Пясецкий стукнул ладонью по столу и воскликнул.
— Облегчил душу! Сознался и помог нам! Похвально. Знаком ли тебе почерк негодяя?
— Джентльмен из бывших богатеев, — быстро проговорил Андрей. — Грамотный, но руки его не видал. Чего не пришлось видеть, то не пришлось. Врать не стану.
— Ну, может быть, — продолжал настойчиво полковник, — знакомые словечки и обороты? Прочитай и вспомни. — Он протянул Андрею лист бумаги, исписанный печатными буквами. — Не спеши… Читай!
— «Милостивый государь! — волнуясь начал Андрей. — Я надеюсь, что у вас было достаточно оснований убедиться в подлинности присланных фотографий. Они попали ко мне совершенно случайно вместе со шкатулкой. Меня совершенно не интересует политика, и я с одинаковым отвращением отношусь как к красным, так и к белым. Испытывая стеснительные денежные затруднения, а также сообразуясь с вашими объявлениями о награждении за выдачу адресов коммунистов, предлагаю некую коммерческую сделку на основе нашей личной совести и добропорядочности. Я регулярно буду высылать вам по почте определенное количество снимков, вы же — класть денежную сумму в обусловленное заранее место. Предупреждаю вас, сударь, что выслеживать меня вам не стоит, ибо при обнаружении малейшего подозрения данный альбом будет подвержен сожжению. В таком случае, я надеюсь, вы проиграете больше, чем выиграете. Мое уже старческое и немощное тело в любой момент готово проглотить точно отмеренную дозу смертельного яда.
В знак согласия вы завтра сунете деньги в буксы правого заднего колеса третьего вагона поезда номер шестнадцать. Дальнейшее изъятие подлежит моему усмотрению. Благополучием успеха будет моя следующая присылка очередной партии снимков. С глубоким уважением. Коммерсант».
Андрей, опустив письмо, посмотрел на хмурое лицо полковника:
— Это он, точно.
— Как видишь, — сказал Пясецкий, — коммерсант — человек предусмотрительный.
— Вы его проследите, — посоветовал Андрей. — Лягавых у вас хватит.
— Он на любой станции вынырнет из толпы и возьмет деньги, — зло проговорил Фиолетов. — Там лови его…
Полковник долго молчал, массируя мешки под глазами. Наконец посмотрел на Андрея.
— Мы ничего не знаем о вашем прежнем друге. Кроме его клички. Садитесь у стола и пишите. Приметы, связи. Возможные места жительства. А завтра с утра… Мы даем вам полную свободу действия — ищите на вокзалах, на базаре. Ходите, в конце концов, по квартирам. Но он должен быть найден. Большего не предпринимайте, если не хотите, чтобы повторилась ваша с ним последняя встреча. С сегодняшнего дня мы принимаем вас к себе на службу. Вы получите соответствующее денежное вознаграждение и необходимое удостоверение. Бумага и перо на столе.
Андрей поднялся со стула и бесшумно пересек кабинет по ковру. Он опустился в жесткое кресло полковника, осторожно взял в пальцы инкрустированную перламутром ручку и начал писать, низко склонившись над листом, старательно выводя буквы и от напряжения шевеля губами.
В кабинете было тихо. Полковник все так же задумчиво стоял возле пустых стульев, по-стариковски сгорбившись, вздернув широкие золотые погоны к розовым ушам. Фиолетов неподвижно смотрел в раскрытое окно.
Андрей не мог не обратить внимание на то, что полковник впервые сказал ему «вы». Является ли это предзнаменованием новых больших перемен? Возможно, вместе с соответствующим обещанным денежным вознаграждением и необходимым удостоверением бывший вор по кличке Блондин приобретает права на подлинную фамилию, человеческое достоинство и доверие других?
И как бы подтверждая мелькнувшие в голове Андрея мысли, поручик повернулся к нему.
— Федор Павлович, — проговорил Фиолетов. — Закончите писать и прошу зайти ко мне. Некоторые формальности, не больше.
Спустя час они вышли из «Паласа» вдвоем — оба небритые, сонные, медленно побрели по еще пустынным тротуарам. Солнце начинало накалять воздух. В тени домов стояла прохлада. Под ногами хрустели съежившиеся коробочки сухих листьев.
— Куда вы сейчас? — спросил Фиолетов.
— Есть у меня тут одна знакомая, — неопределенно ответил Андрей. — Случайно встретил. Сдает комнату.
— Она знает, кто вы такой? — поинтересовался поручик.
— Нет. Зачем ей это? — засмеялся Андрей. — Я для нее обычный человек. Пахан у нее очень строгий.
— Адрес придется сообщить, — сказал Фиолетов. — А ту вашу торговку краденым увезли в сумасшедший дом. Безнадежна совсем. Мы ее допрашивали. Свихнулась на почве любви. Что может быть более странным этого в наше время?
— Видели бы вы живого Забулдыгу, — буркнул Андрей.
— Есть гораздо важнее причины туда попасть, — весело перебил Фиолетов. — Например, хроническое отсутствие денег.
Поручик беззаботно засвистел, с любопытством поглядывая по сторонам.
— На свете много разных способов достать их, — равнодушно сказал Андрей.
— Конечно, — согласился поручик. — Но я предпочитаю самый верный — преданная служба: это бесценный капитал в рассрочку! Господи, как утомился. Ночь не сомкнул глаз. Те двое арестованных с электростанции… Устал. Сегодня крепко напьюсь, чтобы хоть на вечер забыться и отдохнуть. — Фиолетов кивнул на широкие витрины ресторана, закрытые опущенными жалюзи. — Вот мой ноев ковчег.
На площади они расстались, Фиолетов небрежно козырнул и зашагал вдоль домов развинченной походкой кавалериста и фланера.
Андрей повернул за угол и долго ходил по улицам, проверяя, не следят ли за ним. Город проснулся как-то сразу — еще час назад царила тишина и по безлюдным улицам прыгали воробьи, а вот уже несутся по булыжной мостовой грохочущие телеги, народ запрудил переулки, ведущие к базару, на площади послышались топот солдатских сапог и звуки духового оркестра. От движения пыль поднялась с дорог и деревьев, пронизанный солнцем воздух сделался мутным, желтым и горячим. В одном из просветов улицы мелькнул базар — разливное море голов. Оттуда дохнуло сплошным ревом возбужденных голосов. Обожженные засухой высокие акации стояли голые, земля под ними была вся устлана коричневыми дольками листьев.
Глава 11
Лев Спиридонович Курилев сидел у дальнего столика кафе «Фалькони» и с благодушием удачливого коммерсанта попивал кофе со сливками.
Андрей подошел к нему и увидел, как радостно дрогнуло лицо подпольщика.
— Ты жив, родной?! — пробормотал он, опуская счастливо вспыхнувший взгляд к блюдечку.
— И, думаю, надолго, — улыбнулся Андрей.
— Прекрасное занятие, — одобрительно буркнул Лев Спиридонович. — Что с тобой? Господи, во что они тебя превратили, мальчик. Краше в гроб кладут.
