— Сколько времени? — Я развязала садовый передник и стянула его с плеч.
— Где-то около четырех, думаю. — Вельма указала на разворошенную клумбу. — Вам не холодно тут копаться? Позвали бы Неалу, она кое-что понимает в растениях.
— Нет-нет, все хорошо. Предпочитаю заниматься этим сама. — Я никому не позволяла касаться своих лилий. — Будь так добра, отнеси ящик в подвал. И еще, Эмори с нами обедать не будет, так что накрывай стол на двоих.
— Хорошо, мэм. Он опять работает?
— Нет, он уехал на пару дней. — Я выдавила улыбку. — Теперь тебе будет чуть полегче, потому что кормить придется только Эффи и меня.
Вельма молча кивнула. Я не стала рассказывать ей ничего об исчезновении Луэллы, но полагала, что у нее есть свои соображения на этот счет.
— Пожалуйста, отправь Марго наверх, я бы хотела переодеться к обеду. А это отдай Неале, пусть постирает. — Обойдя лужицу крови, я протянула ей передник и перчатки и пошла к дому. Я заметила, что куст абелии помялся, будто кто-то в него упал. Надо напомнить садовнику, чтобы он его подстриг. С этой мыслью я вошла в переднюю дверь и поднялась наверх.
Верная Марго уже ждала меня. Серые глаза на строгом лице походили на серебристые озера, а пучок темных волос тянул голову назад. Марго была со мной с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. В ней я всегда была уверена. И поэтому она все знала о Луэлле.
— Не представляю, мадам, как вы это выносите, — сказала Марго, помогая мне влезть в вечернее платье и застегивая крючки на спине.
— Не слишком хорошо. — Я разгладила платье. — Зачем я переодеваюсь к обеду? Я не смогу съесть ни кусочка, пока не получу вестей от Эмори.
— А вы попытайтесь. Вы сильная. — Марго взяла с туалетного столика гребень и подобрала мои волосы.
— Все мои силы понадобятся, когда Луэлла вернется. Не могу представить, как я ее приму, — ответила я, хотя вчерашний спор с Эмори немного укрепил мою уверенность.
Несмотря на все возражения, он прислушался ко мне и поехал в Мэн, чтобы уговорить Луэллу вернуться домой.
Я подошла к двери Эффи и тихонько постучала.
— Эффи, милая, я иду ужинать. — Ответа не последовало, и я открыла дверь. — Эффи!
В комнате было пусто. Ранец с учебниками валялся на полу у кровати, а стул был отодвинут от стола. Незакрытая ручка лежала на самом краешке столешницы. Как неаккуратно: на ковре могло остаться чернильное пятно! Я подошла, закрыла ручку, бросила ее в ящик и хотела выйти, когда заметила записку на подушке. При воспоминании о другой записке, которую я нашла на этой же подушке, мне стало страшно. Я схватила бумажку, убеждая себя, что это всего-навсего глупые стишки или обрывок рассказа.
«Я ухожу за Луэллой. Чтобы вернуть меня домой, заберите и ее».
Я зажала рот рукой, чтобы не закричать от ужаса. Что, ради всего святого, Эффи имела в виду? Как она могла уйти за Луэллой? Это же безумие!
Сбежав по лестнице к телефону, я подняла латунную трубку и тут же бросила ее, как только ответил телефонист. Кому я собиралась звонить? Эмори был неизвестно где. Представить, что я телефонирую свекрови, я не могла. Я опустила голову, все под ногами будто расплывалась. Мне нужно было успокоиться и подумать.
Порывшись в сумочке в поисках сигареты, я с ужасом поняла, что все деньги исчезли. Не осталось ни единого доллара — только письмо Луэллы в боковом кармане! Я сунула его туда после ссоры с Эмори. Боже мой, Эффи могла его найти! Может быть, она взяла деньги и уехала на поезде? Если у нее случится приступ, ей никто не поможет. Никто не знает, что делать.
Бросив сумочку, я снова схватилась за телефон. Как только ответил телефонист, я потребовала:
— Немедленно соедините меня с полицией!
Очень быстро явился сержант Прайс, крепкий, уверенный в себе человек — как раз такого ждешь от сержанта — с мягким взглядом, говорящим о способности понять материнское сердце. Я отдала ему записку Эффи, сообщила, что она залезла в мою сумочку, обнаружила там письмо Луэллы и взяла деньги на билет. Потом пришлось объяснить про Луэллу и прямо попросить, чтобы эта история не попала в газеты. Пообещав полную конфиденциальность, сержант спросил, нет ли у меня фотографии Эффи. Я отдала ему ту, что стояла на книжной полке. На фото, сделанном на прошлое Рождество, была я с обеими девочками. Я казалась измученной и мрачной, Луэлла сияла юностью, а Эффи казалась такой худой и бледной, что на нее больно было смотреть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сержант сунул фотографию в нагрудный карман, пообещав сохранить ее в целости.
— Мы свяжемся с вашим мужем, как только сможем. Я понимаю, мэм, что вы не перестанете тревожиться, но путешествие на поезде — не худшее, что может случиться с юной девицей. За ними там присматривают. Уверен, она будет в добром здравии, а там и домой вернется.
Спать той ночью я не смогла. Потеря обеих дочерей едва не парализовала меня. Я могла только сидеть у окна и молиться, глядя в беззвездное, лишенное Бога небо.
Как я ничего не заметила? Девочки уходили в цыганский табор прямо у меня под носом. А теперь Эффи, моя якобы невинная младшая дочь, влезла в мой кошелек, обокрала меня и сбежала из города на поезде. Может быть, она все это время знала, где Луэлла, и лгала нам. Может быть, она лгала и о приступах? Всего неделю назад я застала ее согнувшейся вдвое, но на мой вопрос она ответила, что ищет красивые листья, чтобы засушить в тетради по ботанике. Я замечала все более заметные круги под ее глазами, видела, какой худой она стала. Я думала, это от того, что она скучает по сестре, но, может быть, ее состояние ухудшилась, а я опять ничего не заметила?
Темнота за окном казалась бездной. Я почувствовала, как меня тащит туда, засасывает в черноту, из которой я не сумею выкарабкаться. Той ночью ко мне снова пришел огонь, ощущение, что он пожирает меня, я видела, как языки пламени лижут юбку, ощущала жар. Только в этот раз я не могла его сбить или потушить. На лбу выступил пот, я скинула перчатки и схватилась за подоконник. Казалось, я теряла рассудок.
— Возьми себя в руки! — громко сказала я, и голос в пустой комнате прогрохотал словно камень, прокатившийся по полу.
Я встала, постукивая по тыльной стороне ладони, как делала, отсчитывая секунды приступов Эффи.
Мне стоит сочинить письмо, решила я. Нужно сделать что-то практическое и осязаемое. Я уже много месяцев не писала брату. Я не рассказывала ему о Луэлле, потому что не в состоянии была признать свою ошибку. Я собиралась рассказать ему, когда все это закончится и ошибки будут исправлены, но все становилось только хуже. Я набросала путаное, непонятное письмо, где рассказывала Жоржу обо всем, даже о неосторожности Эмори. Это показалось мне слишком. Скомкав лист, я бросила его в мусорную корзину.
Набросив на плечи шаль, я села у окна и стала смотреть на дождь, который все набирал силу. Может быть, это наказание за то, что я оставила брата в руках матери, которая его мучила. Теперь мучили меня.
Много часов я сидела, гладя шрамы на руках, прислушиваясь, как воет ветер вокруг дома. Где же Эффи встретила эту бурю?
Всю ночь я ждала, что зазвонит телефон. От страха меня потряхивало. Дождь ослаб, а потом начался снова, ветер завывал, как дикая собака. Только когда слабый рассвет начал освещать небо, по дому прокатилось эхо телефонного звонка.
Я сбежала по лестнице и схватила трубку:
— Да?
Послышались треск и женский голос:
— Миссис Тилдон? Сержант Прайс на линии. Соединить?
— Да, да, конечно!
Снова треск, а затем резкий голос сержанта:
— Доброе утро, мэм. Сержант Прайс. Надеюсь, вам удалось поспать. Мне вот не удалось.
— Ни мгновения, но это неважно. Какие новости? Вы нашли Эмори? Эффи с вами?
Мучительная пауза, а затем:
— Девочку, соответствующую вашему описанию, видели садящейся в поезд до Бостона, но никто не видел, как она с него сошла. Один полицейский в Портленде ждет, не покажется ли кто-то похожий. Это небольшая станция, ее не упустят. Тот же полицейский ожидает возвращения вашего мужа.
