видел ее лица.
— Это даст нам шанс сверить то, что мы узнали к нынешнему моменту — перед завтрашним совещанием, — добавил он.
— Да, да, конечно, — ответила Бекка, подавив желание широко улыбнуться.
Глава 23
— Но почему ты не идешь домой? — спросила Мэйси хнычущим голосом, хлюпая носом. Бекка сразу же почувствовала себя худшей матерью на свете.
— Я вернусь поздно ночью, когда ты уже будешь спать, и тогда я подойду к тебе и крепко-крепко поцелую. Что скажешь?
— А если та большая собака опять придет в мой сон и захочет меня укусить, а тебя со мной не будет, чтобы ее прогнать?
— Бабушка позаботится о том, чтобы этого не случилось, милая.
— Но я хочу, чтобы со мной была ты.
— С тобой бабушка.
— Но я хочу, чтобы со мной была моя мамочка!
Бекка отвела от уха телефон, когда дочь начала всхлипывать, и покачала головой, чувствуя себя ужасно из-за того, что опять подвела Мэйси. Пару минут назад она солгала своей матери про свои планы на вечер, заявив, будто из-за третьего убийства расследование стало невероятно срочным и что сверхурочные часы теперь неизбежны. Хотя это было достаточно близко к истине, но Бекка не упомянула о том, что собирается работать в этот вечер вместе с Джо и что они при этом будут наедине, у него дома.
Но даже без такого признания Бекка была достаточно знакома с манерой Хелен общаться по телефону, чтобы понять: то, что работа для нее, Бекки, в очередной раз оказалась важнее интересов Мэйси, бросило очередной свинцовый шар на весы недовольства матери.
— Вот, скажи своей дочери об этом сама, — прорычала Хелен, прежде чем передать телефон Мэйси.
Пять минут спустя, когда Бекке так и не удалось убедить ребенка в том, что есть вещи куда более важные, чем чтение сказок перед сном, Хелен прервала звонок — но только после того, как бросила на прощание Бекке ядовитое «умница».
«Это твоя работа, — сказала себе Бекка. — Тебе не в чем себя винить». Однако в глубине души она не была в этом убеждена — не говоря уже о том, чтобы убедить свою мать или свою маленькую дочь.
Она влезла в свежую одежду, которую хранила в ящике своего стола на экстренные случаи, затем заново наложила губную помаду, подвела глаза, прыснула на шею и за уши туалетной водой «Джо Мэлоун» и разжевала мятную пастилку для освежения дыхания.
Прежде чем уйти, она оповестила Нихата о том, что обнаружили они с Джо, а он, в свою очередь, уведомил ее о том, что быстрая токсикологическая экспертиза выявила: Бёрджесс был обездвижен пропофолом, тем же самым препаратом, который ввели Чебану. И он тоже оставался в сознании, пока его пытали и убивали. Несмотря на внешнюю невозмутимость, Бекка внутренне содрогнулась, подумав о том, каково это — все чувствовать, но не мочь помешать преступнику вырвать у тебя глаза из глазниц.
Направляясь через весь Лондон к жилищу Джо, Бекка вспоминала, как когда-то поклялась ни за что больше не заводить романов с коллегами по работе — после случая со старшим детективом-инспектором Питером Эддисоном. Мэйси было полтора года, когда Питер пригласил Бекку выпить вместе, и она не спешила сообщать ему о том, что у ее дочери синдром Дауна. Отчасти она боялась его отпугнуть, а отчасти просто упрямо твердила: «А почему состояние Мэйси должно на что-то влиять?»
Спустя два месяца после того, как они начали встречаться, Бекка взяла с собой дочь на совместный пикник в парке Виктория. Питер даже не попытался скрыть свое разочарование оттого, что к его потенциальной семейной партнерше прилагается такой неприятный «довесок». Поэтому на следующий день Бекка завершила отношения, и в тех редких случаях, когда им с Питером приходилось сталкиваться по работе, их разговоры были вежливыми, но короткими. Втайне она презирала его за то, что он дал ей понять, будто ее дочь недостаточно хороша. Бекка не хотела этого признавать, но поведение Питера обнажило глубоко погребенный страх того, что все потенциальные семейные партнеры будут считать так же, как он.
Однако что-то подсказывало ей, что Джо — другой. В нем была сила, но была и мягкость; редко можно встретить оба качества одновременно в офицере полиции — или даже просто в мужчине, по крайней мере, по опыту Бекки. Она хотела узнать больше о том, чем он дышит.
Наконец она добралась до нужного дома и нервно прошлась туда-сюда у входа, разглаживая упрямую складку на юбке, потом проверяя макияж через камеру смартфона. Как только нажала кнопку интеркома, дверь открылась, и Бекка поднялась на два лестничных пролета наверх, на третий этаж.
Этот трехэтажный квартал с отдельными жилыми квартирами был построен два столетия назад: тогда это были склады, где хранились товары, сгруженные с кораблей, — эти корабли, поднявшись вверх по Темзе, причаливали к востоку от столицы. Бекка предположила, что жилье может быть съемным, поскольку жалованья детектива явно не хватит на выплату ипотеки за такую перестроенную жилплощадь, как эта.
Перед дверью квартиры № 11 она покрепче сжала бутылку с вином, надеясь, что мерло, купленное ею в «Теско» по дороге, подойдет к тому, что они собираются есть. Она потратила на эту бутылку пятнадцать фунтов — примерно на десять больше, чем стоило то, что она обычно пила.
— Будь умницей, — тихо сказала она себе, прежде чем постучать в дверь. — Будь умницей.
Бекка услышала собачий лай, потом шаги вниз по лестнице, расположенной за дверью. Это свидетельствовало о том, что квартира, должно быть, двухуровневая.
— Привет. Вы, наверное, Бекка, — сказал незнакомый мужчина, открывший ей дверь. Он протянул ей руку и продолжил: — Меня зовут Мэтт, приятно с вами познакомиться.
— Взаимно, — отозвалась Бекка. «О, черт, я все неправильно поняла, — думала она в этот момент. — Он пригласил заодно и своего коллегу-распознавателя». — Вы работаете вместе с Джо? — спросила она, не в силах вспомнить, видела ли она его в офисе Джо.
Мэтт склонил голову набок, словно угадав подтекст ее слов.
— Он не сказал вам, что состоит в браке, верно?
Желудок Бекки сжался в комок, она покачала
