Обернувшись к зеркалу на туалетном столике, девушка вынула из волос последнюю шпильку и дрожащими пальцами заплела густые пряди в одну длинную толстую косу. Она пошарила в элегантных ящичках туалетного столика, однако ленты там не нашлось, поэтому ей пришлось оставить косу свободной.
– Не угодно ли вам, чтобы я помог вам раздеться? – раздался голос прямо за ее спиной.
Хилари вздрогнула. Она даже не заметила, как Давенпорт поднялся с постели. Он двигался бесшумно, как кот.
Девушка вскинула голову.
– В этом нет необходимости.
Она готова была, если потребуется, спать в корсете Дейзи. Однако, поскольку он ей был довольно велик, Хилари надеялась, что сумеет как-то вывернуться и избавиться от него. Жаль, что у нее не хватило присутствия духа еще раз попросить миссис Поттер о помощи. Однако этот человек до такой степени сбивал ее с толку, что она едва была в состоянии мыслить здраво.
Граф улыбнулся ей:
– Ну же, Хани. Будет гораздо проще, если я сам развяжу вам шнурки корсета. Вы не первая женщина, которую я видел в рубашке, уверяю вас.
Угрюмо признавая этот факт, она ответила:
– Спасибо. Я справлюсь и сама.
– Я могу сделать это в темноте. Если вам так больше по вкусу, даже с закрытыми глазами.
– Готова держать пари, что можете, – пробормотала Хилари. – Повернитесь ко мне спиной, я переоденусь.
Миссис Поттер приготовила для своей гостьи батистовую ночную рубашку, украшенную вышивкой. Едва взглянув на нее, Хилари пожалела, что не может одним взмахом волшебной палочки избавиться от платья и натянуть ее на себя. У нее возникло ощущение, что раздевание в присутствии Давенпорта окажется слишком большим соблазном, чтобы ему противиться, – но вот для кого из них, она не знала.
Пожав плечами, Давенпорт отвернулся и подошел к камину.
– Раз вам не нужна помощь, надеюсь, вы не станете возражать, если я сниму с себя мокрую одежду? – И, не дожидаясь ответа, он сорвал с себя мокрую рубашку и разложил ее на кресле перед камином.
Она пыталась, действительно пыталась не наблюдать за игрой его мускулов при каждом движении.
Его руки между тем опустились к пуговицам вечерних брюк, и она протестующе воскликнула:
– Не снимайте панталоны!
Давенпорт вздохнул:
– Моя дорогая Хани, они же совсем промокли. Если я подхвачу простуду, мы так никогда и не доберемся до Лондона.
Она сознавала силу его довода – не то чтобы она желала ему здоровья только ради продвижения своего собственного плана. Должно быть, ему и впрямь пришлось немало страдать, сидя за обедом в мокрой одежде.
В конце концов сочувствие взяло верх над скромностью.
– В таком случае нам лучше потушить свет, – сказала она.
Пожав плечами – жест, который должен был дать ей понять, что она принимала слишком близко к сердцу все, касающееся наготы, – Давенпорт исполнил ее просьбу, погасив лампы и потушив свечи, на школьный манер ущипнув фитиль большим и указательным пальцами. Свечи с шипением погасли – звук, эхом отдававшийся в ее собственном теле при мысли о нем, обнаженном, в одной комнате с ней – совсем как в тот раз.
По крайней мере остался только огонь в камине, чтобы осветить комнату. Девушка повернулась к нему спиной и затем услышала шелест ткани, шум шагов и еще один, более продолжительный звук, похожий на шуршание постельного белья.
– Ну вот, – произнес Давенпорт, – я в постели и покрыт с ног до головы. Вам нечего бояться.
Хилари не могла удержаться от того, чтобы не взглянуть в его сторону. Действительно, как он и говорил, он лежал под покрывалом, пристойным образом натянутым до самого подбородка. Он выглядел как самый проказливый школяр из всех, каких ей когда-либо приходилось встречать.
Пока девушка наблюдала за ним, блеск в его глазах уступил место совершенно иному выражению – темному, с налетом желания.
– Теперь ваша очередь, – произнес он. – Я закрою глаза. – Голос его был хриплым, словно скрип ботинка о гравий.
Она зажмурилась.
– Не верю, что вы будете держать глаза закрытыми.
– Умница, – одобрительно заметил он. – На вашем месте я бы тоже самому себе не поверил.
По какой-то причине ей потребовалось усилие, чтобы отвести от него взгляд, однако она собрала последние остатки слабеющей воли в кулак и сделала это.
В гневном молчании Хилари пыталась отыскать взглядом какой-нибудь предмет, который мог бы послужить ей вместо ширмы. Ну конечно! Занавески на кровати с балдахином. Они были сделаны из тонкого муслина, не такого прозрачного, как газ, но и непроницаемым его тоже нельзя было назвать. Тем не менее, учитывая скудное освещение, она не думала, что он сможет что-либо увидеть сквозь них. Девушка поплотнее задернула занавески вокруг кровати, не обращая внимания на его насмешливые протесты.
– Моя дорогая Хани, вы предусмотрели все, не так ли? – Давенпорт вздохнул. – Мне так не терпелось за вами понаблюдать.
– У меня сердце кровью обливается, – отозвалась она язвительно, вынимая булавки из корсажа.
Давенпорт улыбнулся. О чем Хани не подозревала, так это о том, что благодаря огню в камине ее силуэт вырисовывался сквозь занавески кровати довольно отчетливо. Он чувствовал себя великолепно, лежа на отделанных рюшами подушках и наблюдая за этим зрелищем.
Наклонившись, она принялась возиться с корсажем, затем протянула руку к туалетному столику. Он услышал, как шпильки с тихим звоном легли на фарфоровое блюдечко.
Действуя быстрее, чем ему того хотелось, она спустила рукава с буфами по предплечьям и потянула остальную часть платья вниз, высвобождаясь из него. Затем она аккуратно разложила платье на кресле и неловкими пальцами взялась за корсет. Снять его оказалось куда более трудной задачей. Сначала она пыталась стянуть его через голову – стройные, как у танцовщицы, плечи вырисовывались силуэтом на фоне занавески. При этом зрелище Давенпорт тут же почувствовал шевеление в паху. Однако лямки на плечах ограничивали ее движения, так что она не смогла дотянуться до шнурков на спине.
Девушка чуть слышно фыркнула от досады, затем ее руки скользнули назад. Но для того, чтобы развязать корсет подобным способом, ей нужно было быть по меньшей мере акробаткой. Она даже попыталась высвободить руки из лямок, ухватившись за верхний край корсета и поворачивая его так и этак вокруг собственного бюста.
При виде того, как изгибалось и напрягалось ее тело, рот Давенпорта сделался влажным. Его мысли переметнулись к ее пальцам, которые она засунула под корсет, касаясь груди. Он представил себе, как вложит туда свои собственные пальцы, высвобождая ее груди из плена, и еще больше возбудился.
Еще одно раздраженное женское фырканье. Он ждал, что она обратится к нему с просьбой о помощи, – ждал в тишине, нарушаемой только тиканьем часов. Он почти мог слышать яростную перепалку, бушующую внутри ее сознания.
