Откинувшись на спинку кресла, Грэм спокойно взглянул на Гая.
– Перестань, Тревелъян! Я прекрасно знаю, что этот надменный болван никогда по собственной воле не убил бы себя! Черт побери, ты не имеешь права вершить правосудие! Да, я знаю, эти мерзавцы убили Мэрили, но это было непреднамеренное убийство. Месть не поможет тебе вернуть ее. Кроме того, у тебя есть теперь Пенелопа, Зачем рисковать, мстя этим жалким ничтожествам? Тем более что они покушались на мою жизнь, а не на твою. А это значит, что мстить должен я, а не ты!
– Гамильтон, ты свернешь себе челюсть, если будешь так сильно сердиться. Что касается Мэрили, то я потерял ее еще до того, как произошел несчастный случай. Твое мнение о старых приятелях по клубу меня мало волнует. Те, кто явился причиной несчастного случая, как были полными ничтожествами в свои молодые годы, так и остались ими. Мне стыдно, что я когда-то общался с ними. Но если ты не изменишь свое поведение, то я забуду о том, что ты в свое время предупреждал меня об опасности, и порву с тобой отношения. А теперь я хочу, чтобы ты вернулся в гостиную и принес свои извинения Пенелопе. Ты сильно испугал ее, а твои вопросы были поистине оскорбительны! Не думаю, что тебе будет просто заслужить ее прощение.
К тому времени, когда мужчины вернулись в гостиную, Пенелопа уже отослала Александру в детскую. Она сидела в кресле у камина и штопала шейный платок мужа. Газета со статьей о гибели Довиля лежала на столе. Грэм внимательно посмотрел на жену, но ничего не сказал.
Поймав на себе выжидательный взгляд виконта, Гай поклонился и заговорил:
– Примите мои извинения, леди Тревельян, за то, что я ворвался в ваш дом и нарушил покой вашего семейства.
Официальный тон, которым были принесены извинения, удивил Пенелопу. Переведя взгляд на мужа, лицо которого выражало непреклонность, она поняла, что это Грэм заставил Гая просить у нее прощения, и ее охватило сочувствие к баронету.
– Очень мило с вашей стороны, Персиваль, что вы извинились, но я не прощу вас без объяснений. Итак, я слушаю.
В эту минуту Пенелопа походила на королеву, разговаривающую со своими подданными. Грэм не мог не восхищаться ее властностью и горделивой осанкой, хотя испытывал досаду, видя ее упрямство. Другая женщина на ее месте билась бы сейчас в истерике или кричала на мужа, в крайнем случае приняла бы извинения, и дело с концом. Но Пенелопа хотела знать всю правду.
Грэм не желал, чтобы жена уличила его во лжи, и поэтому подставил под удар Гая.
– Итак, Гамильтон, какие объяснения ты готов нам дать? – спросил он.
– Мне жаль, миледи, – промолвил баронет, – но то, о чем я говорил, вас совершенно не касается. Я невольно испугал вас и попросил за это прощения. Поверьте, я говорил совершенно искренне, прошу вас, не требуйте объяснений.
Выражение сочувствия исчезло с лица Пенелопы, и, воткнув иголку в ткань, она холодно посмотрела на Гая:
– Вы правы. Это не мое дело. Ваши извинения приняты.
Баронет понял, что ему указывают на дверь. Повернувшись, он пошел прочь из гостиной. Грэм последовал за ним, чтобы проводить раздосадованного гостя.
– Она очень рассердилась, – сказал Персиваль, принимая из рук дворецкого шляпу и перчатки. Грэм с любопытством наблюдал за баронетом. Выражение лица виконта, как всегда, было непроницаемым.
– Да, ты прав. Хотя ее нелегко рассердить. Я же просил тебя не посвящать ее во все эти дела.
– Я не собираюсь перед тобой оправдываться. Ты сам во всем виноват, и тебе не удастся переубедить меня в этом. Я никогда не считал тебя дураком, Тревельян, но теперь, наверное, изменю свое мнение.
Резко повернувшись, он вышел.
Грэм глубоко задумался. Неужели его друг прав? Однако теперь уже слишком поздно разбираться в этом и что-то менять в жизни. Виконт не любил останавливаться на полпути. Но уважение, которое он испытывал к Пенелопе, заставляло его все больше сомневаться в том, что раньше казалось ему само собой разумеющимся. Грэм никогда не колебался. Он предпочитал действовать, не взвешивая все за и против и не размышляя о последствиях своих поступков.
Пожав плечами, Грэм снова отправился в гостиную. Он находился в замешательстве, и это состояние было непривычно для него. Пенелопа не отрывала глаз от рукоделия, и он с тревогой смотрел на жену. Грэм не знал, как успокоить ее. Сегодня она впервые показала свой строптивый характер.
– Я не выношу вспышек дурного настроения, Пенелопа. Вам это не к лицу, – промолвил он, опершись на трость, и замолчал, ожидая, что она скажет.
Пенелопа бросила на него уничтожающий взгляд:
– Мое муслиновое платье с закрытым воротом, по вашим словам, тоже не к лицу мне, тем не менее вы на мне женились!
Грэма удивило то, что она вдруг заговорила на эту тему.
– Вы прекрасно знаете, почему я женился на вас, – сказа он. – Но я никогда не позволял и не позволю вам вмешиваться в мои дела.
– Вы совершенно правы, – холодно заявила Пенелопа и бросила аккуратно заштопанный шейный платок на стол. – Поэтому я не буду спрашивать вас о том, как вы порвали этот платок после того, как уехали вчера с бала.
Встав, Пенелопа направилась к двери, но Грэм, схватив жену за руку, остановил ее.
– Я не помню, как порвал его, да это и не важно, – сказал он.
– Как и я для вас, – промолвила Пенелопа. – Я знаю свое место, милорд. Вы с самого начала недвусмысленно дали мне понять, какое положение я должна занимать в вашем доме. Я могу идти? Грэм пристально вгляделся в лицо жены:
– Вам не нравится наш уговор, Пенелопа? Вы хотите что-то изменить в нашей семейной жизни?
Грэм так вцепился в руку Пенелопы, что причинял ей боль, но его взгляд заставил ее замереть на месте. Она догадалась, с каким напряжением он ожидает ее ответа. Но что она могла сказать ему?
– Вы дали мне больше, чем я смела мечтать, милорд. Разве могу я просить вас еще о чем-то?
Грэм почувствовал разочарование и нещадно отругал себя за пустые надежды. Какого еще ответа он мог ждать от нее? Он отпустил руку жены.
– Я хотел извиниться перед вами за то, что покинул вас на балу, и, чтобы загладить свою вину, предлагаю сейчас прогуляться в экипаже. Я только что разругался с моим лучшим другом и не хочу ссориться с вами. Вы поедете кататься?
– Это ваше желание, милорд? – холодно спросила Пенелопа, все еще сердясь на Грэма.
—Да, мое желание, но не приказ. Вам ведь хочется куда-нибудь поехать? – мягко спросил он ее.
Пенелопа отвернулась, чтобы скрыть блеснувшие на глазах слезы. Она ничего не понимала. Грэм не позволял ей вмешиваться в его дела, задавать ему лишние вопросы и постоянно напоминал о том, что их брак – фиктивный. Но почему тогда он старается утешить ее, успокоить, отвлечь от тягостных мыслей? Почему он временами смотрит на нее с таким восхищением, как смотрят на любимую женщину?
