Элби оглянулся сначала через одно плечо, затем через другое. Так всегда делают самые крутые герои его любимых комиксов.
— Есть одна идейка, как облапошить копов. Я ведь подслушивал, о чем они говорят. Все время спрашивали твою маму, не было ли от тебя записки, что ты ударилась в бега. Если сбежала, то они не особо будут стараться найти тебя. А если подумают, что тебя похитили, тогда, конечно, совсем другое дело. Возьмут ищеек — и вперед.
— Так что, написать записку?
— Да. Я подброшу ее Грете. Тайком. Тогда они успокоятся хотя бы на время.
— А как они объясняют мое исчезновение?
— Все копы в один голос твердят, что будто бы утром в палату зашла медсестра и увидела, что тебя нет.
— А санитары не проболтались? — спросила я.
Элби отрицательно помотал головой.
— А они тут при чем?
— Долгая история. Просто, наверное, стыдно было признаваться, что какому-то всаднику удалось ворваться в отделение и выкрасть меня через окно.
Элби достал из кармана пачку сигарет.
— Да уж, им лучше помолчать. Иначе сами станут пациентами.
Конор поднял мешок с листьями и подошел к нам.
— Ну а Дейрдре? Можешь привести ее сюда?
— В первый раз слышу… — растерянно пробормотал Элби.
— Дейрдре мы займемся завтра, обещаю, Конор. Потерпи всего денек. — Я обернулась к Элби. — У меня ручки нет!
Элби достал из заднего кармана записную книжку, вырвал листок, протянул мне. Потом оттуда же вынул шариковую ручку.
Я огляделась в поисках ровной поверхности, на которой можно писать, и выбрала поваленный ствол дерева с ободранной корой. Я понятия не имела, что сделают со мной копы, если найдут, но почему-то была уверена, что мама больше не отдаст меня в психушку. А Келлер вряд ли сможет вернуть меня в отделение без ее согласия. Я присела на корточки, расправила листок и нацарапала записку следующего содержания:
Дорогая мамочка!
Я убежала. Позвоню тебе, как только доберусь до другого города. Со мной все о’кей.
Я никогда не вернусь в этот ад — в отделение! Никогда! Это нечестно!!!
Твоя дочь
— Что у тебя с рукой? — спросил Элби.
Рука сильно дрожала, вместо фраз выходили какие-то каракули.
— Наверное, отхожу от лекарств, которыми меня пичкали.
— И на что тебя подсадили?
— Сама толком не знаю. Может, на торазин или что-нибудь в этом роде. — Я протянула ему записку.
— Мой двоюродный брат сидел на нем. Сильная штука, доложу тебе. — Он сунул записку в карман, вытащил из пачки «Мальборо» плотно свернутый косячок, прикурил.
— Это поможет снять ломку.
— Правда?
— По крайней мере, расслабишься. — Он кивком указал на вьющийся дымок. — Прочистишь мозги. Правда, не знаю, что будет с великим королем Ольстера, если попробует затянуться.
— Так он тебе представился?
Элби ухмыльнулся.
— Типа того. Перечислил все свои титулы. Король того, повелитель сего. Потом расскажешь подробнее. Пошли покурим за железной дорогой.
— Но у меня нет обуви.
Элби пригнулся, замахал руками, как дикая обезьяна.
— Лезь на спину!
— Нет!
— Давай! Ты же мне как сестра. И весишь всего два фунта.
— А ты — три.
— Вот именно. Значит, я больше и тяжелее.
Похоже, это судьба — скакать то на лошади, то на спине мальчишки. Впрочем, Элби прав. Я не хотела курить травку в присутствии Конора, но была слишком слаба, чтобы уйти подальше. А Элби заслуживал объяснений, особенно после всего, что для меня сделал. Я залезла на его костлявую спину, обхватила ногами за талию. Не зная, куда девать руки, я просто положила их Элби на плечи. Он выпрямился и, пошатываясь, зашагал вперед, удерживая меня за ноги для равновесия.
— Чем вас кормили?
— Жрачка была паршивая.
Мы стали подниматься по насыпи, я обернулась и крикнула Конору:
— Мы скоро вернемся!
— Странный у тебя транспорт!
Элби перебрался через рельсы, пересек сломанный мостик, пролегавший над канавой рядом с путями. Мы вышли из леса и оказались на залитом солнцем лугу. Я не приходила сюда с того самого дня, как исчезла Фрэнни. С тех пор прошло два года, и меня вновь охватило чувство вины. И время года то же самое. Покачивались на ветру пурпурные соцветия чертополоха, огромные подсолнечники никли на высоких стеблях. Элби галопом несся по лугу, пыхтя и отдуваясь, потом остановился, чтобы отдышаться. Несмотря на жару, я невольно содрогнулась при виде леса по ту сторону железной дороги, поглотившего Фрэнни.
— Давай здесь и остановимся, — предложила я. — Ты устал.
Элби не возражал. Все же привычка к курению вредна для легких, быстро начинаешь задыхаться. Он уселся на шпалу, скрестил ноги. Я устроилась напротив, вытянула ноги, поставила ступни на разогретые мелкие камушки. Было здорово сидеть на железнодорожных путях посреди луга, щурясь от солнца, отражающегося в рельсах. Вроде и не опасно — если появится поезд, его будет видно за милю, — а все же риск есть, и это приятно щекочет нервы. Настроение портила лишь «матросская» пижама — постоянно напоминала, что я сбежала из сумасшедшего дома.
Элби достал косячок, прикурил, глядя на рельсы.
— Может, сядешь в проходящий товарняк, а?
— Да уж, представляю себе. Тур по Штатам в пижаме и босиком.
Он щелкнул зажигалкой «Зиппо» и произнес с деланым английским акцентом:
— Обувь есть гениальное изобретение человечества. — Еще раз затянулся и передал сигарету мне. — Мой двоюродный брат запросто избавился от побочного действия лекарств с помощью травки.
Я глубоко затянулась, кончик сигареты зашипел. Дым наполнил и обжег легкие. Моргая и хмурясь, я откашлялась и передала окурок Элби.
— Ну, ты, полегче! — со смехом сказал Элби. — Забыла, чему я тебя учил? Видела бы тебя твоя мать! — Он зажал окурок между пальцами. — Держать надо так.
Несмотря на нелепую внешность, Элби отличался истинной элегантностью движений, когда курил травку. Втянув дым, он начал постепенно выдыхать его сквозь стиснутые зубы.
— Придержи его немножко, секунд пять, а потом медленно выдыхай. — Элби не спеша выпустил дым изо рта, привстал и протянул окурок мне. — Можешь оборвать бумагу на кончике. И вообще, скажу я тебе, хорошая травка куда более безвредна, чем то, что предлагают эти долбаные фармацевтические компании. Во всяком случае, никакой химии.
Обычно, покуривая травку в компании Элби, я не особенно стремилась словить кайф. Но на этот раз постаралась сделать все правильно: задержала дыхание, досчитала до пяти, выдохнула медленно и старательно, точно пытаясь затушить свечу на именинном торте. И внезапно ощутила, как обострились все чувства. Травы стали особенно буйными, приобрели золотистый оттенок, а на галстуке Элби клубились радужные пятна. Даже птицы запели громче. Влажность больше не казалась тяжелой, словно шерстяное одеяло, а стала частью атмосферы, по которой я свободно скользила.
— Птицы раскричались, — заметила я.
— А тебя забрало! — рассмеялся Элби.
Я ощущала внутреннюю легкость и раскрепощенность, от сладковатого дымка казалась себе более легкой, воздушной, обтекаемой. Мне хотелось рассказать Элби обо всем. Мысли текли, обгоняя друг друга, и неожиданно для себя я вдруг выпалила:
— Элби, ты должен знать. Наверное, ты не поверишь, но к нам в дом приходят героини. С ума можно сойти. Это…
— О чем речь, подруга? Что-то я не врубаюсь.
И я рассказала ему все. Элби реагировал на мой рассказ совсем не так, как Кристина. Та с жадностью и почти с благоговением впитывала каждое слово. Элби же оставался спокоен, просто время от времени многозначительно кивал, точно мудрец. Единственным его комментарием было:
— Я всегда подозревал, что с твоей мамашей что-то неладно.
Я рассказала ему о Скарлетт, о госпоже Бовари, о Дейзи Бьюкенен и Бланш, но никак не могла заставить себя признаться, что же произошло с Фрэнни. Очевидно, сказалось действие травки. Мною овладел параноидальный страх, даже шепотом я не могла произнести ее имя, казалось, его тут же услышат в лесу по другую сторону путей.
— Сколько лет тебе было, когда все это началось? — спросил Элби.
— Пять. Как-то мама усадила меня рядом и рассказала о Рапунцель. Как она приходила к ним в дом, когда мама была еще малышкой.
— Но ведь они не появлялись, пока ты не умела читать?
— Почему же, появлялись. Или только начали появляться. Когда пришли Эстер Принн и Перл. — Я почти забыла о них. А тут вдруг вспомнила.
— Она пришла с ребенком?
— Они всегда были вместе.
— Мрак, — пробормотал Элби. — «Алая буква»[19] — грустная история.
— Тогда я толком не понимала, что происходит. А в прошлом году взяла в руки книжку и начала припоминать, о чем они говорили. Понимаешь, я что-то помнила, но отрывочно и думала, что это ничего не значит.
