Некто, стремящийся, как и вы,
искоренить ростки всего сорного,
составляющего причину нашего общего беспокойства».
ГЛАВА 9
Лошадей укрывала от холода зимняя сбруя, в которую входили удерживаемая подпругой попона и нагрудник из мягкой овчины. Ракоци ехал на вороной Фурии — рослой рысистой венгерской кобыле. Рядом покачивался Бенедикт Лавелл, он с трудом правил весьма бестолковым мышастым меринком, приобретенным им на одном из московских базарчиков около полугода назад. Третий член маленькой кавалькады, Анастасий Шуйский, сидел на великолепной гнедой с лебединой, круто изогнутой шеей.
— Значит, опричники не бояре? — спросил с сомнением Лавелл. Его русский был достаточно сносным, но имел сильный английский акцент. — А я и не знал.
— Как и я, — отозвался Ракоци. — До недавней поры.
— Нет. Это скопище худородные людишек, возвеличенных государем, — неохотно сказал Анастасий, прикидывая, с какой стороны подъехать к южным воротам. — Они присягнули Ивану на верность и с песьими головами на метлах принялись искоренять порок и измену всюду, куда могли доскакать. — Он смахнул с бороды хлопья снега. — Они переворошили всю Русь, но в своей рьяности не заметили, как сами ступили на кривую стезю. Так часто бывает с теми, на ком нет узды.
Лавелл кивнул, соглашаясь.
— Примеров тому весьма много, — заметил он, потуже закутываясь в овчинную русскую шубу. — Что же, их власть теперь кончилась?
— Для большинства — да. Многих казнили, но горстка осталась, и сейчас она очень сильна, — мрачно сказал Анастасий, переводя гнедую на шаг, чтобы пробиться сквозь людскую толчею, основательно загустевшую ближе к воротам. Конный рынок назавтра уже закрывался, и поэтому ведущие к нему узкие московские улочки были запружены толпами барышников и мещан.
Ракоци сознавал, что ступает на зыбкую почву, и все же сказал:
— Царь Иван воистину очень удачлив. Многих правителей ниспровергала ими же взласканная охрана.
Анастасий, ничего не ответив, послал гнедую вперед, чтобы сообщить стражникам имена своих спутников и перекреститься на лик Александра Невского.
— Мне претит это идолопоклонство, это почитание позолоченных и раскрашенных досок, — шепнул по-английски Ракоци Лавелл. — Невозможно войти куда-либо или откуда-то выйти без исполнения некоего ритуала. Подобное совершенно немыслимо для англичан.
— Придется и вам перекреститься, что делать, — откликнулся Ракоци, осеняя себя крестным знамением. — Невский, конечно, не мой святой, но я считаю своим долгом склониться перед его образом, раз уж живу здесь.
Лавелл пожал плечами, но последовал примеру спутника.
— Нельзя почитать доску, — вздохнул он, проезжая под аркой ворот.
— А вы думайте в эти моменты о чем-то своем, — посоветовал Ракоци. — Будьте терпимы к чужому вероучению. Обряды могут быть разными, но их подоплека одна.
— Те, что следуют за Папой Римским, тоже погрязли в язычестве, — заявил Лавелл, упрямясь. — В Англии все заведено по-другому.
— Как всегда и во всем, — подтвердил иронически Ракоци. — Оставьте в покое иконы, смотрите на лошадей. — Он кивком указал на ярмарку, являвшую собой настоящее море волнующихся конских холок, грив, крупов и морд.
Лавелл натянул поводья.
— Потрясающе! — выдохнул он. — Я ничего подобного в жизни не видел. Как полагаете, сколько же здесь голов?
— Около двух тысяч или чуть более. — Ракоци подтянул свою вороную к мышастому мерину, брезгливо косящемуся на дорожную жижу. — Говорите по-русски, — посоветовал он. — Иначе все эти добрые люди решат, что мы что-нибудь замышляем.
— Они же видят, что мы иностранцы, — удивленно сказал Лавелл. — И должны понимать, что нам легче переговариваться на своем языке.
— И тем не менее говорите так, чтобы вас понимали, если не хотите нажить неприятности. — Ракоци движением подбородка указал на порядочно удалившегося от них Анастасия. — И будьте поосторожнее в присутствии нашего провожатого.
— Разумеется, — ответил Лавелл и смолк, составляя в уме русские фразы. — Он обязан докладывать о нас кому следует, — заявил он уже на московском наречии. — Он государев слуга.
Ракоци внимательно всмотрелся в широкую спину боярина.
— Не уверен, — обронил после паузы он.
Анастасий взмахнул рукой, поторапливая своих спутников.
— Здесь надо быть расторопнее, — проворчал он, когда те подъехали. — Неча считать ворон. Иначе всех лошадей разберут прежде нас. — Боярин нахмурился, но тут же сменил гнев на милость, заметив кучку татар в плотных кожаных одеяниях, напоминавших халаты. — Вот торговцы, которых мы ищем. Они, конечно, большие мошенники, но выбор у них довольно хорош. Будь здрав, Келуман, — прокричал он татарину, одежда которого выглядела богаче, чем у других. — Сколько коней ты пригнал?
— Не так уж много, — ответил тот, усердно кланяясь и улыбаясь. — Шести сотен не наберется. Сезон заканчивается. — Он развел руками, выражая горделивое сожаление. — Много двухлеток и однолеток.
— Сокращаете молодняк, чтобы дать место новому ожеребу? — спросил Ракоци, соскакивая со своей Фурии в дорожную грязь. — Разумная мера. — Избавляющая табун от наиболее заурядных особей, пока те не начали проявлять интерес к кобылицам, мог он добавить, но не добавил. — Что ж, поглядим.
— Граф Сен-Жермен — человек весьма сведущий во многих вещах, — счел нужным пояснить Анастасий.
Келуман с недоверием покосился на Ракоци.
— Откуда он знает, зачем мы продаем молодняк?
— Я сам разводил лошадей, правда давненько, — ответил Ракоци, и в груди его защемило от нежности, смешанной с горечью, при воспоминании о просторных конюшнях, которые он держал под Римом пятнадцать столетий назад. Потом, три или четыре века спустя, был Требизонд и табун в восемьсот голов, доставшийся позже Оливии, когда ему пришлось вместе с Роджером бежать из тех мест. Ничего, она справилась, ведь с ней оставался Никлос, подумал он и сказал: — Как я понимаю, лошади, каких ты выводишь, на Западе не известны.
— Существует много пород, которых на Западе не видали в глаза, — пренебрежительным тоном ответил татарин. Он указал рукой на ближайший к ним табунок. — Вот, например, донцы. Их можно без стыда предлагать самым лучшим наездникам мира.
— Казачьи коньки, — пояснил Анастасий, спрыгивая с седла. Подобно многим тучным мужчинам, он был поворотлив и изящен в движениях. — Хороши в бою, выносливы, неприхотливы. Но это не те лошадки, о которых я вам говорил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
