Иванов резко крутанул в пальцах портсигар и высказал свое отношение к этому мальчишеству:
— Нехорошо с едой баловать. Да и люди голодные. Пойдемте-ка к костру. Ребята мои чай привезли — поди, у вас и не слыхали о таком? Вот чаю попьем, поговорим. — Москвич встал, отряхнул колени и пошел к костру, держась подчеркнуто прямо. Сзади послышалось шипение дроу, который автоматически попробовал ухватиться за ручку повисшего перед ним котелка.
Зашипев от прострелившей руку боли свежего ожога, Ссешес, подталкивая с помощью телекинеза котелок, двинулся за Ивановым, автоматически наложив на правую ладонь заклинание лечения. Сзади него, подхватив и свернув плащ, двигалась крайне заинтересованная Ва Сю, то и дело стреляющая на дроу и на Иванова глазами, в которых полыхало пламя недетского любопытства. Подойдя к костру, Глава осторожно опустил котел на землю и произнес:
— Вроде готово — запах, во всяком случае, вкусный.
— Командир, ну нельзя же так! — Старшина чуть не плакал, но развить свою мысль не смог, так как от кухонного навеса послышалось:
— Товарищ старшина, вода закипела, можно чай заваривать!
Хоть тирада старшины и была прервана на взлете, сам тон и выражение лица Сергеича заставили Ссешеса отвлечься от обдумывания разговора с Ивановым:
— Это я так, в качестве иллюстрации к своим словам. Извини, Сергеич.
Буркнув под нос нечто вроде: «Ходють тут всякие, а потом слоны пропадают!» — Сергеич достал из кармана завернутую в тряпицу ложку и, зачерпнув немного каши, тщательно, с видом заправского повара, распробовал. Кстати, под дружный писк облепивших его дракончиков. Вид причмокивающего Сергеича в окружении гибких чешуйчатых тел, с задумчивым видом оценивающего содержимое котелка, был просто нереальный. Вдумчиво кивнув, старшина принялся сноровисто раскладывать кашу по тарелкам. Оторвавшись от священнодействия с чаем, Гена подхватил три тарелки и разместил их на отдельном «командирском» пеньке, около которого уже стояли Иванов с дроу и смущенно выглядывающая из-за плеча Ва Сю. Через некоторое время только дружный стук ложек и радостное урчание дракошек нарушали тишину на поляне.
Иванов неспешно подбирал подливку кусочком хлеба, задумчиво глядя на мерно жующего Ссешеса…
Настоящая походная, пахнущая костром каша, медленно и аккуратно поедаемая с помощью нержавеющей ложки с тщательно зацарапанной свастикой. Из-за небольшого изменения вкусов привезенный гостями черный хлеб, да-да, та самая советская чернушка, показался в высшей степени странным и не сочетающимся с кашей. Поэтому после первого укуса дроу аккуратно отложил хлеб в сторону и продолжил наслаждаться вкусом каши. Но все прекрасное имеет свойство рано или поздно заканчиваться — закончилась и каша. И перед Ссешесом как будто из ниоткуда материализовалась с помощью того же Геннадия алюминиевая кружка с ароматным чаем. Сложный густой запах будто гантелей ударил в голову дроу. Человеческая часть воспоминаний буквально взвыла от наслаждения и потребовала резко схватить и медленно, по глоточку, грея руки об обжигающие бока кружки, выпить этот божественный напиток. Но в ту же секунду присущая настоящему дроу паранойя приподняла голову. Пристально приглядевшись к наслаждающимся чаем людям и, самое главное, к внимательно изучающему Ссешеса Иванову, дроу подозрительно потянул носом и елейным голосом спросил:
— Меня тут уже одним человеческим напитком пытались угощать. — Многозначительный взгляд в сторону моментально покрасневшего Сергея заставил того поперхнуться чаем. — Надеюсь, этот напиток безвреден?
— Хороший чай. — Иванов с видимым удовольствием отхлебнул из кружки. — Только вот старшина что-то слабовато заварил. Не для долгого разговора.
Попытавшись осторожно отхлебнуть практически кипящий, круто заваренный чай, Ссешес обжег язык и раздраженно зашипел, оскалившись. Отставив кружку в сторону, подозрительно посмотрел на наслаждающегося вкусом чая Иванова.
— И как под это можно разговаривать? С обожженным языком разговор надолго не затянется. Да и от такой температуры настой полностью потеряет свои полезные свойства, если они вообще есть.
— Горячо? А вы подуйте на него, подуйте — и мелкими глоточками… А то, если разом выхлебать, и разговора не получится… И сахар берите, не стесняйтесь… — Иванов обмакнул брусочек сахара в чашку, чуть разболтал, откусил и вернул остаток на ложку.
Последовав совету и одновременно похихикивая про себя, Ссешес с абсолютно серьезным выражением лица сложил губы в трубочку и, аккуратно подув в кружку, сделал первый пробный глоток. После того как напиток провалился по пищеводу, организм дроу ощутил, как по органам чувств буквально ударили дубиной — крепчайший черный чай, не имеющий никакого родства с «тем самым слоном, вывалянным в пыли грузинских дорог», имел для эльфийских органов чувств столько оттенков и полутонов, что дроу в первые несколько секунд просто выпал из окружающего мира, прикрыв при этом глаза. Сделав еще один глоток, без напряжения раскусил кусочек пиленого сахара и, скорчив недовольную мину, опустил его на стол.
— Напиток великолепный. Только вот зачем портить богатство вкуса этой белой сладкой гадостью?
— А вы под язык положите. Меду, жаль, нет… Тяжелый день выдался… Я тут у костра покурю маленько, своих проверю, чтоб службу не забывали, а то расслабляться начали. Благодать здесь, тишина… С удочкой бы на зорьке посидеть… — Иванов чуть потянулся, одним глотком допил чай, встал и полез за портсигаром.
— Рыбалка? Скучно… Предлагаю сходить на охоту. Тем более что я своему воину обещал… Да и недалеко относительно. — Мерно прихлебывая одуряюще пахнущий напиток богов, Глава Дома Риллинтар медленно успокаивался и раскладывал по полочкам забурлившие в его остроухой головушке идеи, большая часть которых не привела бы в восторг апологетов гуманизма, а меньшая вызвала бы продолжительные ночные кошмары у простого обывателя. Впрочем, о чем-то своем задумался не только Ссешес, Иванов тоже засуетился и задумчиво произнес:
— Ладно, заговорились, а мне еще с Москвой на связь выходить… Пойдем мы…
Внимательно посмотрев на Иванова поверх кружки с чаем, Ссешес все же не смог удержаться от мальчишеской выходки, на которую его толкнули и врожденная скрытность высокородного дроу, и не менее вредная часть человеческой психики, поэтому об установленном Лешим защитном барьере, который все равно не выпустит гостей дальше чем на полкилометра от края поляны, он промолчал, озвучив вслух только и так видимые препятствия:
— На север не идите — топь. А насчет рыбалки не прав ты, Николай, сын Антона… — И добавил еле слышно себе под нос: — Смотря какая охота… И на кого…
В чуть затуманенном ароматами и вкусом чая разуме Ссешеса, наблюдающего за сборами Иванова, еще долго висела наполненная кристальным холодом и подземной тьмой мысль: «Ну что ж, обертка показана, первый слой вызвал у него усмешку, второй опасение… Третий… — Пусть пока живет…»
Глава 11
ПОДГОТОВЛЕННЫЙ ХОЛСТ
05.08.1941 г. Примерно два часа ночи
Серебристый ночной полумрак расцвечивало тепловое зрение, из сумерек выступали светящиеся пятна палаток и яркое солнце небольшого костерка. Силуэты часовых, находящихся в секретах, просвечивали сквозь наполненную тьмой листву. Поползли медленные, ленивые мысли, сопровождающие рассеянное блуждание взгляда: «Хорошее размещение, и не скажешь, что хумансы». Неслышной тенью проскользнув за периметр поляны и в очередной раз кинув прощальный взгляд на оставленное сонное царство, дроу не смог не отдать дани уважения профессионализму прибывших гостей. Множественное перекрытие секторов ответственности и удачное расположение секретов позволяло если не избежать ночных неприятностей, так многократно снизить потери. Во всяком случае, возникшее было детское желание (основанное на воспоминаниях одной очень веселой ролевки и пары десятков вызвавших мерзкую дрожь наслаждения полуразмытых сцен, явно не принадлежавших ранее человеку и промелькнувших в памяти) подкрасться и нарисовать спящим дополнительные улыбки — хоть углем, а хоть и острой сталью — внезапно исчезло.
Через полчаса скольжения по ночному лесу, наполненному величественными звуками теплой летней ночи, дроу вышел на небольшую полянку — скорее, даже просвет, заросший мелким кустарником, в котором человеческая часть памяти моментально распознала шиповник. Тяжелые, наливающиеся серебристой темнотой ночи бутоны, распространяющие вокруг умопомрачительный аромат, длинные, усыпанные скрытыми в тени листьев колючками плети и свет четвертинки луны, выглядывающей из одеяла облаков, — все это создавало ощущение нереальности происходящего. Особенно если учитывать невозможность цветения шиповника в августе. Подойдя к темной, неподвижно застывшей в окружении кустарника фигуре, Ссешес опустился рядом с ней на колени и тоже подставил лицо лунному свету, глубокими вдохами заставив себя погрузиться в тишину и кристальную чистоту ночи, оставив все неприятные мысли где-то вдалеке…
