Его нельзя увидеть, но можно почувствовать, как глубоко-глубоко в вашей душе он перебирает сердечные струны. Днем такое вряд ли случается, не потому, что его нет рядом; просто если ты правильный и хороший человек, ты слишком занят, пока солнце стоит над горизонтом. Ты занят работой, учебой или просто ходишь в гости, играешь, бегаешь по лесу и развлекаешься. А вот ночью все по-другому. Ночь наступает, когда устает тело. Ночь – для того, чтобы ты почувствовал все остальное.
А что делает Лесной Странник? – спрашивали мы бабушку. – Зачем он живет?
Он любит все, что растет, и ненавидит, когда это уничтожают. А еще можно сказать, что он воздает всем по заслугам, – говорила она нам, – и следит, чтобы люди не были такими забывчивыми и самовлюбленными.
А что будет с теми, кто его не слушается? – обязательно спрашивал кто-нибудь из нас.
С ним произойдут ужасные вещи, – отвечала она, – просто ужасные. Нам было этого недостаточно, мы умоляли рассказать еще, но она всегда говорила, что мы слишком маленькие, и обещала вернуться к этому, когда мы станем постарше. Но так и не исполнила обещание.
Ты ведь рассказываешь нам о боге, правда? – как-то спросил один из моих двоюродных братьев.
На этот вопрос бабушка тоже не ответила, во всяком случае, так, чтобы мы поняли. Я до сих пор помню ее взгляд, в котором не читалось ни «да», ни «нет», и уверенность в том, что рано или поздно каждый из нас найдет ответ на этот вопрос или не найдет никогда.
Я однажды видела Лесного Странника, – таинственным шепотом сообщила Шай. – Это было в прошлую осень. Он смотрел на двух мертвых оленей. Никто из нас не воспринял ее слова всерьез, мы верили в охотников гораздо больше, чем в какого-то Лесного Странника. Но Шай, хоть и была совсем маленькой, не сдавалась. Охотники, говорила она, не смогли бы снова поставить оленей на ноги и отправить по своим делам.
Я этого никогда не забуду.
И вот теперь, слушая ночной шелест крыльев летучих мышей и сов, гнездящихся в амбаре, я сделал еще один маленький шажок к тому, чтобы поверить.
– В любое время, – прошептал я тому, кто предпочитал не говорить и не показываться на глаза, – в любое время.
Поскольку молоко скисло, а бекон протух, нам нужны были еще кое-какие продукты, чтобы дотянуть до конца выходных. На следующее утро я вызвался съездить в магазин у съезда с главной дороги. Я выбрал более длинный путь, так как уже много лет не путешествовал по округе, и мне хотелось ее посмотреть. Ничего страшного, если я пару раз сверну не туда, на свете есть более неприятные вещи, чем заблудиться в субботнее сентябрьское утро.
Двигаясь по дороге, я увидел кое-что гораздо более неприятное.
Невозможно вспомнить, каким было это место раньше, какими были люди, которые гордились своим домом, не задав при этом вопрос, что они думают о нем сейчас. Разве они стали бы равнодушно смотреть, как их дома превращаются в руины? Сидели бы, сложа руки, пока их поля зарастают сорняками? Разве они стали бы ездить по ним на машинах, оставляя незарастающие шрамы? Люди, которых я помнил, не могли так поступать.
Я почувствовал себя очень старым, не телом, но сердцем, такой старости не хочет ни один из нас. Именно такие старики орут на детей, чтобы те не топтали газон.
Во мне росла не просто досада, а дикое раздражение. Они все испоганили. Растоптали все воспоминания и традиции, растоптали в прах все хорошее, что я помнил об этих местах. А один из этих людей, и этого мне никогда не забыть, однажды просто стер мою сестру с лица земли.
Кто эти люди, которые живут сейчас здесь? Не все же они приезжие? Большинство здесь выросло и никуда не уезжало – что делало их пренебрежение к собственной жизни еще более отвратительным.
Хуже всего было в западной части, где раньше добывали уголь. Подземные шахты истощились, когда я еще был ребенком; именно тогда я и услышал впервые термин «хищническая разработка недр». Тогда я не знал, ни что он обозначает, ни как выглядит, ни каковы последствия.
Теперь здесь была равнина, весь уголь у поверхности выработали, а земли забросили. До самого горизонта тянулась безжизненная пустыня. Эта земля стала настолько кислой, что ни одно растение не росло на ней.
Сколько бы Лесной Странник ни напоминал семенам о необходимости прорасти.
Зря я решил поехать этой дорогой в магазин. Не выходя из машины, я надел солнечные очки. По той же причине, что ношу их в пасмурные дни, когда слежу за заключенными во время прогулок – как броню, защищающую меня от них, а их от меня. Нехорошо встречаться с ними взглядами; нехорошо, когда люди видят, что ты думаешь об их выборе и о том, от чего они отказались.
Вокруг толпились субботние покупатели. Зрелище было не из приятных. Эти наркоманы превратили наши места в настоящую помойку; я слышала, что они всё время здесь крутятся, – рассказала нам миссис Тепович. О том же говорил и метамфетамин. Я узнал этот взгляд – такой бывает у некоторых заключенных, когда их переводят из камер временного содержания в тюрьму. Он, конечно, присутствовал не на всех лицах покупателей, но все равно их количество наводило на мысль, что со временем здесь станет еще хуже. Половина тела, пораженная лепрой, не способствует иллюзиям у здоровой половины.
Многие употребляли его годами, их лица были покрыты струпьями, тела напоминали скелеты, а зубы – гнилые пеньки. Они выглядели так, будто с утра до ночи пьют коктейль из серной кислоты, и та разъедает их изнутри. Остальные, похожие на юрких и хитрых крыс, видимо, скоро станут такими же. Их будущее можно было прочитать на коже соседей.
Забавно, но это каким-то образом можно было сравнить с тем, что было здесь раньше.
Насколько я помнил из детства, мужчины здесь почти всегда умирали первыми, часто один за другим. Они десятилетиями могли себя хорошо чувствовать, но потом сразу сдавали. Они спускались в шахты и возвращались с черными пятнами в легких, смерть медленно подкрадывалась к ним, чтобы всего за один день сломать хребет. Десятки лет они не обращали внимания на пустяковые симптомы. Их высохшие жены продолжали тянуть лямку без мужей.
Пока могли.
Не дольше.
В этой смертельной гонке никто не выигрывал.
Вернувшись домой, я, к своему удивлению – поскольку не увидел рядом с домом машины, – застал у нас гостя. Когда я вошел в кухню, Джина взглянула на меня через плечо – прямо как моя бывшая жена. Ну и где ты шлялся все это время?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});