«Б(ывший) Начальник и Комиссар Химических курсов усовершенствования комсостава РККА Я.Л. Авиновицкий.
26 мая 1929 г.
№ 265/л
секретно
лично
Начальнику
Командного управления ГУРККА т. И.И. Гарькавому
По поводу моей «аттестации», представленной НачВОХИМУ Фишманом на рассмотрение ВАКа, строго говоря, не следовало бы писать, если б она не была бы, сама по себе, деянием, предусмотренным ст.470 «Положения о прохождении службы». В самом деле, Фишман аттестует начальника и комиссара КУКСа, пробывшего в роли комиссара его шесть лет и начальника —два с лишним года (все годы в одном и том же вузе),.имеющего, как видно из приложенных документов, «кой-какие» заслуги перед школой, так, как будто он имеет дело с случайно «за 2 года» попавшим на химическую почву семенем. Единственное положительное, что он установил во мне «за
2 года» — 1) «политическая подготовка достаточная», 2) «недурной! администратор». Ни слова о моих педагогических умениях, о том, как я руководил кафедрой химической подготовки — предмета, созданного мною2 — и проведенного в восьми пехотных отделениях. А ведь начхимы уже в этом году из войск прислали в школу (отзывы были вывешены 25.2.29 г. на годовщине ХКУКС) о «искусном методисте» (ребята хоть и преувеличили, но это характерно). Наконец, в этом же духе выпускники 27 года высказывались на выпускном вечере в присутствии зампреда РВСР т. Уншлихта и члена РВСР т. Муклевича. Наконец, где оценка руководства нач. и ком. ХКУКС методической работой ХКУКС. полевой работой ХКУКС. научно-исследовательской работой их по линии обучения армии (ведь по этому поводу я имею благодарность нач. Октябрьского лагсбора — приказ № 72 от 8.8.1927 г.) и ряд других документов.
Жаль, что в аттестационном деле за 28 г. нет отзыва политоргана о моем руководстве парторганизацией. Словом, обо всем, что именно характеризует нач(альника) и ком(иссара) у Фишмана ни слова. Ясно почему: ему нужно «зааттестовать»».
Интересно, однако, к каким приемчикам он прибегает:
1) «Не имеет военного и хим. образования». Но ведь Авиновицкий выдвинут на должность начкома3 (а не просто начальника из комиссаров!). Причем выдвинут по настоянию самого Фишмана, писавшего 9 августа 1925 года в Командное управление, что «т. Авиновицкий теоретически — вполне подготовлен к роли начальника ХКУКС». Он имеет 8-летчий опыт практической работы в химвойсках. спец. педагогическое образование и общее (по линии экономфака и МГУ), что позволило с успехом все годы работать. Почему же НачВОХИМУ не командировал меня на ВАК, «химвойск» и т.п.? Ясно, что этот вопрос притянут за уши.
2) Но где мы имеем дело с преступной подтасовкой, так это в обвинениях его в отношении моей работы». В-х4 дело» и оплаты членов возглавлявшейся мною предметной комиссии курса химической подготовки за 1,5 печ. листа, использованных в указанной работе материалов.
Несмотря на то, что в мае 1928 года я был ЦКК реабилитирован (пр. №76, п.8 от 24У.28 г.), Фишман позволяет себе осенью того же года в аттестации извращать это постановление ЦКК, меня, прежде всего, реабилитировавшее в выдвинутых им против меня обвинениях.
3) Он позволяет себе осенью в аттестации говорить о моей боязливости на полигоне, в то время как в мае это было отвергнуто ЦКК, так как отрицалось свидетелями.
4) «Киевские маневры» у Фишмана совсем шиты белыми нитками. Ведь вопрос о моем уходе он поставил много раньше маневров! Верно только, что на маневрах он делал все для провоцирования меня, что ему, однако, ни разу не удалось. «Задачу», о которой речь идет в аттестации, при сем прилагаю. Она была мне дана в общежитии (школа Каменева), а не в поле и была мною решена так, как я был в состоянии (все расчеты здесь спорны). В случае надобности могу дать и доп. материалы. К этому же провоцированию отношу и вопрос о «дисциплинированности».
5) Свою склонность к эффектам и крикливости, известную всем, кто его знает, он пытается перенести на меня. Верно, я всегда старался все, что делаю — делать хорошо. Следил за чистотой и порядком. Не любил расхлябанности. Это ли «внешние эффекты и крикливость»?
На этом и можно закончить.
Итак:
1) Аттестация Фишмана на меня не только «лицеприятна», не только не дает полной и заслуженной мною оценки, но подтасована с извращением основного решения ЦКК.
2) Я был снят с должности начкома на основании введения Фишманом в заблуждение руководящих органов. Однако, пока Фишман в ВОХИМУ, я сам не хочу работать в химвойсках, продолжая интересоваться этим делом (кстати, работал по нем больше Фишмана, тоже как будто имеющему не совсем «академическое военное образование»). Как редактор «Авиации и химии», я имею возможность не дисквалифицироваться.
3) Фишман должен за указанное понести наказание, предусмотренное 472 ст. «Положения о прохождении службы».
Авиновицкий
Р.8. Разумеется, я оставляю в стороне формальную сторону вопроса (до сих пор имел хорошие аттестации, не получал предупреждения и т.п.).
Л.А.
Приложение:
1) Выписка из инспекционных актов от 27.У 11.23 г.
2) Приказ ХКУКС от 13 июля 1926 г.
3) Обращение Пред. РВСР к ХКУКС № 64087 от 20.2.1927 г.
4) Выписка из приказа войскам Октябрьского лагсбора № 72.
5) Оригинал «Задачи» Фишмана.
6) Выписки из писем начхимов, полученным ХКУКС к 10 годовщине (февраль 1929 г.)7».
Несомненно, что в этом же ряду находится и история с присвоением воинского звания Я.Л. Авиновицкому в 1935 г. Яков Фишман, по всей видимости, решил, что для химических войск РККА двух «коринженеров» будет слишком много, и поэтому начальнику Военно-химической академии Якову Авиновицкому присвоили звание «корпусной комиссар». Учитывая, видимо, его комиссарское прошлое. А с другой стороны, получилось вроде не так уж и обидно — все те же три ромба в петлицах, что и у Фишмана.
Судила Я.Л. Авиновицкого Военная коллегия, приговорив его 8 января 1938 г. к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 17 сентября 1955 г. Яков Лазаревич был посмертно реабилитирован.
Военно-транспортную академию РККА с августа 1932 г. возглавлял известный военачальник Красной Армии (командовал Туркестанским фронтом и Кавказской Краснознаменной армией, был заместителем начальника Штаба РККА) Пугачев Семен Андреевич, получивший в 1935 г. воинское звание «комкор». Арестовали его
10 октября 1938 г., предварительно освободив от должности и уволив из рядов армии. Арестовали в Ленинграде, где размещалась академия и где проживал с семьей ее начальник.
С застенками ОГПУ-НКВД Пугачев уже был знаком. Пострадал Семен Андреевич по так называемому делу «Весна», по которому в 1930—1931 гг., по утверждению Я. Тинченко5, были необоснованно репрессированы (во многих случаях — расстреляны) тысячи бывших офицеров царской и белой армий. Среди них находились как действующие командиры Красной Армии, так и лица, давно уволенные с военной службы. До последнего времени обстоятельства этого широкомасштабного дела оставались почти неизвестными.
Чистка Красной Армии от бывших офицеров старой армии осуществлялась соответствующими подразделениями ОГПУ по решению, согласованному с высшим партийным и советским руководством. Оперативные мероприятия проводились как в центральном аппарате Наркомата по военным и морским делам, так и в военных округах. В том числе и в Украинском военном округе, одном из самых крупных и «горячих», где в 1929—1930 гг. С.А. Пугачев служил в должности начальника штаба округа. Правда, с осени 1930 г. он уже работал в Москве преподавателем в Военной академии имени М.В. Фрунзе, поэтому обвинения в его адрес касались работы как в УВО, так и в названной академии.
Аресты среди его бывших подчиненных — сотрудников штаба Украинского военного округа, начались осенью 1930 г. Одним из первых в «лапы» ОГПУ попал (в конце сентября) начальник 3-го отдела (военных сообщений) штаба УВО В.В. Сергеев (капитан старой армии). В начале октября его вынудили назвать С.А. Пугачева в числе других «членов контрреволюционной вредительской организации» в Харькове. Тогда же В.В. Сергеев назвал заговорщиками С.Г. Бежанова (заместителя начальника штаба, подполковника старой армии), С.С. Ивановского (начальника оперативного отдела, штабс-капитана старой армии) и других сотрудников штаба УВО.
Как и все граждане СССР, работники штаба УВО внимательно следили за событиями, происходившими в стране, и каждый из них делал из этого свои выводы. Выводы, прямо скажем, невеселые, к тому же отягощенные отсутствием должных перспектив по службе, неуверенностью в своем положении в ближайшие годы. А посему неудивительно, что встречаясь, бывшие офицеры вели разговоры на эти темы, подвергая критике мероприятия партии и правительства, а в целом советской власти по отдельным вопросам, в первую очередь в отношении крестьянства. Такую картину и застал летом 1929 г. Семен Андреевич Пугачев, приехавший из Москвы в Харьков на должность начальника штаба УВО. Он тоже неоднократно критически высказывался по названным вопросам.
