class="p">
Более того, в дополнение к "продолжающемуся стремлению СССР к военному превосходству" администрация видела "неконструктивное советское участие, прямое и косвенное, в нестабильных районах третьего мира", отмеченное в 1970-х годах новыми крупными формами военного вмешательства прямо или через суррогаты в Анголе, Эфиопии, Индокитае и Афганистане. Советский Союз также обвинялся в "неустанных попытках навязать чуждую советскую "модель" номинально независимым советским клиентам и союзникам", в частности, в Польше и других "сателлитах", а также в Афганистане. Кроме того, впервые администрация авторитетно обвинила советских лидеров в "постоянной практике растягивания ряда договоров и соглашений до грани нарушения и даже дальше" - в области прав человека, Заключительного акта Хельсинки и различных соглашений по контролю над вооружениями. Но хотя советских лидеров обвиняли в плохом поведении, их не называли злыми.
Администрация, по словам Шульца, "не считает неизбежной перспективу бесконечной, опасной конфронтации с Советским Союзом". Несмотря на идеологические различия, "мы не настолько детерминисты, чтобы верить, что геополитика и идеологическая конкуренция неизбежно приведут к постоянной и опасной конфронтации", и "не считаем взаимную враждебность с СССР неизменным фактом международной жизни".
Сдерживание, в классическом понимании доктрины Трумэна, по словам Шульца, было преодолено; "советские амбиции и возможности уже давно вышли за географические рамки, которые эта доктрина считала само собой разумеющимися". Конечно, заявил он, "мы должны ясно дать понять, что будем противостоять посягательствам на наши жизненно важные интересы и интересы наших союзников и друзей". Необходимо привить сдержанность. "Политика разрядки, конечно, представляла собой попытку побудить Советский Союз к сдержанности". Хотя Шульц признал, что "некоторые версии" разрядки понимали "необходимость противостоять советским геополитическим посягательствам", разрядка была основана на ожиданиях, что "предвкушение выгод от расширения экономических отношений и соглашений о контроле над вооружениями будет сдерживать советское поведение. К сожалению, опыт доказал обратное". Соответственно, новая американская политика после разрядки была "основана на ожидании, что, столкнувшись с демонстрацией новой решимости укрепить свою оборону, повысить политическую и экономическую сплоченность и противостоять авантюризму, Советский Союз будет рассматривать сдержанность как наиболее привлекательный или единственный вариант".
В попытке привлечь серьезное внимание Советского Союза, заявление Шульца также включало важное положение о том, что "мы будем уважать законные интересы советской безопасности и готовы вести переговоры о справедливых решениях нерешенных политических проблем". Хотя, несомненно, на практике большой разрыв был бы.
Оставаясь между суждениями в Вашингтоне и Москве о том, что именно представляет собой законные интересы советской безопасности, и справедливыми решениями, многие (и не только в Москве) задавались вопросом, признает ли администрация Рейгана существование каких-либо законных интересов советской безопасности.
Таким образом, "мир должен быть построен на силе". И, что должно было стать ключевым элементом заявления, Шульц заявил, что "начав восстанавливать нашу силу, мы теперь стремимся вовлечь советских лидеров в конструктивный диалог - диалог, посредством которого мы надеемся найти политические решения остающихся вопросов" ."Сила и реализм, - сказал он, - могут сдержать войну, но только прямой диалог и переговоры могут открыть путь к прочному миру".76 Бремя выбора было возложено на "преемников Брежнева", которые должны "взвесить возросшие затраты и риски неустанной конкуренции против преимуществ менее напряженной международной обстановки". В любом случае, "наше параллельное стремление к силе и переговорам готовит нас как к сопротивлению продолжающемуся советскому усилению, так и к признанию и реагированию на позитивные советские шаги". Впоследствии Шульц охарактеризовал суть своего заявления и американской политики двумя словами: "сила и дипломатия".
Советские лидеры (как мы вскоре увидим) по-прежнему весьма скептически относились к тому, что это заявление о политике означало какой-либо шаг вперед в поиске точек соприкосновения. По совпадению, уже на следующий день Громыко в крупном заявлении о пересмотре политики резко критиковал американские позиции и политику. Тем не менее, обе стороны, хотя и настороженно, были готовы к продвижению диалога. Советы разрешили заместителю Шульца, Кеннету Даму, выступить с заявлением без цензуры. 26 июня, как уже отмечалось ранее, пятидесятникам, укрывшимся в американском посольстве в Москве пять лет назад, было разрешено эмигрировать.
В июне и Соединенные Штаты, и Советский Союз также изменили свои предложения на переговорах по сокращению стратегических вооружений (СНВ), сделав хотя бы небольшой шаг к возможному достижению соглашения. А в Мадриде, после почти трех лет ожесточенной обзорной конференции Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), в июле было достигнуто компромиссное соглашение. Его главным достижением стала договоренность о созыве конференции по мерам укрепления доверия и безопасности в Европе и разоружению в Стокгольме.
28 июля было согласовано новое пятилетнее долгосрочное соглашение по зерну на более высоком минимальном уровне в 9 млн. тонн в год, что давало гарантию от отмены в случае любого будущего политического эмбарго. В конце июля министр Шульц и министр торговли Малкольм Болдридж рекомендовали ослабить контроль над экспортом газа и нефти и оборудования для прокладки трубопроводов, первоначально введенный Картером после Афганистана. Несмотря на возражения министра обороны Уайнбергера, советника по национальной безопасности Кларка и некоторых советников СНБ, 20 августа Рейган одобрил рекомендованное ослабление контроля.
Продолжали происходить некоторые противоречивые события. Весной, а затем в августе и сентябре советские и американские дипломаты были высланы за шпионаж - первые такие случаи, обнародованные с 1978 года. 30 июля американский эсминец задержал и допросил, а затем проследил за советским торговым судном, приближавшимся к Никарагуа, что было законным, но сомнительным проявлением тщательного американского наблюдения.
Тем не менее, в июле в ходе конфиденциальных дипломатических дискуссий советские и американские стороны достигли принципиального соглашения о возобновлении переговоров об учреждении новых консульств и о новом соглашении о культурном обмене, прерванном после Афганистана, как Шульц предлагал Доб'Илину в марте. Об этом соглашении было публично объявлено 27 августа. В августе Советы договорились о встрече Шульца и Громыко в Мадриде 8 сентября (когда оба они будут присутствовать на заседании СБСЕ), а затем в Нью-Йорке, когда Громыко приедет на открытие Генеральной Ассамблеи ООН.
Андропов оживил президентскую переписку, направив 4 июля письмо Рейгану. Рейган снова хотел написать ответ от своего имени и сделал это (хотя Уильям Кларк убедил его исключить упоминание о переговорах по сокращению вооружений, которые могут привести к полной ликвидации ядерного оружия). В его письме содержался туманный призыв к конфиденциальному общению. Советы не знали, что делать с этим письмом, и ответили как сдержанным "официальным" письмом, так и кратким личным письмом Андропова, соглашаясь с возможной полезностью конфиденциальных сообщений. Вскоре после этого Шульц узнал, что ранее между Добыниным и Кларком был установлен конфиденциальный канал связи, о котором он не знал, а Кларк попытался расширить свою роль в июле, предложив президенту,
