то хотя бы наполовину. Поймёт, что хочет Олега не меньше, чем он её, и желание это окажется сильнее предрассудков и страхов.
Обидели её, значит… Чем Нину обидел Герасимов, Олег знал, а вот что натворил бывший муж, не имел понятия. И так ему вдруг стало интересно, в чём там было дело, что, как только Нина вошла в кабинет, Олег спросил:
— А расскажи мне, почему ты развелась?
Помощница поморщилась и нервно одёрнула свитер. Естественно, она уже сняла с себя костюм демоницы и вновь превратилась в скромняшку Нину — милую кудрявую девушку в джинсах и вязаной кофте цвета морской волны.
— Вам это зачем?
— Твоё поведение частично основано на том, что сделал бывший муж, — честно признался Бестужев, с удовольствием глядя на то, как Нина устраивается в кресле. Вот нравилось ему смотреть на неё, категорически нравилось. Изначально Бестужев думал как-то отделить стол помощницы или вообще расположить в другой комнате, но потом решил, что ему будет даже полезно, если в кабинете он станет находиться не один. Отличная тренировка терпимости к людям.
Но к Нине никакой особенной нетерпимости пока не наблюдалось. Более того, иногда Олег, когда задумывался, смотрел на неё — и нужные слова приходили словно сами собой.
— В общем, — он кашлянул, глядя на то, как Нина поправляет волосы, — конечно, это не моё дело. Мне просто интересно, чем твой бывший муж мог тебя ранить, что ты настолько не хочешь отношений, даже совсем необременительных.
— Ничем особенным, — фыркнула Нина и яростно щёлкнула мышкой, загружая электронную почту. — Просто через три месяца после моих родов свалил в закат, оставив записку в стиле Бориса Ельцина: «Я устал, я ухожу». Через некоторое время вернулся и заявил, что ребёнок и семья не для него. Мы развелись, он умчался за границу.
— Алименты не платит? — уточнил Олег, и Нина покачала головой:
— Нет, конечно.
— Почему «конечно»? Мог бы хоть помогать тебе материально.
— Видимо, не может. Денег жалко, наверное. Не знаю и знать не хочу, что там в голове у него бродит. Мне не понять, как можно бросить собственного ребёнка. Вот вы мужчина — вы бы смогли?
Тут ответ был однозначным, но Олег не стал его озвучивать. Вместо этого поинтересовался:
— А если я скажу, что не смог бы, ты мне поверишь?
Нина нахмурилась.
— Не знаю. Наверное, нет. Я теперь думаю, что все мужчины такие, как мой бывший муж. Захотел — сделал ребёнка, я же не по залёту замуж выходила, мы планировали! Захотел — уехал и ни копейки не прислал. Красавцы!
— Я именно поэтому и не завожу детей, — признался Олег, и Нина, резко обернувшись, посмотрела на него с недоумением.
— Что?..
— Я именно поэтому не завожу детей, — повторил Бестужев и пожал плечами. — Всё просто. Мой диагноз предполагает сложности с привязанностями. Я даже собственную мать не люблю, кто знает — может, я и ребёнка не полюблю? Не хочу даже проверять. Это будет ужасно, если так. Лучше уж быть одному и не экспериментировать ни на ком, тем более на детях.
Нина смотрела на Олега, вытаращив глаза и чуть приоткрыв рот. Сидела так несколько секунд, даже не моргая, а потом негромко произнесла:
— И какой у вас диагноз?..
— Ты действительно хочешь это знать?
Девушка задумалась, ещё немного помолчала.
— Не уверена. Наверное, всё-таки хочу. Или нет? Ох…
Олег не удержался от быстрой и лёгкой улыбки.
— Тогда я пока не буду тебе его сообщать. Скажи мне, как определишься, надо тебе это или нет.
— Ладно…
44
Нина
Своими откровениями Бестужев совсем сбил меня с рабочего настроя, который я старательно культивировала, снимая костюм демоницы. Хотя дело, разумеется, было вовсе не в костюме, а в поцелуе. Меня разрывало от противоречивых эмоций. Как сказал бы папа: «И хочется, и колется». Примерно на одинаковом уровне и то, и другое. Я признавала правоту Бестужева, который был человеком без границ и заморочек, — раз хочется, надо брать, а что будет потом? Да какая разница! Вот эта разница меня и смущала сильнее всего, она кололась, как воинственный ёжик.
Потому что не смогу я жить по принципу «просто секс, и ничего личного». Бестужев сможет, я — нет. Я по-другому устроена. Обязательно начну привязываться, в итоге окончательно влюблюсь и голову потеряю. Я ведь уже начала её терять. Как тут не потерять-то? Был бы Олег обычным мужиком, но он же какой-то… со всех сторон не такой, куда ни глянь.
И когда я в очередной раз услышала упоминание об этом чёртовом диагнозе…
«Предполагает сложности с привязанностями». Я почему-то думала, что Бестужев зря беспокоится — вряд ли он не сможет любить собственных детей, это уже совсем какая-то крайность. Или я ошибаюсь?
Что я вообще знаю о психиатрии? Мало, как и большинство людей, никогда не сталкивающихся с какими-либо отклонениями. Да что там психиатрия! Я и к психологу никогда не обращалась. Хотя, может, и стоило бы. Но, наслушавшись рассказов знакомых, которым с психологами не везло, решила, что не хочу экспериментировать. Поступок Максима изрядно выбил меня из колеи, но кто сказал, что какая-то незнакомая женщина поможет мне, а не сделает ещё хуже? Поэтому я предпочитала иные методы — работа, работа и ещё раз работа. Большое количество работы лечит от всех ментальных болезней — на них просто не остаётся времени. Может, и Бестужев поэтому столько времени проводил за написанием своих книг? Вдруг это терапия такая?
Я даже спросила у него об этом в тот же день чуть позже, когда заметила, что Олег не стучит по клавиатуре, а сидит и изучает что-то на экране, хмурясь. Значит, не пишет… И я рискнула поинтересоваться:
— А книги для вас — это часть терапии?
Бестужев ощутимо вздрогнул, моргнул и, тяжело вздохнув, перевёл
