– Ты неосторожен, брат мой. Я не люблю шорохи и неожиданные появления за спиной. Ведь их можно неверно истолковать, а от броска моего ножа мало кому удалось уйти живым… О, конечно же, Мудрый, потом я буду очень раскаиваться. Но это будет потом.
– Ты чересчур недоверчив, Магистр, ха-ха-ха! Во всем видишь какие-то козни. Ждешь чего-то плохого даже от друзей и старших иерархов.
– Каждый из которых мечтает о моей погибели, не так ли, Долкмен?
– Конечно же, не так, доблестный Магистр Хаункас. Посмотри, у меня ровные красивые зубы, хотя мне уже немало лет. И все же я не лишился ни одного из них. Видимо, потому, что не имею дурной привычки попусту скрежетать зубами. Да и Карвен вряд ли подвержен горячим порывам, он делает лишь то, что велят ему его разум и великое предначертание, ради которого он и пришел в подлунный мир. Эх, брат мой, для Мудрого важно лишь служение, а тебя гложет неуемное честолюбие. Камень может не принять тебя! Смешно, но он обвинял меня примерно в том же, в чем я недавно обвинял Мудрых, – в приверженности к человеческим слабостям. Но он ошибался. Меня занимала лишь одна мысль – и была она о сокрушительном ударе, который мне предстоит нанести в самое сердце Тьмы.
– Камень не может не принять меня. И вам придется смириться с тем, что в час Черной Луны явится свету новый Мудрый. И далее ваша всеобщая нелюбовь, я не склонен к более грубым выражениям, хотя они и уместны, ничего не сможет изменить.
– Эх, Магистр, я не устаю снова и снова повторять, что ты мне нравишься. Я тебя ценю и в знак этого предлагаю сыграть партию в варварскую, пришедшую из далекой Индии игру, именуемую шахматами. Надеюсь, ты владеешь искусством игры в нее?
– Несомненно. Хоть «кости» мне и ближе.
– Тогда приглашаю тебя ко мне, Магистр.
– Я принимаю приглашение…
В сопровождении трех ближайших телохранителей итальянца мы спустились по винтовой лестнице вниз, прошли через тесный дворик, запертый серыми неуютными влажными стенами без окон, с узкими, острыми, хищными зубцами поверху. В центре стоял сделанный из камня круглый колодец. Здесь же стояли клетки с собаками. Это были огромные псы. Они встретили наше появление заливистым лаем…
Я остановился около одной клетки. Здоровенная, короткошерстная, с тупой мордой, походившей на лекарский саквояж и такой же по размеру, с налитыми кровью глазами и длинным языком чудовище являлось воплощением злобы. Псина бросалась на прутья клетки, и мне казалось, они не выдержат, и тогда зубы сомкнуться на моей шее. Представив это, я невольно отступил, а потом ощутил, как внутри меня поднимается ответная злая волна. Нас разделяло не более метра… Наши глаза встретились.
– Тихо, – негромко велел я.
Пес замер, уставившись на меня. В налитых кровью глазах застыла растерянность…
Пес вдруг съежился и прыжком очутился в углу клетки, будто ища, куда забиться. И жалобно заскулил.
– Я покорен, – усмехнулся Долкмен, внимательно наблюдавший за этой сценой.
– И ты считаешь, что меня не примет Камень, – обернулся я к нему.
Долкмен жил в небольшой комнате, почти пустой, не считая кровати, двух стульев и низкого столика с шахматами, сделанными из слоновой кости, скорее всего восточными умельцами.
– Присаживайся, брат. Я вижу, тебя смущает скромность моих покоев. Я не люблю просторных, с лишней мебелью, комнат. В них слишком много углов, где может приютиться ночной кошмар.
Я когда-то слыл неплохим игроком, немало сил и времени отдавал этому увлечению. Перебрасываясь с противником легковесными, ничего незначащими фразами, я довольно быстро развил атаку, пожертвовав одним слоном и очень удачно использовав второго вместе с ладьей. Эту партию я завершил блестящим прорывом и матом. Я был вполне удовлетворен, поскольку играл неплохо, а вряд ли найдется человек, которому сознание собственного превосходства, даже и в такой малости, как шахматная игра, не доставило бы вполне законной радости. Хотя меня всегда больше интересовала сама игра, а не ее результат.
Мудрый начал расставлять фигуры для новой партии и сказал;
– Похоже, партия не будет очень увлекательной. Ты слишком искусен в игре, брат, и вряд ли я смогу быть тебе достойным противником…
Я двинул вперед пешку от коня, разыгрывая сложную, мало кому известную комбинацию. Зная о своем превосходстве, я намерен был насладиться неторопливым выигрышем.
– А зачем тебе быть Мудрым, Хаункас? – зевнув, осведомился итальянец.
– Чтобы быть им.
– Ощущение власти, рвущейся наружу неуемной энергии и силы? Да?.. Согласен, именно это то, что делает наш темный путь таким привлекательным. Такая сила, такая буйная, как ураган, энергия, бросающая к твоим ногам весь мир, есть только у нашего божества. Именно сила, а не зло, как это представляет невежественные и презренные люди. Эта сила и есть истинное наслаждение, истинный смысл существования.
– Это верно, – кивнул я, вспоминая безумное, ни с чем не сравнимое, сладостное торжество, которое нахлынуло на меня только что, когда злобный пес, готовый разорвать меня в клочья, вдруг поджал хвост и превратился просто в испуганное, желающее стать маленьким и незаметным ничтожество.
– А еще – насколько упоительно держать в своих руках нити, властвовать над сутью того, что движет историю! Это прекрасно, Хаункас, но… вряд ли тебе удастся насладиться всем этим. Ведь ты свалился сюда как снег на голову. И не как проситель. Ты пришел требовать.
– А чья это заповедь, как не хозяина душ наших, – требовать, но не просить? Брать, но не отдавать! И козыри пока что в моих руках.
– Так-то оно так. – Долкмен двинул вперед ферзя и сделал мне шах, а когда я заслонил короля пешкой, двинул вперед слона, в результате чего моя тщательно спланированная атака захлебнулась. – Надолго ли? Взваливший на плечи большой груз должен понимать, что не сможет нести его далеко. И чем больше груз, тем короче путь.
– Пока я не чувствую тяжести
– Так ли это? – Моему королю вновь был объявлен шах. – Ты вызвал слишком большой гнев. Ты уронил Мудрых в их собственных глазах, а это вряд ли простительно. Они хотят видеть тебя мертвым. И не принимай близко к сердцу слова о жребии. Силу охраняющего твое тело Жезла Зари можно обойти хитростью. Ты запутаешься и погибнешь, а виноватых в твоей смерти не будет, и удар Жезла уйдет в пустоту, не причинив никому существенного вреда. Четвертый Мудрый все-таки лишний.
– Ничья? – спросил я.
– Пожалуй – Он расставил фигуры еще для одной партии и сделал первый ход от ферзя, навязывая с самого начала жесткую игру.
– Так вот, брат мой, для управления Цинкургом – Камнем Золотой Звезды, вполне достаточно троих.
– Достаточно и одного, – зло усмехнулся я.
– Достаточно, но одному придется нелегко. Камень ведь тоже нелегкая ноша… – Он двинул вперед ладью.
– Кто знает, что легче – нести ее одному или с братьями, от которых можно ждать удара в спину… Может, это вы, Мудрые, здесь лишние?.. Ха, Долкмен, я вижу, ты озадачен. Я шучу. Это обычная шутка.
– А я-то не шучу с тобой. Брат мой, мне хотелось бы быть твоим искренним другом. Для двоих эта ноша вполне по силам. – Он теперь двигал фигуры, почти не задумываясь, и начал теснить меня – Не я твой враг, Магистр.
– Уж не Лагут ли? – Я двинул вперед пешку, но это не помогло. Белые фигуры начали врубаться в мои боевые порядки, грозя опустошением.
– Лагут – дешевый интриган. Его мозги давно заплыли жиром. Его волю и ум забрали портовые шлюхи, которыми он забил свой гарем… Он хоть и несет высокое звание, на деле непроходимо туп! – Неприкрытое раздражение ощущалось в этих словах, видимо, счеты у них были давние и серьезные. – Нет, брат, твой враг Карвен – старый и хитрый лис. Я уж и не помню, удавалось ли когда-нибудь обвести его вокруг пальца. Ты ошибаешься, если считаешь, что он хоть на толику проникся к тебе доверием.
– К чему ты клонишь? Что ты мне предлагаешь?
– Магистр Хаункас умеет овладевать обстоятельствами и способен разрубать гордиевы узлы, а эго могут немногие. Ты много знаешь. У тебя ловкие руки и обширный опыт в применении ядов и других видов устранения врагов. Что предлагаю тебе я? В будущем – дружбу. А сегодня – мои закрытые глаза. Мои заткнутые уши.
Я молча склонился над доской. Белые уже изничтожили значительную часть моих фигур, и я раздумывал, как бы свести партию хотя бы на ничью.
– И где же может пленник взять яд в этом монастыре?
– Вот. – Долкмен вынул небольшой, из плотной материи и кожи мешочек, в которых обычно перевозится перец и дорогие пряности. Внутри был белый порошок. – Не зевай, брат Хаункас, тебе шах.
Молниеносная атака белых. Мои фигуры слетали одна за другой, а я делал ошибку за ошибкой. И не потому, что мысли мои были заняты другим. К удивлению своему, я понял, что Долкмен играет просто блестяще, гораздо лучше меня. Проигранная им первая и ничейная вторая партии всего лишь развлечение, подобное тому, как забавляется кот с мышкой.
