На этом взрыве неприятности не закончились. Несмотря на подавляющий огонь, выбивающий немцев и полицаев одного за другим, из-за кузова грузовика в сторону леса продолжали вылетать гранаты, не давая бойцам Иванова сделать вылазку и прикончить засевшего за импровизированной баррикадой противника. В принципе это продолжалось бы только до того времени, когда обошедший с фланга снайпер смог передернуть затвор своей винтовки, но замершая, безмолвная смерть решила по-другому. Вскинув лук, Ссешес отправил в полет еще одну стрелу, весело мерцающую в воздухе своим кислотным оперением, отправил практически вертикально вверх. И, дождавшись еле слышимого только ему звука, удовлетворенно опустил оружие…
Подождав, пока поднятая взрывами и выстрелами пыль немного уляжется и бурлящий в крови адреналин перестанет окрашивать окружающее в кроваво-красные оттенки (особенность строения глаз), Ссешес уверенным движением убрал лук в колчан и выдвинулся вперед, немного опередив при этом и Иванова, и его бойцов.
Тот самый немец, не добросивший гранату до опушки буквально два-три метра и получивший при этом подарок в виде углепластиковой стрелы с бронебойным наконечником, просто манил проснувшийся пласт сознания ролевика — это же был настоящий немец, собственноручно убитый и, самое главное, еще никем не обобранный. В прошлые ночные прогулки как раз это и составляло вторые по значимости после самого убийства моменты. Выпростав из ножен клинок, дроу подошел к безвольно раскинувшемуся трупу и, неодобрительно покачав головой, перевернул его на спину. Торчащая в небо стрела, прошедшая сквозь металл каски, завибрировала от резкого перемещения. Наступив коленом на грудь немца, Ссешес попытался аккуратно вытащить древко, но, судя по всему, застрявший в черепе наконечник не дал этого сделать: труп только издевательски кивал в ответ на все попытки. Приподняв каску и аккуратно, стараясь не поцарапать древко стрелы, переместив ее к оперению, Ссешес резким ударом расколол лобную кость и стряхнул с освобожденной стрелы уже ненужное украшение.
Воткнув стрелу рядом с трупом, неосознанно обозначив этим границы своей собственности, дроу аккуратно заскользил к машине. Нет, судя по тому, что виднелось в просвете, контроль не требовался, но сам факт такой точной стрельбы навесом и законная гордость, просто распиравшая ушастого лучника, требовали моментального ощупывания и осматривания цели. Обойдя автомобиль, дроу увидел довольно интересную картину — труп, разместившийся на корточках и уткнувшийся растрепанной головой в борт. Картину дополняли сложенные между расставленных колен руки и довольно экстравагантная булавка с ярким оранжевым оперением, пришпиливающая этого жучка прямо сквозь подключичную ямку. Отступив на шаг назад, Ссешес окинул фронт работ взглядом и, грустно вздохнув, занес клинок для удара.
— Ссешес! — Резковатый голос Иванова прорезал воздух. — Оружие тоже надо собирать. И документы посмотрите. Обычно в нагрудном левом.
— Сейчас. — Одновременно с вылетевшим из груди выдохом лезвие врезалось в спину немца, с характерным звуком разрубив ребра и перебив ключицу. От удара труп завалился вперед, практически полностью распластавшись по борту полуторки. «Как глупо!..» — успел подумать Ссешес, услышав тихий щелчок, раздавшийся откуда-то из-под уже распластанного тела немецкого лейтенанта, и вдруг все вокруг окрасилось красным и померкло.
Грохнуло. Иванов резко ушел в перекат и рванулся к полуторке. Взлетевшее нелепой темной птицей тело дроу рухнуло на землю и завалилось на левый бок.
Глава 12
ШЕЛЕСТ МЫСЛЕЙ
Не падайте в обморок, но, по-моему, мы все под колпаком у Мюллера.
Штирлиц. Т/ф «Семнадцать мгновений весны»
4.08.1941 г. Днем раньше. Сеанс связи с Центром
Место выхода на связь по всем писаным и неписаным правилам ведения радиообмена должно находиться на расстоянии от базового лагеря. И желательно на большом. Это минимизирует вероятность обнаружения и пеленгации. Но тут необходимо уточнить, что сие справедливо только в том случае, если для каждого последующего сеанса выбирается другое место. Тогда даже при наличии пеленгаторов служба радиоразведки противника узнает только вероятный район размещения. Именно поэтому небольшая группа людей в составе Иванова, штатного радиста группы и двух бойцов прикрытия уверенным шагом удалялась на запад от места стоянки и столь поразившего гостей подземелья.
Да если бы только подземелья, мерно и механически передвигая ногами, умудряясь при этом не издавать практически никаких звуков, Иванов медленно раскладывал по полочкам в своей голове те самые ни с чем не вяжущиеся факты, факты, существование которых медленно разрушало уже практически созданную на основании предоставленных Центром материалов картину. Игра-многоходовка вражеской разведки? Или дружественной, если брать во внимание лимонников? Ага, щазз! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Очень уж странные вещи падают в бездонную копилку фактов. Огни, странные, ни на что не похожие огни, отлично видимые с высоты и мгновенно потухшие при приземлении. И само приземление, не похожее ни на одну из проведенных до этого высадок, — странное поведение ветра, игравшего куполами как куклами и, подобно заботливым женским ладоням, опустившего их точно в нужное место.
Аккуратно отодвигая стволом автомата мелкий подлесок, раз за разом норовящий ударить колючими еловыми лапами или хлестнуть длинной упругой веткой орешника, Иванов продолжал взвешивать на эфирных весах своего разума увиденные им события и пытался найти им объяснение — любое другое объяснение, кроме стойкой мысли, все ярче разгоравшейся в его голове.
А какое еще может быть объяснение? Гипноз? Допустим… Допустим, что этот странный старичок и, самое главное, то чудовище, которое он так небрежно угостил подзатыльником, да-да, та самая «киса», воспоминания о встрече с которой весь день заставляли бойцов кидать настороженные взгляды в сторону окружившего поляну леса… «Киса», получившая в упор очередь на полдиска и даже не пошатнувшаяся от этого… Все это гипноз? Впрочем, за это предположение говорило то состояние, в котором по коридору, составленному внезапно зашевелившимися деревьями, отряд вышел на поляну, где их и встречал этот классово чуждый элемент. Уж очень ощущения были похожи на медикаментозное воздействие некоторых интересных препаратов, что правдоподобнее. Или на мощное мессмерическое воздействие, во что верилось ну с очень большим трудом! Только вот опрос, устроенный бойцам отряда, показал, что видения (если это видения!) были у всех одинаковые и не отличались даже в мелких деталях. Ну да и черт с ним, не об этом сейчас печаль. Факты, эти… бога в душу, факты… Ну вот какое можно сделать заключение и какими логическими выкладками объяснить наличие в болотистом леске сухого, заглубленного подземелья с освещением, вентиляцией и полным набором явно нечеловеческой мебели и кухонной утвари? Да и хрен с этими странными блюдами — в Китае, например, и не такое есть приходилось. Освещение — вот что больше всего поразило в процессе приветственных мероприятий и дальнейшего застолья, плавно переросшего в пьянку. Два огненных шара, так «неприметно» висевших под потолком центрального зала, освещали ровные, как будто оплавленные, стеклянистые стены, закрытые ниспадающими полотнищами странного черного шелка. Светильнички… явно знакомые и уже не вызывающие удивления у подчиняющихся объекту окруженцев, причем, судя по реакции старшины, явно побывавших в немецком плену. Тем более эта чертова магия… Сперва чуть не доведшая приданного химика до ступора, а после заставившая его полностью отключиться от окружающего мира, обдумывая открывшиеся перспективы. А факт непринужденного полета котелка? Этот беловолосый даже не вспотел и не отвлекся от разговора, как будто выполнял уже давно разученное, не связанное с сознанием действие…
Факты и предположения… Их разбегающаяся паутина заставляла морщиться от подступающей головной боли. Вот и сейчас — он должен дать отчет Центру. Отчет, в котором необходимо быть объективным и сообщить только достоверные сведения.
Двигаясь по все более темнеющему лесу, иногда проваливаясь по щиколотку в наполненный влагой, несмотря на сухое лето, мох, небольшой отряд все брел и брел на запад, перебираясь сквозь бурелом и обходя затянутые ряской болотные бочажки, раздвигая стебли осоки, больше похожие в своей остроте на миниатюрные лезвия. И с каждым шагом в голове Иванова все ярче и ярче всплывали кусочки, подробности поведения, моторики, физиологии и психологии объекта. И каждая эта песчинка знаний, подобно многотонной глыбе, своим падением разрушала бронированный панцирь восприятия окружающего мира. И заставляла по-новому выстраивать уже полученные факты. Нет, Иванов был не тем человеком, который, не доведя до конца одну методику, резко изменяет стиль и принципы работы. До тех пор пока не получен результат, неважно какой, разработка должна продолжаться. Но все больше и больше фактов выстраивалось совсем другим макаром и совсем в другом направлении. Все больше и больше находилось подтверждений той мысли, что шпионами тут явно не пахнет. А если уж и пахнет, то явно не человеческими!
