нечеловеческих условиях.
Ради этого элита жила так, как за рубежами России жили только самые нижние слои социальной пирамиды. Она терпела такие лишения, перед которыми бледнели истязания, которым подвергали себя стоики и аскеты. Но благодаря этому народ России аккумулировал силу, способную в любой момент дать импульс и обеспечить прорыв, перед масштабами которых меркли достижения многих десятков земных цивилизаций.
И слова пятилетнего ребенка, который недавно видел на экране в деталях судебный процесс над своим ровесником, нанёсшим телесные повреждения девочке, свидетельствовали о том, что согласившись с решением общественного суда своей родной страны сегодня и сейчас, в других условиях при прямом столкновении он сможет действительно убить обидчика не только сестры, но и любой другой женщины-россиянки. Убить, зная, что его оправдают, как только разберутся в ситуации, как только станет ясно, почему он пошёл на этот шаг.
Знаменская молча восприняла эти слова сына, но её поразила реакция Всеславы. Девочка подошла к Константину, обняла и крепко поцеловала, сказав только одно слово «Спасибо». Константин залился краской, но справился с волнением и воспринял случившееся с достоинством и спокойствием.
— Мам, нам с Всеславой надо возвращаться в летний лагерь. — сказал Борис. — У нас напряжённая программа и мы не можем бросать своих.
— Хорошо. — Знаменская остановилась, пожала руку сына и поцеловала дочь. — Идите. Мы пока присядем, подышим воздухом. — она не удивилась, понимая, что неугомонная Всеслава не будет лежать пай-девочкой на койке в медсанчасти городка положенные на окончательную реабилитацию три дня и принимать лечение в сверхкомфортных условиях тогда, когда её ровесницы и ровесники живут буквально на подножном корму и терпят всевозможные лишения.
