Рейтинговые книги
Читем онлайн Том 2. Проза и драматургия - Юрий Визбор

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 143

— Потеряли десять метров, высота пятьдесят два, — сказал штурман.

— Приготовить спассредства, шлюпку, аварийное радио, паек! — приказал Калач.

Он попробовал набрать высоту — стрелка высотомера совершенно не реагировала на его усилия. В единственное не залитое льдом стекло не видно было ничего, кроме тумана, такого плотного, что неясно, летел ли вертолет. Где-то внизу на глубине пятидесяти метров лежал Северный Ледовитый океан, битый лед, как кафельная плитка. Вертолет трясло…

Высадка

— Высота!! — крикнул Калач и тут же добавил: — У меня тридцать восемь по радиовысотомеру.

— У меня тридцать три, — сказал в ларингофон Николай Федорович и так длинно выругался, что действительно стало страшновато, потому что Николай Федорович хотя и старый полярный штурман, однако интеллигент, дамский угодник в свои шестьдесят два и ругался в исключительно редких случаях. А сейчас даже держал кнопку переговорника, пока все до конца не высказал.

Но Санек сделал вид, что к нему это ничего не относится. Он включил радиостанцию на передачу, под ногами завыл умформер, впрочем, совершенно неслышный в адском грохоте вертолета, и стал вызывать:

— «Герань», я четыреста первый! «Герань», я четыреста первый. Как слышно? Прием.

Санек проорал все это в микрофон раз пять, никто не ответил, да это и понятно, потому что было «окно» и сеанс начинался только через сорок минут. Вертолет трясло, как списанный за старостью отбойный молоток.

— Долго еще? — снова загремел в шлемофонах голос Калача.

Вопрос был явно обращен к Николаю Федоровичу. Тот согнулся над картами за своим крохотным столиком, вокруг которого были укреплены приборы.

— Четыре влево возьми, — сказал Николай Федорович, — через минуту-полторы должна быть земля. Михаил Петрович, не жалей ничего, вылей последнее, нам надо бы еще добрать метров сорок! Тут берег не указан, черт его знает, какой он высоты!

Санек не верил своим ушам. У него дрогнуло сердце, как только Калач спросил про землю. Да этого не может быть! Таких законов нет! Они что, все спятили?

Калач сбавил скорость, вертолет тяжело полез наверх. Санек нажал кнопку переговорника и сказал:

— Товарищ командир, я буду драться! Так просто это не кончится!

Ему никто не ответил. Николай Федорович — единственный, кого мог видеть Санек, — даже не повернулся.

— Вижу зем-лю, — медленно, с растяжкой произнес Николай Федорович.

— Вижу, — вздохнул Калач.

Внизу, в десяти метрах, словно на дне вырытой в тумане зыбкой ямы, была земля, болотце, поросшее ягелем, засеянное серыми камнями. Вертолет, немного приподняв нос, стал медленно садиться. По малюсеньким лужам болотца пошла рябь, там загудели невозможные шторма, наконец, вся вода была просто выплеснута из своих гнездышек. Шасси вертолета коснулись почвы, но не ушли в нее сразу.

Калач всегда аккуратно ставил баллоны шасси на поверхность, а уж потом начинал потихонечку-полегонечку убирать нагрузку с винта, потому что если сразу плюхнешься всем весом, то льдина может опрокинуться или трещина пойдет под колесом, а то и в снег уйдешь по дверцу…

— Остров Ли Смитта, высота четыре метра над уровнем мирового океана, — весело сказал Николай Федорович и снял шлем.

Калач включил движок, винт свирепо рвал воздух, над головой со свистом проходили его обросшие льдом лопасти. Бомбовоз пошел, открыл дверцу, в кабину сразу потянуло сырым холодом. На улице, оказывается, было довольно светло, но туман лежал над пространствами океана на высоте десяти метров. Вершины невысоких айсбергов скрывались в белесой мгле. Николай Федорович прошел мимо Санька. Спустился и Лева Яновер в своем золотом шлеме. Калач вылез по внешней лесенке. Только Бомбовоз все крутился в кабине, пошел было вниз, но вернулся и сказал Саньку почти на ухо:

— Ведь скажут на меня. Понимаешь? — Он воровато оглянулся. — Скажут-то на меня.

— Так ты ж вообще при этом не был. Кто на тебя скажет? — спросил Санек.

— Скажут, скажут, — сказал уверенно Бомбовоз. — Такой толстый, самый здоровый, значит, и пьет больше всех. Скажут, будь уверен. А я, между прочим, эпилептик. Ты не смотри, что я такой толстый и здоровый. А на самом деле — эпилептик. И бываю еще немножечко Паньковским.

— Кем-кем? — по темноте своей спросил Санек.

— Паньковским, — таинственно сказал Бомбовоз, нагнувшись к самому уху радиста. — Знаешь такого поэта?

Санек, ни секунды не раздумывая, отрицательно покачал головой.

— Я вот тоже раньше не знал, пока в Сандунах с ним не познакомился в очереди. «Я плевал на белый мрамор» — это он написал. И вот во мне такая же возвышенность иной раз просыпается. А ты — пьешь да пьешь! — неожиданно зло закончил Бомбовоз.

Санек отодвинулся.

— Да кто про тебя говорит?

— Ты, — твердо сказал Бомбовоз. — Я по глазам вижу!

Он вдруг стремительно поверил в эту мысль и уселся перед Саньком на складном брезентовом стульчике, уставив руки в боки. Приготовился качать права, но не судьба вышла.

— Юзик! — позвал Калач.

— Я здесь, товарищ командир! — крикнул Бомбовоз и прыгнул прямо через ступеньку, погрузившись в болото до середины сапог.

Санек видел, как Калач что-то говорил Бомбовозу, тот согласно кивал, поглядывая на кузов вертолета.

— Бу сделано! — сказал он, залез в вертолет и стал выволакивать оттуда пустые канистры, какие-то ящики, всякую рухлядь. Санек думал, что Бомбовоз сейчас возьмется за него, но тот его не трогал, только сильно сопел. «Да чего я, как заяц, трушу?» — подумал Санек, встал и вышел из вертолета. Он вышел, грозно глядя, чуть-чуть приподняв плечи, словно повесить руки перпендикулярно к земной поверхности ему мешали огромные горы мышц, бугрящихся под курткой. Санек вышел для крупного разговора, если не для драки, но никто на него не обратил внимания. Калач, Лева и Николай Федорович все смотрели на винты, судили-рядили, как быть с обледенением. Санек походил-походил вокруг машины, как петух, отошел в стороночку, осмотрел не спеша пейзаж (все ж как-никак восемь месяцев на земле не стоял — все лед да вертолет), закурил и бочком подошел к начальству, чтобы и разговор слышать, и глаз не мозолить. Хмурый Бомбовоз с грохотом выбрасывал из машины все, без чего можно было лететь, казалось, что он задавался целью выкинуть все, кроме двигателя и винта.

— Юзик, помочь? — крикнул Санек.

Санек хотел чуть-чуть обратить на себя внимание. Уж больно страшно было стоять рядом с Калачом и слушать, как он совершенно спокойно говорит с Николаем Федоровичем и Левой, будто все уже о Саньке решено, будто уже его выкинули просто так.

— Чего тут помогать? — хмуро сказал Бомбовоз, но Калач повернулся и посмотрел на своего радиста коротким тяжелым взглядом, прямо в глаза.

— А, герой ночного кабаре, — сказал Калач. — Есть у меня к тебе ряд вопросов.

— Слушаю! — с готовностью сказал Санек.

— Ты, когда антиобледенительную жидкость пил с корешами, предполагал такой вариант, что мы из-за того упадем?

— Нет, товарищ командир.

Санек ясно и прямо смотрел на Калача. Руки держал по швам. Желал одного — чтоб раскричался командир, ударил бы. Ударит — гнев сойдет. Ударит — потом пожалеет. Но командир говорил спокойно. Вот что было страшно.

— Ну, все-таки мог себе представить — я не верю, что не мог, ты ж ведь не дитя грудное, — мог представить, что мы из-за этого упадем? И, не дай Бог, над чистой водой. Ведь такой случай мог произойти! И еще может произойти — нам же дальше лететь!

— Ну да… — нерешительно сказал Санек.

— Ну вот представь: машина падает в воду. Три метра до поверхности, полтора, ноль. Что бы ты делал в таком случае? Пытался бы спастись?

— Я, как все.

— Все пытались бы спастись.

— Ну и я.

— Правильно. Поэтому я тебе предоставляю такую возможность.

— Какую?

— Спастись. Ведь мы не упали случаем. Представь себе такой счастливый вариант: все погибли, а ты спасся. Шустрее всех оказался. Чтобы избавить тебя от страха за свою жизнь, оставлю я тебя здесь. У нас впереди опасный полет. Считай, что мы уже на том свете, а тебе повезло. Не могу я брать в опасное дело такого жизнелюбца, как ты. Погуляй здесь, провентилируйся. Жизнь свою дальнейшую раскинь. А я не могу идти в полет с таким подлецом вместе. И молись за меня. Прилечу — будешь жить. Разобьемся — так подлецом и подохнешь!

Калач повернулся к Николаю Федоровичу, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

— Товарищ командир…

Санек чуть не упал на колени, чуть не заплакал, потому что понял, что все, что сказал Калач, правда и все это сейчас будет выполнено. Вертолет улетит, а он останется здесь, около этого болотца, один, без всего, только молнию канадки застегнет до упора. И на сотни миль — ни одной живой души. В сердце у Санька надрывно и сразу заиграл какой-то трагический гитарист, ударяя пятью пальцами по струнам раздрызганной гитары и выкрикивая: «Вагончик тронеца, вагончик тронеца, вагончик тро-неца, вагончик тро-о-о-неца — пер-р-он о-ста-неца!!!»

1 ... 29 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 143
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 2. Проза и драматургия - Юрий Визбор бесплатно.

Оставить комментарий