— А куда он денется, во-первых. И ты загрузила его работой, это во-вторых. Так что не жужжи и тише, тише!
Ну тише так тише.
Надо уже научиться доверять Кузе. Пока он ни разу меня не подвёл и не поставил в опасную ситуацию.
Так я думала ровно до того момента, как мы поднялись на последний этаж. Думала, там и остановимся. Думала, сделаем это прямо под дверью, благо глазков не было. Но нет. Мой любимый экстремальщик потащил меня дальше, то есть, выше. На чердак!
На чердаке нашего дома я была всего лишь один раз. Когда мне было что-то вроде пятнадцати лет. С Наталкой мы там пробовали курить. Обе решили, что сигареты говно, и больше не ныкались по чердакам. Видимо, сегодня пришло время повторить экспириенс.
Узенькая лестница вела под самый потолок, и Кузя, держа меня одной рукой, второй открыл люк:
— Велкам, мисс, не стесняйся, проходи, будь как дома.
— Но не забывай, что ты в гостях, — продолжила я любимой фразой покойного деда и вскрикнула, шуганувшись назад: — Блин, кто там?!
— Где? А, там… Не бойся, — заржал Кузя. — Это манекены!
— Какого чёрта тут делают манекены? — пробурчала я, разглядывая белые статуи в одежде из папье-маше. Некоторые были без голов. Но самые страшные — с головами и белыми пустыми глазами. Мне стало не по себе, и даже Кузин поцелуй не спас ситуацию.
Хотя друг старался вовсю. Ласкал меня под кофточкой, сжимая груди в ладонях, теребя пальцами соски, а потом и вовсе задрал одежду, приник к соску губами, одновременно расстёгивая джинсы. Я старалась отдаться процессу с головой и остальными потрохами, но манекены смотрели. И я косилась на них. Они на меня, я на них…
— Кузя…
— Что, — отозвался он, тяжело дыша, пока его пальцы ритмично входили и выходили в любимое отверстие моего тела.
— Они смотрят…
— Пусть смотрят, тебе что — жалко?
— Балда! — я шлёпнула Кузю по макушке, и он обиделся, развернул меня спиной к себе и нагнул:
— Ты наказана, Глинская! Смотри теперь на них!
— Эй!
Вместо пальцев в меня ворвался уже член, причиняя сладкое удовольствие, распаляя робкий огонек страсти и желания снова вжаться бёдрами в Кузины бёдра и выпить его до конца, до самой последней капельки…
— Кузя… Я их боюсь… — задыхаясь от наслаждения и нахлынувшего страха перед страшными белёсыми лицами, простонала я. — А вдруг они и правда смотрят?
— О-о-о-о! Глинская!
Он посильнее ухватил меня за талию, словно возбудился от этой мысли, и я тоже вскрикнула:
— Кузьмин! Что?
— Не мигай и не отворачивайся, — бросил он сдавленным голосом, обнимая меня крепче, вколачиваясь глубже и стремительней.
А я растопырила глаза, пялясь на всех манекенов сразу, чтобы не дай бог не пропустить малейшее шевеление. И заорала:
— Он двинулся! А-а-а-а!
— О-о-о-о! — вторил мне Кузя.
— Ы-ы-ы-ы!
Восхитительный оргазм, слепленный из возбуждения и адреналинового выброса, накрыл меня с головой, заставив влагалище сжиматься в ритме пульса, и Кузя не выдержал, хрипло зарычал, кончая…
Выжатые, как две губки, мы некоторое время так и стояли обнявшись, пока его член не выскользнул из меня. Ощутив противную пустоту внутри, я сказала вредным голосом:
— Если ты ещё раз… Ещё один маленький разочек заставишь меня заниматься эксгибиционизмом…
— То что будет?
— Будет мясо, Кузьмин!
— Они милые, эти манекены! Стоят, смотрят, не критикуют!
— Ах-ах, главное — не критикуют!
— Тебе есть что добавить? Что-то не устроило мисс?
— Нет-нет, всё было прекрасно, паутина на балках, мусор и шуршание крыс — это так романтично!
— Нет тут никаких крыс, — неуверенно ответил Кузя.
— Значит, это голуби.
— Голуби — милые птички! Ты когда-нибудь видела голубят?
— Не видела. И не милые. Это летучие крысы, между прочим…
— Да пофиг!
Он развернул меня лицом к себе, вгляделся в глаза, сказал:
— Глинская, ты чувствуешь то же, что и я?
— Зависит, — шёпотом ответила, любуясь отблесками фонарного света, проникающего через маленькое окошко в крыше.
— Значит, не чувствуешь…
— Ты скажи, что именно…
— Не скажу.
— Отож. Догадайся, мол, сама…
— Да.
— Мне хорошо с тобой. Даже если на нас пялятся манекены.
— Это почти оно, — весело и громко сказал Кузя, спугнув тишину. — Пошли, твои уже, небось, хватились.
— Видео, — напомнила я, с грустью ощутив, как рвётся та неземная материя между нами. Надо было сказать ему… Сказать то, что я действительно чувствую всякий раз, когда вижу Кузю. А то вдруг завтра помру, а он так и не узнает?
— Мирусь, сегодня мы были не одни. Сегодня у нас оказалось полно свидетелей наших развратных грязных игр на чердаке. Ты думаешь, что это крысы? А вот и нет. Голуби? Тоже не угадал. Это были…
Кузя сделал паузу и резко повернул камеру смартфона к страшным призрачным статуям:
— ОНИ!
— Перестань, — я поёжилась, застёгивая кофточку. — Давай убираться отсюда.
— Короче, Глинская утверждает, что вон тот чувак даже двигался, но я не заметил — у меня не было времени. Чердак отличное место. Рекомендую, лайк, репост, подписывайтесь на мой канал, всем спасибо, до следующего раза!
— Боже! — вдруг испугалась я. — Кузя, ты же не выкладываешь эти видео в ютюб?
Он дико глянул на меня:
— Ты что, головой стукнулась? Конечно нет! Это я так шучу. Юмор, Глинская, знаешь такое?
— Я просто… представила на миг… — пробормотала, заливаясь краской стыда. Как можно было подумать такое о Кузе? Ну не дурочка ли я…
— Ты меня обижаешь, Глинская, — заявил он. — И обиду эту я согласен смыть только одним способом.
— Каким?
— Оральным, конечно же!
— Жук ты хитрожопый!
— Предприимчивый, я попрошу.
— Ладно, вот все улягутся спать, и я смою с тебя твою обиду, — со смехом пообещала я. — Пошли домой.
Глава 27. Хорошая и плохая новости
24 августа, суббота
Обычно по субботам, когда не работала, я предавалась сладкой неге в моей уютной постельке часиков этак до одиннадцати.
Но похоже, что с появлением в моей жизни Кузи и младших братьев, эти выходные полежалки ушли в небытие.
На сегодня планы таковы: смотаться снова на квартиру и взять медкарты, а к десяти быть уже в поликлинике для медосмотра. Посему будильник зазвонил в полседьмого. Зевая, как сонная белуга, я потащилась будить мальчиков.
— Оба красавца, вы идёте в душ, только быстренько! Вымыть уши, шею и попу!
Всеобщее ворчание и протесты я удачно проигнорировала и добила:
— Сегодня пройдём медосмотр, иначе ни садика, ни Суворовского вам не видать!
Эта сентенция вдохновила юных Глинских на подвиги. Они так постарались, что даже почистили зубы без напоминаний. Я выпила кофе, приготовила кошелёк, и мы выдвинулись.
Слышали про девять кругов ада?
Ерунда по сравнению с медосмотром двух противных пацанов. Если с терапевтом всё прошло более-менее гладко, то уже при заборе крови начались истерики. Димка стоически претерпел «кровь из пальчика» — всё-таки будущий суворовец, а вот Дениску мы ловили вдвоём с медсестрой. Бог с ним, справились, но, откачав у него три миллилитра кровушки, женщина слегка мстительно сказала:
— Ну ничего, ещё ведь прививки делать!
Никогда не думала, что мальчишки могут так рыдать!
Всем телом, всем своим существом!
Пришлось успокаивать и вести на первый этаж, где стоял автомат с колой и чипсами. Но даже эти запрещённые лакомства не спасли меня от нытья. Ныть Денис умел профессионально. «А давай не пойдём смотреть глаза? А вдруг там больно? А ухо-горло-нос мне будет лазить в рот! И меня вырвет!»
Потом Димке показалось, что его обделили вниманием и жалостью, а также чипсами, и тоже принялся ныть, что ему жарко, холодно, хочется пить, писять, надоело, когда мы уже закончим, хочу домо-о-ой!
В общем, когда мы закончили медосмотр, сделали недостающие прививки и получили заполненные медкарты со штемпселями «Годен к службе», то есть, блин… с отметками о хорошем здоровье и допуску в сад и училище, облегчили мою карточку почти на двадцать тысяч денег, когда мы спустились к машине и сели на свои сиденья, я просто растеклась лужицей, пытаясь собрать в кучку жидкие мысли. Мама дорогая, кто там говорил, что дети — это счастье? Кто обещал материнство как много приятных моментов? Да я с ума сойду, пока этим двоим исполнится по восемнадцать!
