— Но Жюли говорила, что м-ль Эжени предпочитает, чтобы ее звали Дезире, — при этих словах ее тонкий белый силует возник рядом с Наполеоном. Ничто в ее улыбке Моны Лизы не давало знать, что она меня узнает.
— Очень мило, что вы приехали, мадемуазель!
— Я хочу сказать вам два слова, генерал, — обратилась я к Наполеону. Его улыбка сбежала с губ. Вероятно, он подумал, что я хочу устроить ему сцену.
— Дело очень серьезно, — продолжала я. Жозефина быстро взяла его под руку.
— Мы можем идти к столу, — проговорила она быстро. И, повернувшись к остальным: — Ужинать! Ужинать!..
За ужином меня посадили между скучнейшим Леклерком и тихим Эженом Богарнэ. Наполеон говорил не переставая, адресуясь, в основном, к Жозефу и Леклерку. Мы уже закончили суп, а он еще не поднес ложки ко рту. Раньше в Марселе на него иногда нападала такая болтливость, причем увлекшись, он подкреплял каждую фразу драматическим жестом. Он говорил непринужденно и уверенно и не желал слушать ни вопросов, ни возражений.
Когда он заговорил об унаследованных нами врагах-англичанах, Полетт вздохнула: «О, господи, опять он об этом!»
Мы услышали все подробности того, почему он не хочет в данное время напасть на Британские острова. Он внимательно обследовал Дюнкерк и его окрестности, он обдумал даже конструкцию плоскодонных судов, которые могли бы захватить мелкие рыболовные порты Англии, куда военные суда не смогут войти.
Тоненький голосок Жозефины был почти не слышен, когда она сказала:
— Ну, кушай же свой суп, Бонапарт!
— Можно также забросить воздушный десант, — почти кричал Наполеон, наклоняясь к Леклерку, сидящему против него. — Представляете, генерал, переправить через Ламанш батальон за батальоном в гондолах воздушных шаров!.. Войска, вооруженные легкой артиллерией!
Леклерк открыл было рот, может быть чтобы возразить, но сразу же закрыл его.
— Не пей так много, сынок, — сказала ворчливо м-м Летиция. Наполеон поставил свой бокал и торопливо начал есть. На несколько минут воцарилось молчание, прерываемое нелепым хихиканьем Каролины.
— Жаль, что вы не можете отрастить своим генералам крылья, — сказал Бачиокки, которому наскучило молчание. Наполеон посмотрел на Жозефа.
— Когда-нибудь я все-таки попробую атаковать противника с воздуха. У меня есть группа изобретателей, которые разрабатывают эту идею. Воздушный шар сможет поднять трех-четырех человек. Воздушный шар может продержаться в воздухе долгое время. Очень интересно! Фантастические возможности!
Наконец он закончил свой суп. Жозефина сделала знак метрдотелю. Пока мы ели цыплят со спаржей, Наполеон объяснял девочкам — Каролине и Гортенс, что такое пирамиды. Потом он объяснял всем нам, что он намерен не только разрушить колониальное господство англичан в Египте, но и освободить египтян.
— Мой первый приказ войскам… — Бум! Стул опрокинулся, он оттолкнул его ногой, выбежал из комнаты и тотчас вернулся, держа в руках исписанный лист бумаги. — Вот, слушайте: «Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!» — Он остановился. — Это возраст пирамид. Слушайте дальше: «Народ, среди которого мы находимся, — мусульмане. Их главная заповедь, что Аллах — это бог, а Магомет — пророк его…»
— Мусульмане называют своего бога Аллахом? — спросила Элиза, которая в Париже стала читать книги и уже кое-чему научилась.
Наполеон наморщил лоб и сделал рукой жест, как бы отмахиваясь от мухи.
— Я усовершенствую их религию, но это не самое срочное. Не беспокойтесь об их судьбе. Мы отнесемся к египтянам так же, как к евреям и итальянцам, и к их имамам — так же, как к итальянским падре и еврейским раввинам.
— Это будет большим счастьем для египтян, что Республика освободит их и предоставит им Права человека, — сказал Жозеф.
— Что ты хочешь сказать?
— Что Декларация Прав человека — фундамент всех твоих поступков! — ответил Жозеф. Его лицо ничего не выражало…
И опять, через много лет, я ощутила, как когда-то давно, в Марселе: он ненавидит брата!
— Ты очень хорошо написал, сынок, — сказала м-м Летиция примирительно.
— Прошу вас заканчивать кушать, Бонапарт. У нас будет масса гостей после обеда, — послышался голосок Жозефины.
Наполеон начал отправлять в рот большие куски. Он глотал их, почти не разжевывая.
Я случайно взглянула на Гортенс… Девочка, нет, в четырнадцать лет это уже не девочка, я знаю это по своему опыту, Гортенс, эта совсем юная девушка, так мало похожая на свою чаровницу-мать, эта угловатая девушка-подросток, смотрела на Наполеона, не отрывая глаз. Бесцветных, немного выпуклых глаз… На щеках ее горели красные пятна… «Господи! — подумала я, — Гортенс влюблена в своего отчима!» — Мне не показалось это смешным. Наоборот — грустным.
Мои раздумья были прерваны Эженом Богарнэ, который сказал:
— Мама хочет выпить за ваше здоровье.
Я быстро подняла бокал. Жозефина улыбнулась мне. Медленно она поднесла свой бокал к губам, и, поставив его, бросила на меня взгляд заговорщицы. Вероятно ей вспомнилась сцена у м-м Тальен.
— Мы будем пить кофе в гостиной, — сказала она, поднимаясь из-за стола.
В соседней комнате уже ожидала толпа гостей, приехавших пожелать Наполеону счастливого пути. Казалось, что все, кто ранее посещал салон м-м Тальен, собрались теперь в маленьком доме на улице Победы. Среди военных я заметила моих бывших поклонников — Жюно и Мармона, который уверял дам, что в Египте он подстрижет свои длинные волосы.
— Мы войдем туда как римские герои, нельзя же нам быть вшивыми, — смеясь, говорил он.
— Это идея вашего сына, мадам, — поддержал один из офицеров, очень бойкий, с завитыми черными волосами, блестящими глазами и вздернутым носом.
— Не сомневаюсь, генерал Мюрат, у моего сына всегда сумасбродные идеи, — ответила м-м Летиция, улыбаясь. Казалось, ей нравится этот молодой офицер. Его мундир был расшит золотом так же, как и короткие белые панталоны. М-м Летиция, как истая южанка, питает слабость к ярким, бросающимся в глаза расцветкам.
Вошел новый гость, вероятно почетный, потому что Жозеф поднял с дивана трех офицеров, чтобы усадить его.
Кого же усадили на диван?.. Барраса, директора Французской Республики, в лиловом, расшитом золотом камзоле, с лорнетом в руке. Жозеф и Наполеон уселись по обе стороны, а худощавый человек с острым носом, я где-то видела его, облокотился на спинку дивана сзади них. А, это один из собеседников, невольно подслушанных мною в гостиной м-м Тальен, некий Фуше.
Эжен Богарнэ так старался занять гостей, что лоб его покрылся капельками пота. Он усадил меня и толстуху Элизу на стулья, как раз напротив дивана, где восседал Баррас. Потом он подвинул кресло и попросил Фуше присесть. Но не успел тот занять предложенное место, как вскочил, заметив подходившего к нам молодого, элегантного, слегка прихрамывающего человека в напудренном парике по старинной моде.
