Красноярск меня тогда уже поддостал. Очень устаешь жить в одном месте двадцать шесть лет. Где тебя каждая собака знает, окликает по имени-отчеству и в любой момент попросит закурить… Я давно уже мечтал свалить. Естественно - в Питер! А куда еще? Все гопники хотят жить в Москве. А все неформалы грезят о колыбели русских революций! Как сказала один раз моя мама: «И что вы туда все ломитесь, как будто там медом намазано?» Да не медом там намазано, а русским роком!... Умом-то понимаешь, что в Питере такое-же дерьмо, что и в Сибири. Ведь люди-то везде одинаковые… Да только сердцу не прикажешь. Ему хочется праздника! Леденец под подушку и сказку на ночь... Про доброго дядю Шевчука, который подойдет к тебе на Дворцовой или на Невском в переходе. Улыбнется так ла-а-асково... Потреплет по плечу и скажет: «Эх, Димон… Где ж ты пропадал? Я уже и группу тебе собрал. И студию для записи подготовил. И гастроли расписаны на год вперед. А ты все не едешь и не едешь... Зачем обижать старика? Ведь ты же последняя надежда русского рока! Трое нас осталось, настоящих рокеров: я, ты да Славка Бутусов.»
Наступил май… Жизнь пролетала мимо. А я стоял на мосту и махал ей вслед черной банданой. Город меня все больше парил. Хотелось послать его в сторону хрена. Хотя и понималось, что он все равно туда не пойдет. Хотелось в Питер... К Шевчуку и Бутусову. Или хотя бы… К Сашке в Сочи! К маленькой девочке с глазами цвета неба. Прошлым летом она разбила мне сердце и увезла его с собой в крепко сжатом влажном от слез кулачке. Мы познакомились за неделю до ее переезда в Сочи. Жили рядом столько лет, а встретились в последние дни! Мы не собирались влюбляться. Это же глупо. Влюбиться… И потерять… Навсегда. И все равно мы встречались с ней каждый день. Этой последней недели. В первый же вечер мы поцеловались. На следующий день мы признались друг другу в любви. И всю неделю ходили, взявшись за руки. И не могли поверить в то, что все это скоро кончится… «Милая моя! Да я не верю в это! Ведь ты придумала все, чтобы подшутить надо мной… Ты никуда не уезжаешь! Ну скажи, что это шутка!» «Это правда, Дим… Я хочу лечь прямо здесь. И сдохнуть.» Я сидел на ступеньках заброшенного кирпичного дома. Она - у меня на коленях. Мы смотрели друг другу в глаза. И не могли поверить в то… Что это конец. Она уехала в Сочи и пропала. Светлая улыбка ангела. Легкие пряди пшеничных волос. Глаза - как синее небо, в котором можно потеряться… Насегда.
Ни в Питере, ни в Сочи меня никто не ждал. Поэтому я просто ловил кайф от жизни. И думал о смерти. С этим благословенным красноярским «стритом» я постепенно превратился в законченного алкоголика. Мои вечерние выступления с репертуаром, состоящим исключительно из русского рока и одной душераздирающей песни Бори Моисеева: «Где же ты, где?», пользовались все большей популярностью у населения. Количество членов клуба «На виадуке у Димона» быстро росло. Люди подходили. Знакомились со мной и моими друзьями. Покупали пиво себе и остальным... И с каждым надо было выпить! И почесать языком… Сейшены заканчивались далеко за полночь. А потом начинались непременные after party. Где-нибудь на берегу местной речуги или на Стакане - самом известном тусовочном месте красноярских неформалов тех лет, находившемся в небольшом скверике в центре города, под самым носом у Центрального РОВД. Менты на Стакан заходить не любили... Может боялись, а может уважали. Поэтому бухали мы обычно до упора. То есть до зари… Домой я приползал буквально «на бровях». И провалявшись в алкогольной коме пару часов, утром вставал с жестоким похмельем. Хорошо было проснуться в выходной!… А если предстояла поездка на работу в парикмахерскую?! Вот тогда и наступал звездец. Я опохмелялся джин-тоником или пивом, чтобы хоть немного прийти в форму… И меня так развозило «на старых дрожжах», что каждая стрижка приравнивалась к выходу на ремонтные работы в открытый космос. А если в следующий раз я отказывался от утренней дозы алкоголя… То тогда это уже были ремонтные работы без скафандра!
Мой лучший друг Бюргер вообще забыл, как я выгляжу трезвый! Я приезжал к нему потрещать о жизни... Мы набирали пива. Иногда портвейна. И шли в парк. Или просто находили где-нибудь лавочку. Бюргер был немного тяжеловат в общении. Он все время гнал свою волну. И рассказывал исключительно о себе любимом. Как и я впрочем… Но у Бюргера был какой-то уж совсем жестокий авторитарный архетип. Поэтому самая удобная линия поведения с ним выглядела так: поддакивать и со всем соглашаться. А когда он уставал изливать собственные монологи, наступал благоприятный момент. И я начинал рассказывать ему о своих делах. В общем дуэт у нас получался неплохой. Я знал, что он никогда меня не предаст и не подставит. А если что - поддержит и деньгами… И словом. И делом. А сам я любого бы порвал за Бюргера. Для меня это был редкий случай близких отношений с парнем. Близких - в смысле дружеских… А не то, что ты подумал.
- Да я ничего такого и не подумал! У меня ведь тоже был лучший друг Бюргер. Он в Питере на Ваське торговал гиперлетами. Странное совпадение… Ты не находишь, Вечер?
- Шутить изволишь? Само собой, что твоего Бюргера я целиком и полностью содрал со своего. Царствие небесное им обоим.
- Да понял я, понял! Не тупее некоторых.
- Это радует… Замечу так же, что у Бюргера имелась в наличии очень классная мама. Она была в курсе моих беспонтовых отношений с предками и старшей сестрой. Понимала, как мне хреново живется. У нее всегда находились для меня доброе слово, пирожок с капустой или бутер с колбасой. Когда я заходил к Бюргеру, его мама приветливо общалась со мной. Она спрашивала: «Как дела?» И улыбалась, глядя в глаза… И от этой мимолетной доброты на душе теплело и понемногу начинало оттаивать мое обледеневшее в вечной зиме родительского дома… Сердце. Наверное Бюргер немного ревновал меня к матери. Все время пытался нас развести. Чтобы мы так много не трепались. Он это делал так странно. И конечно… Зря... Через несколько лет у меня появилась возможность уехать в Питер на ПМЖ. А наша дружба с Бюргером к тому времени почти сошла на нет. Он тогда уже работал на блатном заводе холодильников каким-то там ведущим технологом по лучевой сварке. И даже являлся начальником сварочного бюро. Правда в состав этого бюро входил только один человек… Он сам! Но это уже были незначительные детали. Главное, что карьера Бюргера поперла вверх! Он завел себе мажорных коротко стриженных друзей и длинноногую подружку, которой было наплевать на неформалов и рок-музыку. Потом он и сам постригся и начал ходить по выходным в боулинг-клуб. А я… Так и остался Дмитрием Вечером, вечным бродягой и бойцом андеграунда, гитаристом-неудачником, верящим только в одно предназначение - в свою мечту стать рок-звездой! Мы с Бюргером все меньше понимали друг друга. Ему стало неинтересно со мной. К тому же я тогда совсем бросил пить, и единственная алкогольная ниточка, которая связывала нас… Лопнула. Совместные попойки и разговоры за жизнь прекратились. И общаться нам стало вообще как-то… Не в кайф. Однажды я позвонил ему и сказал, что уезжаю в Питер навсегда. И он как-то… Потух. Мы даже не попрощались по-человечески. Последний наш разговор получился абсолютно ни о чем. И закончился он… Ничем. А с ним и закончилась… Наша дружба.
- Да-а… Грустная история. А наша дружба с Бюргером закончилась по твоей вине. Ты решил залить его напалмом в последнем оплоте обосовцев. Ну что ж… Ты автор - тебе виднее!
- Да ладно, Эрм… Не держи зла. Ведь это же искусство. Не люблю я все эти сопливые хэппи-энды! И Маша… Не любит.
- Надеюсь, теперь она наплачется вдосталь!
- До сих пор в шоке, бедняжка! Вторые сутки с постели не встает. Все рыдает. Говорит, что финал вышел просто гениальным!... Да ты не злись… Посмотри на все это с другой стороны: вражеская шпионка погибла так и не выполнив задание. Последние Бесконечно Одинокие Герои остались жить.
- Гуманист хренов… Да плевал я на Героев! Ты убил мою любимую женщину! Единственного человека, который стал мне по-настоящему дорог.
- Извини, Эрм… Если бы вы поженились, жили счастливо и умерли в один день - Маше бы такое точно не понравилось. Слишком банально! Она ведь девушка утонченная… Так что пришлось мне твою любимую шлепнуть.
- Да сучка она, твоя Маша!
- Да знаю я…
Трубка вновь пошла по кругу… Помолчали…
- Что еще расскажешь, Вечер?
- Вспомнилась мне одна пьянка с Бюргером… Как раз в ту весну, когда я еще стритовал и отношения у нас с ним были мегозашибись. Я помню эту встречу, как будто все произошло вчера. Мы сидим на выходе из старого заброшенного красноярского парка на каком-то жутком бревне под высоковольтной опорой электропередач. Почему-то нам казалось, что в этом месте бухло вставляет сильнее. И мы частенько там зависали. В этот раз мы купили пластиковую литровку портвейна, два стаканчика и пакет орехов. И вот сидим мы в тенечке… Легкий майский ветерок обдувает лицо… Лепота! Мы оба волосатые. С распущенными хайрами. Бюргер - в своей неизменной собственноручно проклепанной черной косухе… Разливает. Я закуриваю «Золотую Яву». Толькое ее родную и курил... Мы никуда не торопимся и в предвкушении попойки ведем беседу. Первым начинает Бюргер:
