Перескочив в Шрусбери с поезда, идущего из Кардиффа в Манчестер, на поезд, идущий не знаю откуда в Абериствит, я устроился в уголку, перехватил буфетчицу с полупустой коляской, набил рот треугольным сэндвичем и пивом, достал ручку, блокнот и записал следующее: “Вокзал в Кардиффе. Царство уродства, убожества, тоски. Очередная провинциальная дыра со всеми ее прелестями. Бомжи, наркоманы, какие-то уездные клерки, гимназисты и реалисты. Шепелявая речь, треники, следы вырождения повсюду. Выпученные глаза, откляченные губы, прически начала девяностых. Итак, первая тема этого путешествия, как и главная тема всех моих путешествий, — убожество. Убожество лиц, одежды, еды, обстановки, самой атмосферы. Убожество на границе ада, как в Норильске, убожество просто русское, как в Нижнем, бледное питерское убожество, убожество обожравшейся деньгами убогой Москвы. Вот тема современного путешественника. Европа, Россия — по большей части бедны и убоги. Что же до меня, то я наконец еду в последнем поезде и, по случаю, купив пива и сэндвичей, убого счастлив”.
С трудом докончив банку пива, я помешкал и добавил: “P. S. В продолжение темы убожества. Вкус пива близок к тому, чтобы назвать его „привкусом убожества". Не „пива вообще", а последнего глотка в кружке, бутылке, особенно в банке. И тут есть некоторая разница. Последний глоток британского пива имеет вкус сиротства, чешского — безнадеги. О русском не говорю, ибо здесь хватает первого глотка”.
Винография: валлийский “Brains”. В банках.
Тосковать в мажоре — не в этом ли заключается тайна “Беспомощного”?
Песня целиком построена на повторении: D — А — G — G. Янг использует основные аккорды мажорной тональности, но, спровоцировав у слушателя соответствующую реакцию, оставляет его в растерянности. Мало того что уху, выдрессированному тысячелетней традицией, было бы куда привычнее услышать здесь доминантовый аккорд после субдоминантового, ля мажор после соль мажора. Не довольствуясь этим, Янг отказывается вернуться на тонические круги своя и длит и длит ожидание, зависает между землей и небом, звездами и покинутыми домами. Тоника — доминанта — продленная субдоминанта, не разрешающаяся обратно в тонику...
Тосковать в мажоре — не описывая предмета своей тоски. В основе текста “Беспомощного” также лежит принцип обманутых ожиданий. Нам сообщают о том, что предметом тоски лирического героя (и ассоциирующегося с ним автора) является некий городок в Северном Онтарио. Именно туда мысленно переносится герой — с тем, чтобы припасть, так сказать, к живительному источнику воспоминаний о лучшей поре своей жизни. Доверчивый слушатель жаждет, естественно, подробностей. Пусть не оригинальных, скорее — обычньж для песни о счастливьж детстве и отрочестве в провинции. Главное же — подробностей земньж: ближайшая булочная, в которой пекли самый вкусный хлеб (одна слеза), проказы со школьными приятелями, какими-нибудь Джеком, Джеффом, Джоном и Джимом (две слезы), цвет волос соседской девчонки (первая любовь; три слезы, крупные) и т. д. Однако ничего подобного нам не предлагают. И описывают не землю, а вид на небо.
Синие-синие окна за звездами, кажущиеся лазами в мир иной и, без сомнения, лучший. Восходящая желтая луна, на фоне которой — летящая птичья стая. Большие птицы отбрасывают тени на глаза наблюдателей. Все выглядит таинственно и волшебно. Идеальный пейзаж для совершения какого-нибудь магического ритуала местными гарри поттерами. Но где, спрашивается, сам городок? Ныне на дверях его домов висят цепи с замками. Сей факт, однако, ясности не прибавляет.
“Беспомощный” — песня о потерянном рае, где-то там за звездами, над небом голубым. Полубывшем, полу- (на большее полу-) выдуманном. О жизни как ожидании, пронзительном и тоскливом. Жизни, которая никак не хочет разрешиться в тонику. О воспоминаниях-путешествиях и путешествиях-воспоминаниях: в Омими, Абериствит, Горький, Старую Купавну или морванский Авалон. Всегда неудачных, потому что даже если городок или парк былого обретаются вновь, они все равно, линяя на глазах, оказываются лишь копией утраченного подлинника.
Винография: “Dun Bheagan Loch”. Single Malt.
Первые упоминания о “предсказателях” появились в Сети еще в конце прошлого года.
Начало положили американцы-блоггеры, живущие в Ливане. Один из них, известный под именем Кедровый Дом, поведал, что санитар в больнице, где он работает, ражий и рыжий ирландец, глубоко верующий католик и пацифист, взял отпуск на пару дней и, по возвращении, наорал на заведующего отделением, сорвал с себя крестик, швырнул его в лицо кол-леги-друза, выбежал на улицу и навсегда растворился в бейрутской толпе. Больше его не видели. Кедровый Дом вспомнил, что ирландец говорил что-то о людях, которые собирались посвятить его в какие-то тайны, от чего жизнь его может решительно перемениться. “Этот парень всегда казался мне несчастным, просто беспомощным, — постфактум сообщает наш блог-гер. — Он очень любил Церковь, Папу, особенно того, покойного, но всегда завидовал кальвинистам с их предопределением. Кажется, он не знал, что ему делать с будущим, иначе какого черта он поперся в дурацкий Ливан помогать этим людям, которым вообще-то наплевать, помогают им или нет”. Далее Кедровый Дом седлает своего любимого конька и принимается за привычные наезды на Левант и левантийцев. Из чувства благопристойности и политкорректности мы не будем воспроизводить эти рассуждения. Другой ливанский американец, скрывающийся под псевдонимом Moby and His Dick, повествует об электронных письмах, которые он получал во время летней войны. Он принимал их за прорвавшийся сквозь нор-тоновские эскарпы и контрэскарпы спам, но, как-то, бросив взгляд на содержание одного такого послания, не обнаружил там ни виагры, ни специальных помп для накачки пениса. Да, там были предложения, но совсем иного свойства. Предлагалось совершенно бесплатно узнать свое будущее. Для этого следовало отправиться в... В этот самый момент израильская бомба ударила по соседнему зданию; стекла лицея, где служил наш Моби со своим ненакачанным диком, посыпались, заныла сирена, и персонал выгнали в убежище. Когда они поднялись оттуда на свет Божий, ни лицея, ни компьютера, ни послания о предсказании будущего не было. Больше американец подобных писем не получал.
На сайте британской газеты “Дейли курьер” сетевой обозреватель Питер Сильвер свел обе блоггерские истории вместе и сделал осторожное предположение (в осторожности которого отразились все четыре века эмпирицист-ской английской философии, филологии и историографии): ирландец-санитар стал жертвой как раз той самой секты, которая предложила Моби с диком узнать будущее. Сильвер попытался составить перечень мест в Ливане, куда можно было бы отправиться из Бейрута — с тем чтобы на поездку ушло не более двух дней. Затея получила некоторый резонанс в блоггерском мире, сотни людей присылали свои соображения по поводу возможньж маршрутов свихнувшегося ирландца. Кто-то вспомнил подобные истории, происходившие с ним несколько лет назад в еще мирном Ливане, а один блог-гер даже предположил, что в ливанских горах скрывается не кто иной, как Бин Ладен, вербующий себе сторонников столь затейливым образом. Зашевелились и бумажные издания. Интерес к этой истории проявила знаменитая немецкая издательская фирма, выпускающая серию путеводителей “Таинственный мир”. Немцы связались с Сильвером и предложили ему отправиться за их счет в Ливан и на месте во всем разобраться. Путевые заметки журналист обещал публиковать параллельно в блоге “Дейли курьер” и на сайте под названием “Судьба в Ливане”, который издательство специально создало для этой цели. По возвращении Сильвер должен был собрать отчеты в книгу и выпустить ее под маркой “Таинственного мира”. В Ливан журналист поехал с фотографом Александром Крахтом, автором нашумевшего в свое время фотоальбома “Круги германского ада” о жизни немецких денди минувшего десятилетия. Целый месяц Сильвер и Крахт объезжали монастыри, отдаленные деревеньки и заброшенные военные базы Ливана. Дважды они попадали в руки людей из “Хизбаллы”, но срабатывала предварительная договоренность с исламистами, и наших путешественников отпускали. На юге страны Сильвер и Крахт получили даже пропуск от стоящих там международных миротворцев... Все тщетно. И вот на обратном пути в Бейрут они заметили странного человека в зеленой куртке, который шел по горной дороге, размахивал руками и орал какую-то песню. Увидев затормозивший автомобиль, безумец бросился бежать, вскарабкался на гору и исчез. Остался лежать лишь брошенный им армейский рюкзак. Делать было нечего. Путешественники вышли из машины, Крахт вытащил фотоаппарат и принялся снимать окрестности, дорогу и рюкзак на обочине. После чего фотограф зло пнул этот трофей, который вывалил на гравий свое содержимое. Сильвер сел на корточки и равнодушно рассматривал вещи, сразу, впрочем, выдавшие происхождение их хозяина. Здесь были бумажные платки, маленький лэптоп, жвачка, бутылка воды, соленые крендельки в бумажном пакетике, потрепанная “Над пропастью во ржи”, еще какая-то ерунда, всегда сопровождающая молодого американца в его странствиях по свету в период между окончанием университета и устройством в солидную фирму. Встретить американца, одного, пешком, в горах Ливана было необычно. Сильвер перебрал вещи и обыскал рюкзак. Документов не было. В одном из кармашков он нашел аккуратно сложенную бумажку — распечатку электронного письма. Уже первого взгляда, брошенного на него, было достаточно — это было ТО САМОЕ ПИСЬМО.
