юбку.
— У нас бедное поместье, — продолжила она суровым тоном, будто читала мне лекцию, — родители не смогут обеспечить хорошее приданое семерым дочерям. Выйду замуж я — кто-то из моих сестёр останется старой девой и будет доживать век приживалкой у родственников. Вы понимаете? Как я должна себя чувствовать?!
От нахлынувших чувств она вскочила и топнула ногой.
— Я требую, чтобы вы взяли меня ученицей!
— Милая Александра, скажите, а как вам это поможет в жизни?
Рыжая нахалка пожала плечами.
— Во многих родах девушек с Талантом берут в опричники. От деланной волшебницы они тоже не откажутся. Или поеду в Петербург, императрица любит всякие волшебные развлечения. В крайнем случае, — она посмотрела на меня с ехидством, — уговорю вас основать собственный род и стану вашей правой рукой.
Я расхохотался.
— Вы умеете удивлять, Александра. А что скажет ваш батюшка о таком демарше?
— С маман он не будет спорить, а мы с ней уже договорились. Она собрала мне багаж, чтобы я осталась у вас.
— Нет, вы явно не в своём уме.
— Не смейте меня оскорблять! Вы немедленно берёте меня ученицей.
Она снова топнула ногой и посмотрела на меня, как на провинившегося приказчика.
— Нет.
— Да!
— Нет.
— Я требую!
Дверь в комнату приоткрылась, и к нам заглянула ключница.
— Костенька! Что у вас происходит? Что за крики?
— Заходите, Настасья Филипповна. Вот, знаете ли, Александра требует, чтобы я оставил её при себе и учил магии. Как вам такое?
Рыжая хитрюга опустила голову и всхлипнула. Ключница всплеснула руками, подошла к девушке и принялась её успокаивать.
— Ну-ну, не надо плакать, всё будет хорошо.
Настасья Филипповна повернулась ко мне и нахмурилась:
— Костя, разве тебе сложно научить бедную девочку? Ты посмотри, какая умница.
Они что, сговорились, что ли, пока чай пили?
— Настасья Филипповна, и вы туда же? Я не преподаватель, это раз. Она незамужняя девица, это два.
— Ой, да ладно! Ты же ничего дурного с ней делать не будешь.
— Как это будет выглядеть?
— Костенька, ты прямо младенец. Скажем, что ты её взял экономкой, так многие делают.
Я закатил глаза. Ёшки-матрёшки, ну что за нравы! Не нужна мне здесь эта рыжая, тем более как ученица.
— Константин Платонович! — Александра пошла в последнюю атаку. Бухнулась на колени и подняла на меня заплаканные глаза. — Умоляю! Я всё-всё буду делать, что вы прикажете!
Боковым зрением я заметил в дверях Добрятникова. По выражению лица было видно, мол, я тебе помог с дыхательными упражнениями, теперь ты должок верни. Да что же это такое, все против меня! Сейчас ещё мелкая Ксения прибежит, станет просить за сестру.
— Значит, так, барышня. Во-первых, встаньте. Я вам не папа римский, чтобы передо мной на коленях валяться.
Она поднялась, тут же прекратив плакать и сделав умильное личико.
— Во-вторых. Если я возьму вас ученицей, буду требовать по всей строгости. Одно непослушание, одна хоть маленькая лень — отправитесь домой в тот же миг. Понятно?
Рыжая, светясь счастьем, часто закивала.
— А теперь уйдите с моих глаз, пока я не передумал. Настасья Филипповна, найдите ей комнату и покажите усадьбу.
Я повернулся и увидел, как Добрятников улыбается во все тридцать два зуба. Вот зараза такая!
* * *
Добрятниковы, отец и Ксюшка, уехали к себе в имение. Александра мне на глаза старалась не попадаться, так что я поужинал в одиночестве. Сделал дыхательную гимнастику и собирался лечь спать.
— Мяу!
— Что тебе, подобрыш?
Котёнок подбежал к двери, посмотрел на меня и снова мяукнул, будто звал меня куда-то.
— Тебя не покормили?
— Мяу!
Он выбежал за дверь и опять обернулся — проверить, иду я за ним или нет.
— Давай посмотрим, куда это ты собрался.
Мурзилка привёл меня к двери под лестницей на первом этаже. И демонстративно царапнул её когтями.
— Мяу!
— Куда ты меня ведёшь?
Я открыл дверь. Лестница в подвал? Интересненько. Даже и не думал, что он здесь есть.
Вытащив small wand и подсвечивая себе «фонариком», спустился по кирпичным ступеням. Ого! Да здесь целые катакомбы. Кто их построил и для чего?
— Мяу!
Котёнок вёл меня по длинному коридору к своей цели. Все двери по бокам, железные, будто в тюрьме, были заперты. Надо спросить у Настасьи Филипповны, где от них ключи. Она должна знать, ключница всё-таки.
Одна комната в самом конце была приоткрыта. Внутри на постаменте из кирпичей стоял гроб. Или здесь его называют домовина? Однако! Хотя чему я удивляюсь — дядя же некромант, ему положено такие вещи под рукой держать.
Мурзилка запрыгнул на крышку и царапнул её когтями.
— Мяу!
Крышка легко поддалась, и я открыл гроб. Мать моя женщина!
Внутри лежал мужчина. Молодой военный, не тронутый тлением. Не будь он в гробу, я бы подумал, что он просто задремал.
— Мяу!
Запрыгнув на грудь мертвеца, котёнок попытался грызануть его за палец.
— Брысь! Это тебе не консерва, чтобы ночью перекусывать.
— Мяааау.
Мурзилка недовольно поднял хвост и спрыгнул на пол. Я закрыл крышку гроба и пошёл обратно. Не стоит тревожить мёртвого, пусть себе лежит.
— Идём, подобрыш, я тебе молока налью.
Уже на лестнице из подвала, мне пришла в голову мысль — сколько ещё неожиданностей в дядином наследстве? И нет ли у меня в усадьбе скелетов в шкафу? В прямом смысле этого слова.
Глава 19 — Утюг
Утром в столовой бурлила жизнь. Настасья Филипповна гоняла двух орок-крепостных и Таньку, накрывающих стол.
— Как ты вилки раскладываешь? Слева от тарелки клади! Где ваза с цветами? В центре поставь. Почему салфетки так криво стоят?
Я улыбнулся — ключница в домашних делах была настоящим тираном. Замучить придирками? Как нечего делать. Забрать, что ли, Таньку в личные горничные? Хотя по её лицу незаметно, чтобы Настасья Филипповна так уж сильно ей досаждала. Взгляд скорее внимательный, будто она запоминает, как надо командовать.
— Доброго утра, — я вошёл в гостиную. — Рад вас видеть в добром здравии, Настасья Филипповна. У вас сегодня замечательно цветущий вид!
— Ой, Костя, что ты! Я же старая, не трать на меня комплименты, — она отмахнулась рукой, но было видно, что на щеках появился румянец.
Спрятав смешок, я сел на своё место во главе стола. Ключница шикнула на орок, чтобы они несли еду, и села по правую руку. Уже неделю, как я настоял, чтобы она ела со мной за одним столом. Урона для чести в этом точно нет — знали бы окружающие, с кем я делил пищу в Париже. Да, она не знатная, родилась крепостной.
